— Ну что? — спросила последняя Сенджу с игривой улыбкой. — Сделать тогда тебе подарок, что ли? Прощальный. Спорим!.. Спорим, что Казекаге не позовёт тебя на долгую-долгую-долгую стажировку в ближайшую неделю? Если ты выиграешь, то едешь! И проигравшей проставляешь две, нет, три бутылки! А проиграешь… хм-хм-хм. Сама ему предложишь идею про стажировку, а я тебе рекомендательное напишу. Идёт? — И они ударили по рукам, как это часто уже бывало.

Буквально через два дня прибыл с неожиданным визитом Гаара.

5.

Говорили, он бродил с беспристрастным лицом по Конохе; глядел на стройку и деревянные бараки. Песок, привезённый из Сунагакуре, ходил по новым улицам, которые еще не успели назвать, огромными львами и жирафами на потеху детям. Они никогда не видели никого диковиннее белки или летучей мыши.

Сабаку но Гаара ел рамен со свининой, задумчиво кликая палочками лапшу и нарутомаки. Ходил в барбекю, один, жарил себе тонкие ломтики мяса на огне и складывал на рис. Он сидел на головах Хокаге и смотрел на восстанавливающийся город. По ночам ветер гудел в котловане, и Казекаге его слушал.

Никто ни в чём не упрекал иностранного гостя. Всем было ясно, зачем он приехал.

Скоро должна была выйти замуж его сестра.

Когда Сакура наконец увидела Казекаге, после стольких искромётных слухов, он одиноко сидел на дереве, свесив ноги, (парк вырастил капитан Ямато, разумеется) и пил чай из термоса. Пахло пряностями, вкус которых она знала на языке, но названия которых не помнила совершенно. Жители страны Огня предпочитали заваривать чай с тем, что росло в их садах, не более.

Песок отпугивал тех, кого не пугала репутация молодого Казекаге. А у неё издавна было сострадающее сердце, падкое на печальных мальчиков.

Сакура запрыгнула на дерево и села рядом.

— Когда она выйдет замуж, — после долгого молчания произнёс Гаара, — наибольшая часть её чакры будет запечатана. Две татуировки на внутренних сторонах бедра, одна на копчике и ещё одна сзади на шее; потому что женская любовь жертвенна. Темари отдаёт свои воинские амбиции и мечты взамен на сердце и могучие руки своего любовника. Шикамару-сан будет обязан нести её на руках от границы Суны до дверей их нового дома.

Сакура впечатлённо хмыкнула. Расстояние было немаленькое. Полутора суток очень бодрым темпом с одной ночёвкой.

— Все бракосочетания в Суне такие?

— Конечно нет, — мягко возразил Гаара с тенью улыбки. — Это специальный ритуал, придуманный первым Казекаге для заключения династических браков, связывающих кровью разные страны. — Он сделал глоток чая. Сакура влажно шмыгнула носом, ночная прохлада уже сидела под кожей: ей померещилась в аромате … гвоздика. — До этого, например, был ещё один, но он состоялся лишь один раз и был запрещён самим же Казекаге.

— Почему? — полюбопытствовала Сакура. Ей казалось, после долгого молчания, Гааре могло захотеться поговорить. Каким бы отшельником он ни был, человеку нужен человек, хотя бы периодически.

— Это долгая история, — качнул головой Гаара. — Только если вы, Сакура-сан, хотите послушать. Действительно хотите? … Ну, хорошо. Если вы уверены.

… Некогда в пустыне жил мужчина. Никто не знал, от кого он родился и где научился искусству войны; никто не знал его настоящего имени, он всегда назывался по-разному. Волосы его были алы и ярки как кровь, кожа белела ярче молока, а глаза отливали горячим золотом. Ветер терялся в его широких свободных одеждах. Ему не было равных в пустыне, поскольку совмещал он в себе две способности: управление песком и гипноз. Не только был он могуч, независим и неукротим, он единственный мог совладать с Шукаку: хитрой загадкой или честным боем. Люди поклонялись ему как божеству. И однажды к нему обратились с необычной просьбой: помирить странствующие кланы. В пустыне выжить нелегко, все друзья — это семья, вассалы, да и только. Тогда он придумал следующее. В плату за помощь потребовал он от каждого клана, которому когда-либо помогал, женщину, сочетавшую мудрость и красоту. И начертил на коже каждой своей кровью и пеплом волос символы, которые остались на женщинах до самой смерти. Так он обрёл себе двадцать три жены-наложницы; каждую он разодел в шелка, и каждая родила ему ровно одного ребёнка: здорового и талантливого. И кланы, соперничавшие или враждовавшие, стали кровными родственниками. Именно он основал Сунагакуре, и за то люди прозвали его «Казекаге».

