Сакура удивлённо приподняла брови.

— Нельзя?.. Если это медицина, то я-

— Нет, — оборвал её Гаара. Затем повторил уже мягче, — нет. Но спасибо. Это не медицина. Это клятва целибата.

Перед ними опустилась тарелка со сладостями, и Сакура тут же не преминула запихнуть себе в рот большой мармеладный куб, утопленный в сахарной пудре. А то опять скажет что-нибудь не то.

Гаара вздохнул:

— После смерти отца у нас было мало вариантов на кандидата в Казекаге. Здесь … кровь имеет значение. Но не в том смысле, в котором было бы логично подумать. Исторически так сложилось, что все правители Сунагакуре — родственники. Второй был одним из сыновей Первого, Третий — прямой внук одной из двадцати трёх жён. Отец был правнуком. Но потомки основателя города в последние два-три десятилетия или затерялись, или вымерли. Более того, настоящим наследником мог считаться лишь кроваво-рыжий или золотоглазый человек, потому что … никто из тех, кто имел в себе кровь основателя, не был плохим воином. В особенности, люди с этими чертами. Какое-то время назад мой отец, Акасуна но Сасори и я считались последними, в ком была жива «старая песчаная кровь».

— Но причём здесь целибат? — не удержалась Сакура. — Казалось бы, надо наоборот, продолжать род. Разве нет?

Гаара качнул головой:

— Кровь Первого дремлет в трети населения. Я … поклялся хранить целибат, потому что таково было условие Совета Старейшин при моей инаугурации, — он встретился с ней тяжелым уставшим взглядом.

— Ты забываешь, Сакура, — произнёс Гаара тихо, — что я совершил множество непростительных поступков. Люди не могут отпустить тот незыблемый факт, что от моей руки погибли их возлюбленные, дети, родители, братья и сестры. И они не должны этого забывать — такова наша философия. Песок — это время, а оно вечно. Я должен был понести наказание; и это наказание жестоко, но справедливо. — Сакура не могла оторваться от его гипнотического взгляда. Гаара понизил голос почти до шёпота. — От меня не родится новая жизнь. И когда, спустя десятилетия или века, Сунагакуре исчезнет с лица земли, не будет ни одного человека, в котором будет течь моя кровь. Имя моему наказанию: забвение. И я принимаю его.

Затем он, как ни в чём не бывало, сунул в рот «рахату-рукуму» и улыбнулся ей с набитыми щеками, совсем как озорной мальчик.

Иногда Сакура его совершенно не понимала.

2.

Один раз в город пришлёпал Саске. Это было в сезон дождей, поэтому «пришлёпал» — глагол весьма конкретный.

Внутрь его, конечно, не пустили, потому что гиблая репутация бежала впереди него на несколько вёрст сломя голову, куда бы он ни шёл.

Но Гаара … не стал его прогонять. Не столько из-за дани уважения Наруто, сколько из-за разговора, свидетелем которого он стал.

… Канкуро зачем-то красил потолок, а Сакура зачем-то помогала ему обклеивать мебель и прочее газетами, чтобы он не перепачкал всё на свете. «Знаешь, сколько раз я красил что-то в своей жизни?!», «да помню я, помню, ты рассказывал. Не сердись. А вдруг Гаара чихнёт?». Пятый Казекаге, к слову, тоже меланхолично лежал под газетами, скрестив руки на груди. От Сакуры он отмахнулся со словами: «уйдите, женщина, я диван».

Канкуро объяснил, что Гаара пытался познать суть вещей, изображая одну из них.

— То есть если я на тебя сяду, это не будет политический афронт? — задумалась Сакура.

Из-под газет высунулась рука и показала кулак.

— Ладно-ладно, не больно-то и хотелось … — буркнула она. — Канкуро, тебе подержать стремянку?

— Лучше составь мне компанию, — отозвался он, сосредоточенно водя по потолку широкой кисточкой. — Расскажи чего-нибудь. А то с Гаарой сейчас вести беседу — всё равно что общаться с мебелью.

Диван плотоядно хрустнул газетами. Сакура решительным образом не хихикнула.

— А ты задай мне вопрос, — попросила она. — У меня не получается … брать тему с потолка, в отличие от некоторых.

Канкуро усмехнулся.

