— Бестолочь непутёвая, — тёплый цвет глаз смотрел холодно и строго. — Зазря тратишь моё время. Ненавижу.

— А я понятия не имею, почему ты мне снишься! — обиделась Сакура.

— Разве не ясно?

И ткнул пальцем её ромб на лбу.

— Нечего тебе делать в Конохе. Вторая принцесса Цунаде, вот кем ты там будешь. Не более. А если по глупости выскочишь замуж за того щенка Саске, то, к тому же, станешь безымянной мамашей его тупорылых отпрысков. — Он отошёл назад и отвернулся. — Унизительно.

Сакура растерянно моргнула.

— Это мой дом! — крикнула она зло и сжала кулаки. — И никто не просил тебя приходить!

— Неужели? — скучающе хмыкнул он, не оборачиваясь. — Разве не ты скулила и ревела, как дрянь последняя, столько ночей на своей старой кровати?

Она бы ударила его, но что-то как будто мешало.

Сасори медленно обернулся.

— Разве это не показатель, — тихо спросил он, — что тебя утешает враг, а не союзник и друг?

— Мёртвый враг!

Сасори смотрел на неё тем же взглядом как когда-то, вытаращенным и кукольным, нарочито безэмоциональным. Но не безразличным. От этого не было легче.

Он по-совиному наклонил голову вбок, не меняя выражения лица:

— Смерть, — медленно произнёс кукловод, — по моему опыту, лишь переход из одного состояния в другое. Враги не бывают бывшими, Харуно Сакура.

— Тогда почему ты здесь? — от этого вопроса нельзя было удержаться.

Ей показалось, будто он дёрнул уголком губ. Но движение было столь быстрым, а она — такой пьяной, что загадка осталось загадкой. Сасори тихо вздохнул.

— Не задерживайся надолго в Конохагакуре, — сказал он, и вдруг действительно посмотрел на неё с толикой иронии. Эмоции ему были к лицу; жаль, что он всю жизнь их старательно избегал. — Ниндзя Листа в мирное время имеют тенденцию гнить, как те ваши хвалёные деревья, вокруг которых столько шума про Волю Огня. К примеру, твой никудышный учитель, Хатаке Какаши. Сентиментальность и расслабленность — худшие качества ваших старших товарищей. И вы пойдёте по их стопам.

— Он скоро станет Хокаге, — поделилась новостью Сакура.

— Иначе говоря, займёт место лидера милитарного автономного округа в глубоко мирное время, когда всем всё прощается и всем всё можно, — сухо парировал Сасори. И прищурился, — это престижно, но убого.

Сакура никак на это не возразила. Но мира, честно говоря, хотелось. Было жаль неунывающего Гая-сенсея в его инвалидной коляске. Воспоминание сиротливого гроба с телом Неджи (такой молодой и красивый, как жаль, как жаль) вызывало слёзы. Все эти встречи-прощания с мёртвыми, весь тот ужас, когда стоишь на негнущихся смертных ногах и нагло смотришь в глаза высшему существу, и этот негодяй Саске с его чёртовой иллюзией, и однорукий Наруто …

— Сунагакуре, — после паузы продолжил Сасори, — это вечность мягких песков и бесконечность окружающего горизонта. Это вой голодных бурь и музыка глубоких чистых ключей. Коноха не помнит своих героев — на месте сожжённого леса появляется новый, а старые пни умирают до молнии.

Его глаза блеснули янтарём; и будто вся реальность этого сна вздохнула. Серо-бурая пустошь реальности обдала Сакуру свежим ветром и ласково потрепала кукловоду пушистые волосы.

— В пустыне, — продолжил Сасори, — люди живут бок о бок со временем. Его быстротечность не так очевидна, бессмертие же — самое частое лицо этого бога. Никто не забывает ничего, ибо пески стабильны в своей переменчивости. Харуно Сакура, — посмотрел он ей в глаза, — если не хочешь оказаться бездарно покинутой и забытой — уходи. Запомни. Говорю в первый и последний раз. Лес потеряет всего одно цветущее дерево; пустыня же в твоём лице приобретёт целый оазис.

3.

На Саске болталось чёрное пончо, когда он прощался с теми, кто столько лет так его ждал. Взъерошенный и однорукий, он напоминал ворона, или ворону, или грача — сильно побитую птицу — которая в очередной раз собиралась в долгий, никому не известный и одинокий, полёт.

