Она вспомнила о безголовом теле и о его ране в грудной клетке. Она хотела уйти, ее тело замерзло, но она боялась проделать путь назад. Тащить тело обратно было рискованно.

«В любом случае, причина распада не будет иметь значения, когда распад будет завершен. Не следует замедлять процесс. Разве что ради удовольствия – если тебе это доставит удовольствие, ты можешь, мы можем немного замедлить процесс. Какого черта? Вряд ли носитель является причиной. Он может являться причиной – пусковым механизмом. Он убьет тебя и даже не узнает об этом – в лучшем случае. На это стоит надеяться – надеяться, если ты ничего не собираешься менять».

«Носитель красив. Идеальная машина для убийства должна быть красива. Жестокость, облаченная в одежды красоты. Несовершенство хищника проявляется в сопротивлении жертвы. Идеальный хищник должен руководствоваться волей жертвы, чтобы избежать любого сопротивления. Если это условие соблюдено, хищник тождественен жизни. Если условие не соблюдено, мы заметим хищника, и, значит он обречен на существование где-то в зоне нашей непосредственной досягаемости, и мы начнем нашу охоту, чтобы им полакомилась смерть, которой мы одержимы, наша действительная смерть.

Проблема заключается в том, что бесшумные шаги твоей смерти уже слышны носителю, потому что твоя смерть ему не принадлежит, и наоборот.

Грубость необходима. Интересно, чья смерть победит, когда они сойдутся друг с другом. Стоит ли им нападать друг на друга, если у каждой из них при себе уже есть идеальная жертва? Вот природа видимого. Приглядись внимательнее и рассмотри, чья смерть ближе всего, и куда направляются хищники.

Твой мир состоит из структур соединения, а мой мир из забранных жизней».

Она подползла к двери, почувствовав страх и отвращение. Выбирая момент, она ненадолго замерла, после чего открыла дверь, за которой стоял смрадный сумрак. В глубине помещения стояла тьма.

Тошнотворные теплые нити воздуха мгновенно проникли в холодный воздух снаружи и разрослись в нем. Она перетащила тело через порог, закрыла дверь. В тишине звуки казались оглушительно громкими. Она старалась не поворачиваться, игнорируя окружение. Она боялась, что женщина заметила ее. Она протащила тело через комнату. Волочащееся по полу тело издавало громкие шорохи, шипение.

Старушечье тело появилось перед ней. Оно было высохшим, покачивалось. Его глаза смотрели в пространство рассредоточено, тупо, так, что нельзя было понять, видит ли тело что-либо перед собой.

Иссушенное тело женщины легло назад, в темноту, снова став слабо видимым. Женщина вновь опустилось на гибридный держатель, тут же завладевший ей. В темноте раздался тихий плаксивый голос: «Ты пришла навестить меня?».

Она застыла, стараясь не шевелиться, все еще держась за раненое тело. Застыв, она хотела обмануть женщину, воспользоваться ее слабостью, чтобы она забыла про ее существование и не поняла, что она ее навещала.

Она испытывала стыд перед женщиной – возможно, из-за того, что они обе жили. Она надеялась, что ее присутствие затеряется в ряду неясных умственных действий, которые гибридный держатель заставлял продуцировать женское тело.

Женское тело позвало ее к себе. В его голосе прозвучали бьющиеся тупые оттенки радости. Она бросила тело, резко встала и быстро направилась к выходу из помещения, не обращая внимания на призывы.

Она вышла, пошла прочь от захлопнувшейся створки двери, услышала глухой стук. Стук повторился. Она повернулась и быстро направилась назад к двери. Ее тошнило, тело дрожало крупной дрожью. Дверь открылась – из помещения выпало безголовое тело, вместе с которым вылилась волна тошнотворного запаха экскрементов и разложения. Из глубины снова донесся голос. Она оттащила безголовое тело дальше от двери, в коридор. Из его шеи текла жидкость, похожая на кровь. Кровь текла по полу, смешиваясь с пылью – это было даже красиво – темно-красный нимб заменял отсутствующую голову.

