— Хрень какая-то. — Продолжил переключать каналы.
На следующем — бесконечный рекламный блок. Еще на двух — заставка перерыва. На одном из зарубежных — что-то вроде новостей, двое мужчин в студии, с очень усталым видом разговаривали о эпидемии.
— Мы не можем назвать причину, чтобы не вызывать панику. — Ответил первый, с седыми висками и подписью на экране — профессор эпидемиолог.
— Но что вы скажете, по поводу теории, о том, что главная причина — изменения цвета неба? — Спросил второй, в небрежно расстёгнутой рубашке и без привычного галстука.
— Как ученный скажу, что у нас слишком мало фактов и доказательств, чтобы связать эти явления. Но как простой человек добавлю, это не совпадение — утром небо изменило цвет, и тут же были зарегистрированы первые случаи заражения. Как такового очага заражения не было, оно началось лавинообразно по всему миру. Изменение цвета стало либо причиной, либо последствием, это точно. — Профессор сделал глоток из стакана, стоящего перед ним.
— Какова природа этого заболевания?
— Вирусная. Новый вид. Проникает в организм воздушно-капельным путем. Что удивительно: он необычайно агрессивен, имеет очень малые размеры по сравнению с другими вирусами, от него не спасают даже респираторы и прочие защитные средства, переноситься в мельчайших частицах воды. Инкубационный период от нескольких часов до двух-трех суток.
— То есть люди, которые сейчас еще не заболели вполне могут быть его носителями?
— Не могут быть, они уже. Мы связывались с эпидемиологическими центрами по всему миру. Везде брали пробы воздуха и грунта, и концентрация вируса во взвешенном состоянии просто колоссальная.
— Как думаете, сколько примерно процентов населения заражено?
— Не хочу вас пугать… — Профессор сделал долгую паузу, еще отпил. — Не менее девяносто девяти, а то и все сто. Есть редкие исключения, шахтеры, подводники, но я думаю это вопрос времени.
Ведущий, на секунду закрыл глаза, потер лицо ладонями, но смог взять себя в руки и продолжить.
— Как это работает? Как он нас убивает?
— Первые симптомы как при ОРВИ или гриппе, но это лишь первые. Вирус проникает в головной мозг и нарушает работу гипоталамуса. Начинается сильное обезвоживание, диарея, потоотделение, рвота. Организм теряет жидкость в ужасающем темпе. Смерть приходит либо от обезвоживания, либо от связанных с ней осложнений. Вирус какое-то время продолжает функционировать даже в мертвом организме, мумифицируя тело, так что останки потом не разлагаются, попросту нечему.
— Есть какой-нибудь способ борьбы?
— Вакцины разрабатываются месяцами. Испытываются. Сейчас у нас нет времени не то что на разработку, даже на определение природы этого вируса. Это абсолютный убийца, молниеносный. Он не оставляет нам времени ни на что. Ни одно из известных лекарств не может его остановить, он не боится температуры, засухи, прекрасно себя чувствует вне организма.
— Что ты хочешь этим сказать? — Ведущий забыл о журналистской этике и привстал со стула.
— Мир уже умер, мы лишь наблюдаем агонию.
Саша выключил телевизор и бросил пульт в стену. Пластиковый корпус разлетелся, батарейки со стуком покатились по кафельному полу.
Что делать? Куда бежать? Как спастись? Он тоже заражен?
Быстро подскочив с дивана, забежал на кухню и рывком выдернул из шкафа домашнюю аптеку. Термометр. Хоть и электронный, но меряет ужасно долго. Наконечник противно обжег холодом подмышку. Два тоненьких писка. Тридцать шесть и пять. Облегченно выдохнул, но тут же вспомнил, что мужик по телевизору сказал о инкубационном периоде. Вытряхнув на пол все возможные лекарства, начал искать таблетки с надписью «противовирусное». Съев около дюжины разных пилюль, вернулся в зал.
«Кому еще позвонить? Что вообще делать?»