— Засчитано, засчитано … — задумался. — Тебя постоянно сравнивают с Принцессой Слизней, насколько я знаю. А ты сама как думаешь? Это похоже на правду?

Сакура осторожно села на ковёр, устланный полиэтиленом. Подогнула под себя ноги. Дома родителям бы и в голову не пришло красить потолок глубокой ночью: но в доме Сабаку ночь — то время, когда все обитатели могут пересечься. Гаара категорически отказывался спать, если на то не было нужды. Он говорил, что просыпается каждый раз с призрачным ужасом — организм так окончательно и не привык жить без демона под слабенькой печатью.

Надо было отдать Канкуро должное: красил он действительно очень осторожно, бывалыми мазками и быстро.

— Ты знаешь… — Сакура задумалась над ответом. — Не буду спорить, говорят, я действительно похожа на госпожу Цунаде. Но вот кто по-настоящему на неё похож? Это Саске. Безусловно и абсолютно.

Да, я у неё многому научилась, бесспорно: и лечить, и убивать, и вскрывать тела. Но … не я потеряла весь свой клан. Не я убегала по всем странам от прошлого, давясь яростью и ядом. Не я незаслуженно бросила друзей, поставив своё исстрадавшееся эго выше общего благополучия … — она вздохнула. — В Конохе действительно всё слишком быстро забывают: как хорошее, так и плохое. При всём моём уважении к ней, госпожа Цунаде та ещё грешница.

— А по своим не скучаешь? — сменил тему Канкуро. По комнате уже стелился крепкий запах свежей краски.

— Ты знаешь, — задумалась она после небольшой паузы. — Это сложный вопрос. Простой ответ на него: «пожалуй, ещё нет».

— Простые ответы это как лёгкие пути, — неожиданно подал голос Гаара. — Нам они не интересны.

Сакура вздохнула:

— Ладно … я была тихим ребёнком. А моя компания в Конохе очень … шумная. Это как-то неуютно, не знаю. От того же Наруто мне часто хочется спрятаться, хотя он хороший. Но ученица Цунаде не может быть тихой. Понимаете? Вот я и стала агрессивной. А мне так не нравится.

Ей казалось, братья Сабаку знали больше о масочничестве, чем все их сверстники вместе взятые; за исключением Ино.

Гаара подходил к социальной ответственности как к алгоритму или механизму; а дома или с хорошо знакомыми людьми позволял себе расслабиться и побыть эксцентричным глубокого взрослым подростком, у которого не было нормального детства. А его старшему брату полагалось такое знать: кукловоды были самой загадочной кастой в системе Сунагакуре.

— А мы не докучаем тебе своим обществом? — поинтересовался Канкуро, сосредоточенно водя кисточкой.

Сакура посмотрела на него добрым взглядом.

— Нет, что ты. Что ты…

… Гаара так ей и сообщил: «я не прогнал Учиху Саске, потому что ты сказала, что он похож на Цунаде».

Сакура поставила руки в боки.

— А если я категорически не хочу с ним разговаривать?

Гаара с каменным лицом пожал плечами:

— У меня сострадание.

Дождь на улице уже хотя бы никого не топил, но моросил. До сих пор было трудно поверить, что в пустыне могут идти настоящие ливни. Сакура очень не хотела встречаться с Саске. Она понятия не имела, зачем последний Учиха мог к ней пожаловать. Да, контракт был продлён ещё на полгода. Да, она не спешила возвращаться в Коноху.

— Гаара, — замялась Сакура. — Я понимаю, что … сострадание. Но, — но Канкуро всё ещё не было на месте. Когда он находился рядом, она чувствовала себя спокойнее. — Но как человек Саске … такой предатель, честное слово. Я ничего от него не хочу. Ни доброго слова, ни улыбки, ни «как дела».

— Тогда скажи ему об этом, — снова пожал плечами Гаара.

… И она сказала.

Липкий ветер прибивал к её балахону песок. Распогодившийся закат стоял яркий, розово-персиковый, как её волосы под солнцем. Она не плакала, когда говорила, и голос её не дрожал. Нет, Саске, я здесь по доброй воле. Нет, не хочу от тебя ни любви, ни единого поцелуя. Огонь погас, и угли уже не раздуть. Ты всё сломал. Ты опоздал. Мне ничего от тебя не нужно.

Саске смотрел на неё большими глазами. Губы у него были обветрены, а на щеках блестел румянец от холода.