Она немного отступила от тела и продолжила его рассматривать. Когда из тела вылилось прилично жидкости, и лужа сильно разрослась, тело стало неуклюже двигать руками, затем перевернулось, покрывая свою кожу кровью. Тело каталось в луже красной жидкости, что из него по-прежнему вытекала, пытаясь полностью покрыть ей свои оболочки, которые и без того были испачканы и покарябаны, особенно сзади, так как она перемещала его неаккуратно.

Извалявшись в жидкости, тело село и немного повернуло торс к ней. Ей это не понравилось. Она быстро встала и побежала вниз, а затем вперед до тех пор, пока не покинула здание спирали, оставив тело.

Было темно. Шел снег. Небо было иссиня-черным. На нем были видны рваные серовато-голубые облака, дальше мерцали звезды. Оболочек, закрывавших небо щитом, не было видно.

Снег скрывал основание стен. Она постепенно освободилась от спиральной раковины здания. Снежинки падали на ее одежду. Глубокие синие тени лежали неподвижно, присосавшись к своим носителям.

Прямая дорога лежала посреди широкого открытого поля, вдалеке искривленного гигантскими глыбами зданий. Еще одно здание спирали возвышалось поодаль как поверженный труп титана, обезображенный светом множества мертвых глаз.

«Когда титаны умерли, их кожа стала черной. Это удивительно – посреди всего этого белого пространства, заваленного снегом, они сгорели изнутри.

Я знаю, как это произошло – их глаза продолжали гореть, когда они умерли. Смерть опалила белоснежную кожу сиянием мертвых глаз. Их глаза похожи на звезды, сияющие на небе. Они есть чернота неба и уродующее ее сияние звезд – все они, как глаза пауков, ищут новые тела.

Кожа похожа на снег, а снег на звезды – мое тело похоже на снег и звезды, поэтому все вокруг меня должно сгореть и превратиться в ночь. Должно остаться только мое тело и аналогичные ему тела, которые сгорят, когда придет рассвет.

Интересно, из-за чего титаны умерли. Наверное, они сгорали постепенно, их кожа становилась все более черной – и потом они перестали двигаться – остались только звезды.

Светает достаточно долго для того, чтобы успели остаться только самые сильные хищные звезды – каждый может поучаствовать в этом соревновании подобия, чтобы затем наиболее чистые отфильтрованные хищники отправились к столу настоящего солнца, чтобы оно могло их пожрать, как они ранее пожирали своих жертв…

Если, конечно, рассвет настанет – потому что, конечно, настоящее солнце не могло бы скрываться – а, значит, и настоящего рассвета никогда не будет. Будет просто сильный хищник – и он станет нашим рассветом.

Моя хищная природа разрушает снег. В конце концов, никто из нас не виноват в том, что рассвет приходит как хищник.

Мне бы, конечно, больше понравилось быть почерневшим мертвым телом – умершим первым, в самых глубоких тенях, сраженным самым слабым светом, миром, обратившимся в прах – но продолжения не избежать – и сможет ли самый сильный убийца обратить меня в пустоту? – все это для того, чтобы он мог увидеть бесконечность, расстилающуюся вокруг него.

Один сияющий живой мир, одно существо и черная мертвая бесконечность, сияющая вокруг него, в его глазах – и этот мир мог бы называться адом, если бы не был полностью обращен в пустоту. Хищное солнце – хранитель пустоты.

Я просто хочу попасть в мертвенную бесконечность, быть самым первым, самым настоящим трупом – ну почему каждая вспышка высвечивает во мне жизнь, все новые формы и звезды. Паразиты порождают слабый усиливающийся свет – они внутри и снаружи меня рождаются бесконечными формами существ.

Изоляция могла бы стать выходом – изоляция в форме сплочения хищным хранителем пустоты в хищное солнце – и больше ни единой формы – только вечный мрак – это единственный шанс умереть».

Здания располагались на большом расстоянии друг от друга поодаль от дороги. Поле покрывал снег. Снег летел с неба. Он падал, подобно слезам, сияющим холодным светом. Свет взрывался искрами на слабо фосфоресцировавшей в темноте дороге. Свет от дороги распространялся за ее пределы необычно ровно, обрываясь четко очерченными фигурами.