Страшно. До дрожи. Впервые в жизни остался один на один с проблемами. Даже когда первый раз попал в ментовку с несколькими граммами порошка, не было так страшно. Знал, что есть отец, который отмажет, защитит, прикроет. А от гнева отца — спасет мать. Сейчас их нет, и в глубине души понимал, что не так уж много людей готовы его не то что любить, даже просто терпеть. Но что дальше? Что там делали в фильмах, когда начинался апокалипсис? Первая мысль пришла о еде. Надо запастись, и как можно больше
Саша поднялся с дивана и прошел в кладовую. На полках расставлены коробки с крупами, макаронами, банки солений. Шкаф в углу забит упаковками воды, сахара и кофе. В двух морозильниках заготовлены замороженные вощи, мясо, полуфабрикаты. Про себя поблагодарил маму, даже после смерти она заботится о нем. Не смотря на достаток, она никогда не забывала голодную молодость: не держала кухарок, готовила сама, любила заготовки впрок. На ее запасах легко можно прожить. Алкоголя тоже хватит надолго. Просто окопаться в квартире и ждать. Не знал, чего, но это единственное, что приходило ему в голову.
Закинув в рот несколько наспех собранных бутербродов, вооружился тряпкой, ведром и пылесосом — сидеть в квартире с лужами чужой рвоты не очень хотелось. Через полчаса уборки взмок весь, как после хорошей тренировки. Сердце, и без того перегруженное допингами, сумасшедше стучало. Вытереть пыль, закинуть грязные вещи и постельное белье в стирку, пропылесосить, выкинуть бутылки и боксы из-под еды. Блевотину на полу оставил напоследок, опасаясь, что желудок не выдержит и добавит работы. Нацепив респиратор и забрызгав комнату освежителем воздуха, кое как справился. Ковер в зале просто свернул в рулон и вынес на балкон. Через три часа рухнул на диван, обессиленно осматривая убранную квартиру. Мама бы гордилась.
Мама. Комок подступил к горлу. Медленно поднялся, и осторожно, со страхом, побрел в родительскую спальню. Весь день обходил эту комнату, словно ее не существовало. Открыл дверь. Приятный полумрак. И знакомый до боли запах. Даже не духами, а самой мамой, очень родным, теплым и уютным. Её трюмо, заколки для волос, резные, с большими камнями. Халат на специальной подставке возле кровати, шелковый, с белыми аистами, отец привез из Пекина. Расправленная кровать, смятая простыня, лекарства на прикроватном столике. Горло сдавило, картинка перед глазами подернулась и поплыла, в носу защипало. Подошел ближе к кровати, опустился у края и зарыдал. Видел ее перед собой, словно она жива, как всегда немного усталая, с медленными и грациозными движениями, вкрадчивым и мягким голосом, но взгляд… Глубоко, за материнской любовью и теплотой, виднелось то, что всегда старался не замечать — разочарование.
В комнате просидел не меньше часа, то садился на кровать, то ходил и рассматривал вещи матери. К отцовской стороне не подходил, даже аура его присутствия пугала. Выбравшись обратно в зал, попробовал включить телевизор. Вставил батарейки обратно в пульт, несколько раз нажал, вроде работает. Каналов в эфире было все меньше, те, что еще транслировались либо показывали ерунду, либо угнетали информацией об эпидемии, не сообщая ничего нового. Не зная, чем заняться, забрел на кухню, и соорудил несколько бутербродов с ветчиной и сыром. Желудок принимал пищу не хотя, перед глазами еще стояли лужи рвоты на полу, да и запах, как бы не заливал все освежителем, еще был. Добравшись до компьютера, запустил сетевой шутер, но играть было невозможно, пинг в сети шкалил и серверы пустовали. Пришлось играть в однопользовательские, нацепив на голову гарнитуру. Что бы было веселее, размешал виски с колой в большом литровом стакане, и потягивал через трубочку. Другого занятия не нашел, утешал себя мыслью, что ждать придется не долго. Только сам не знал — чего ждать. Через несколько часов игры и пары стаканов коктейля хорошо расслабило. Алкоголь туманил память, притуплял боль и не давал думать о потерях. За компьютером просиди до рассвета. Лишь когда солнце полностью встало, и пробиваясь сквозь фиолетовые облака, окрасило спальню в лавандовый, понял, что сильно хочет спать.
26 июня.
17.34 по московскому времени.