Наруто стоял со слезами на глазах, разумеется. Сакура одолжила ему пачку бумажных салфеток, чтобы он не сморкался куда попало. Какаши-сенсей стоял больше за компанию, чем для проводов. А сама же она мялась с ноги на ногу, (чтобы колени не затекли), скорее как в дань традиции, чем для чего-то ещё. И потому что всё-таки, по-своему, дождалась.

Она протянула ему дежурную улыбку, фальшивую и мягкую, которую так привыкла раздавать пациентам в госпитале; и больше на него не смотрела. Не в лицо, по крайней мере.

На душе у неё стелился мир, как после глубокого выдоха.

Когда Наруто вовлёк всех в общие объятия, Сакура почувствовала, как Саске мягко ткнулся носом в её затылок и принюхался — шампунь с жасмином и дорогие духи с легким прохладным ароматом. И когда его нос скользнул вбок, чтобы ненавязчиво коснуться девичьей щёки, Сакура прикусила губу до крови — и отвернулась.

Наруто, как обычно, ничего не заметил. Но он и не должен был. Слишком мало опыта, плюс неспособность заострять внимание на деталях.

Какаши-сенсей, (уже потом), поднял на неё бровь и всё же задал вопрос, потому что каждый в Конохе (и его собака) знал, что милая добрая Харуно Сакура была до беспамятства влюблена в опального последнего из клана Учиха.

Она пожала плечами и спросила: «это важно?».

Хатаке Какаши хотел сказать, да, это важно, но проглотил слова до того, как они выскочили. В конце концов, Сакура ничем не была ему обязана; и он, в целом, не имел права допытываться. Его звали учителем скорее по доброй памяти, чем по заслугам, и это, конечно, горчило.

Ещё горчила слепая вера Наруто, как и слепое упрямство Саске. Раньше оставляла неприятное послевкусие слепая любовь Сакуры. Но теперь молодая девушка, когда прижимала ладонь к сердцу, хмурилась и напрягалась, как от плохого воспоминания. И от этого на душе скребло куда сильнее.

4.

Разница между подругой и наставницей в том, что первая поможет без лишних вопросов, а второй всё-таки надо что-то доказывать.

— Почему я не могу просто уйти? — спросила Сакура очень устало. Вопрос звучал как последняя надежда, к тому же обречённая. — Почти никто не ранен в последнее время. Эпидемии приходят и уходят. Мои друзья встречаются и даже женятся. А я здесь. Торчу.

Цунаде, которая едва разобралась со стопкой важных бумаг, страдальчески вздохнула.

— Если это опять по поводу Учихи-

— Нет. Не опять. Не по поводу Саске. — Когда Сакура злилась, она начинала резать слова, как ветчину — ломтиками. — Он хотел меня поцеловать, а я ему отказала. И не жалею. И не хочу жалеть.

— Тогда зачем ты хочешь сорваться с места и упорхнуть в дальние дали? — подпёрла Пятая Хокаге голову ладонью. Насыщенно-красный маникюр блеснул под солнцем. — Ты никого не потеряла в войне, милая. Тебе незачем уходить.

— Я дышать здесь не могу, — процедила Сакура. — Просто. Не могу. Дышать. Это невыносимо.

У Цунаде взгляд сделался тяжелым, совсем пожилым.

— Ты думаешь, — спросила она тихо, — тебе станет лучше где-то ещё? Поверь старой незамужней кошёлке: от себя не убежишь и не спрячешься.

— Я понимаю. Нет, я правда… правда, понимаю. Хоть и не в такой степени. Но Наруто гулял. Саске никогда не переставал… гулять. А Какаши-сенсей такой мастер убегать от своих проблем, что даже за обеды не платит, спихивая счёт на других. По-моему, будет только честно, если я пойду.

— И куда же?

Сакура пожала плечами.

— Недалеко. В Сунагакуре. Гаара слишком дорожит Наруто, чтобы позволить чему-нибудь случиться со мной. И Канкуро мне обязан.

Цунаде пробежалась по ней глазами. Нетрудно было догадаться, что она видит: мятая одежда, неухоженные волосы, круги под глазами, бледная-бледная кожа, потухший взгляд ярких глаз.

— Мне не хочется тебя отпускать, — призналась она. — Просто не хочется. К отсутствию других, — она выдохнула, — можно привыкнуть. Но к отсутствию моих учениц? Не-ет. Хотя… Шизуне скоро выйдет из декрета… И Какаши совсем скоро меня заменит. Скорее бы! Жду не дождусь. — И тут она неожиданно хлопнула ладонью по столу и ощутимо сменила хандру на азарт. Как будто и не планировала в жёсткой форме отказать.