— Ничего себе, — вытаращилась Сакура. — Это правда так было?

— Конечно, — невозмутимо ответил Гаара, делая ещё один глоток. Длинные тонкие пальцы мягко скользнули по узору чашки термоса. — Акасуна но Чиё была одной из внучек Первого Казекаге. А я являюсь его праправнуком.

— Так это значит, что Сасори?..

— Тоже его праправнук? Да, так и есть. Говорили, что из всех отпрысков, уже умерших и ещё живущих, он больше всего внешне напоминал Первого; обычно наследовались или цвет волос, или глаза.

— То есть, Третий Казекаге тоже был его внуком?.. Я помню, что у марионетки были золотые глаза.

— Вы верно подметили, Сакура-сан, — мягко согласился Гаара. Помолчал. Ветер мягко шевелил листья на дереве. По воздушному потоку ручейками скользил песок. Какая всё же опасная способность. — Я бы хотел, как друг, чтобы вы подметили для меня кое-что ещё. В городе говорят … — и хотя Коноху всё ещё сложно было назвать городом, Сакура поняла, о чём речь, — что вы хотели бы уехать. Ненадолго или надолго. К сожалению, мне больше некого просить. — Гаара встретился c ней взглядом. — Моя сестра Темари, — произнёс он одними губами. — Я хочу знать, насколько сильно Нара Шикамару будет её ценить. — И добавил, — если вы разузнаете … я в долгу не останусь.

Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

— Давайте я помогу вам просто так, — предложила со вздохом Сакура. — У вас … больше друзей, чем вы думаете, господин Гаара. Тем более, такое дело. Единственная сестра. А потом вы тоже можете помочь мне просто так. Как вам такое?

Гаара издал что-то похожее на смешок и отвернулся.

— В Сунагакуре, — объяснил он, спустя паузу, — на любой вопрос есть ответ; на любой ответ есть вопрос. Действию предшествует нечто протодействия, и из него происходит последствие действия. Ничто не падает в небытие, потому что небытия нет, есть лишь цепь со звеньями, переплетающаяся с другими цепями. Вследствие этого, ваша просьба невозможна, Сакура-сан. Вы хотите разжать звенья, а потом свести снова. Учтивость здесь — вежливый самообман, усложняющий процесс. Давайте играть честно. Вы делаете мне одолжение, и на почве вашего результата произрастает моё одолжение к вам.

— Если результат вам не понравится, я потеряю мой шанс, — сухо усмехнулась Сакура. — А самообман даёт мне … не знаю что, но что-то даёт. Если ответ Шикамару вам не понравится, я буду точно знать, что дело не во мне.

— Дело здесь не в моём будущем родственнике, и уж, тем более, не в вас, — таинственно произнёс Гаара. Было в его голосе что-то от фокусника. — Вся суть в последовательности.

И, удовлетворившись своей загадочностью, Гаара растаял в песке, вместе с термосом. Возможно, полетел смотреть на луну, или ещё что.

Сакуре казалось, что она совершенно его не поняла. И что было бы неплохо всё-таки попросить попробовать тот пряный ароматный чай — на тот случай, если она всё же не уедет в Суну.

6.

Всё детство и отрочество Шикамару маячил у неё где-то на периферии.

В шумном классе Академии он был тихим сопением на тетради рядом с хрустящим и чавкающим Чоджи. А потом — самым легким соперником во время тренировочных боёв. Шикамару, метр — с ананасом на голове — без кепки, тёр нос, на котором сидела клякса от чернил, щурился на солнце и гордо говорил: «ставьте хоть кол, девочек я не бью». Ино тогда ругалась и дулась, что из него вырастет разгильдяй и бестолочь, и что обязательно какая-нибудь негодяйка возьмёт его и …

А Шикамару упрямо отвечал, растягивая слова, будто объясняя что-то очень простое кому-то очень глупому: «де-е-евочек я-я не бью-ю». И добавлял с авторитетом и привычно: «Завянь, гербарий». Ино на гербарий обижалась и не разговаривала потом с ним весь остаток дня, чем маленький Нара охотно пользовался.