— Ну привет, — избегая смотреть в сторону пассажира, произнёс Иоахим. Вместо этого он снял с зарядки телефон.

— Зачем вы здесь? Ну, кроме того, что Алья вас просила.

Теперь Иоахим обернулся назад, чтобы выехать задним ходом. Ямад продолжал следить за движениями дяди и делать вид, будто когда-то давно его смертельно обидели. Он стал ещё холоднее, нацепил поверх делового костюма бежевое пальто и очки-пилоты — на нос. Красивый. Ухоженный. С чуть задетой загаром кожей. Таких едва ли интересовали оборванцы вроде Ямада.

— Забрать тебя. Ваши костюмы. И свой в том числе. Мне в любом случае было по пути.

И Ямад притворялся, что точно так же забыл спонтанный поцелуй, и совсем его не волнует повисшее между ними напряжение. Он закинул ноги на торпеду, желая вытянуть из мертвецки спокойного Иоахима хоть какие-то эмоции кроме безразличия или сокрытой внутри злости.

Они выехали на оживлённое шоссе. Не отвлекаясь от дороги, Иоахим тыкнул на первую попавшуюся радиостанцию и заиграла очередная новинка из жанра «поп». Это слушают деловые люди? У Ямада насмешка возникает почти ироничная.

— Убери ноги.

Ямад упорно пропускал просьбу мимо, будто за высоким голосом Викенда не может расслышать слова дяди.

— Убери ноги, — повторил Иоахим так же спокойно, но уже с нажимом, чтобы его точно расслышали, а игнорировать стало бесполезно.

Он нарочно медленно опускался, оставив пару грязных полос на твёрдом сером пластике. Царапнул бардачок каблуком и скрестил руки на груди, закидывая левую ногу на согнутое колено. Ступня его упиралась в дверь.

— А теперь доставай из бардачка салфетки, — Иоахим не смотрел в сторону, но краем глаза отмечал каждое движение, призванное отхватить крупицы его внимания. Ямад сжал в протесте губы, сел в привычную для пассажира позу и послушно достал пачку влажных салфеток. — Убирай за собой это дерьмо.

Иоахим отключил радио. Взял телефон, подключился к аудио на машине, и теперь его «Мерседес» взорвался гитарным рифом и прокуренным голосом вокалиста. Он сделал громче. Ямад послушно подтирал за собой грязь, совсем не обращая внимания на действия дяди.

— Мерзавец, — услышал он сквозь бьющие по ушам барабаны. Такое словцо могло быть обращено только к единственному здесь пассажиру.

Он практически развёл своего дядьку-ублюдка на эмоции. Кто кого разводил на эмоции перестало быть понятно, когда Ямад отчётливо услышал, как срывается чужая нога с тормоза и давит газ практически в пол. Машина вылетает на соседнюю полосу и почти сразу упирается в зад другой иномарки, но Иоахим резко перестраивается вправо.

Ямад ранее не догадывался, что за рулём снующих шашками меринов могут быть взрослые, противные бизнесмены. Дядя сохранял спокойствие, слегка покачивал головой в такт музыке и перепрыгивал из ряда в ряд. Раз уж Ямад первый начал эту игру в любовников, пусть и имеет мужество сказать что-то первым, а не гадить со злобной миной. Иоахим, по крайней мере, считал именно так, и наблюдал, как нервно сжалась кисть племянника на дверной ручке. Конечно, сам Ямад думал с точностью наоборот. Что это он, Иоахим, первый всё начал, и не скинул его с колен, будто противную собачонку.

А он мог — тысячу раз мог — но не сделал.

Мог толкнуть в лужу на парковке. Или просто оставить в машине. Но молчал, лишь жестами указывая, куда им стоит направиться. В тесной примерочной Ямад смотрел на себя в классическом костюме-тройке не сдерживая отвращения. Последний раз он так наряжался ровно десять лет назад, на предыдущий юбилей бабки, только в силу возраста ничего против возразить не имел права. Ни отцу, ни такой же противной, как дядя, старухе, что елейно улыбалась, гордо сидя в центре стола.

И галстук он до сих пор завязывать не научился.

— Иоахим, — позвать его на помощь было сродни поражению, но Ямад понимал, что сестра захочет видеть его в полном комплекте. Она же, чёрт возьми, платила за их шмотки. — Я не умею завязывать сраный галстук.

Иоахим бесцеремонно отодвинул шторку на кабинке и заполз внутрь, огибая комом лежащую на полу одежду. Грубо выхватил из чужих рук блестящий галстук, накинул на шею и заправил под воротник. Развернул Ямада лицом к зеркалу, склонился над ухом и пробурчал:

— Смотри и запоминай.

Своими пальцами, не молодыми и уже потерявшими какую-то привлекательность, Иоахим перекидывал широкий конец галстука то налево, то направо, затем продел через верх и получил аккуратный ровный узел. Подтянул его вверх так, что слегка придушил Ямада, и с довольным видом отошёл назад, блестя в студийном свете салона.

Ямад смотрел, но ничего не запомнил. Скорее, только мимолётные прикосновения к шее, такие же издевательские, как и жест в конце. Он почти потерял нить, по которой ещё можно было наладить отношения с дядей.

Вскоре они вновь оказались в машине, ещё даже не успевшей остыть. Ямад сразу же уткнулся в телефон. Настолько неприятно сейчас было находиться рядом.

— Где живёшь? — спросил Иоахим прежде, чем завёл машину.

Меньше всего Ямад хотел остаться чем-то должным. Вряд ли дядя доверит ему порыться под капотом своего выёбистого «с-класса», но вполне может точно так же попросить доставить своё тело до дома, ссылаясь на оказанную ранее помощь.

— В пизде.

«Просто высади меня нахуй, — возникло в голове после этой неприятной вольности, — и я не буду ни пачкать твою тачку, ни мозолить глаза».

Иоахим ухмыльнулся. Он вырулил с парковки и направился в противоположную от квартиры Ямада сторону. Ладони у него вспотели, как и остальное тело. Футболка неприятно липла к спине.

— Я тебя понял.

Естественно, они приехали к дорогим апартаментам в центре города. Иоахим был слишком плохого мнения о собственной квартире, раз понял слова Ямада буквально, и его племянник не ощущал ничего, кроме жрущего изнутри волнения, когда ехал с дядей в одном лифте. Когда оказался на пороге огромной прихожей и нервно теребил шнурки на обуви. Когда Иоахим грубо сдёрнул с себя пальто, небрежно опустил на вешалку и сразу сел на кровать, смотря на Ямада снизу-вверх, исподлобья.

Но как смотрел. Какая сталь чувствовалась в этом взгляде.

— И чего ты добиваешься? Думаешь, у меня склероз, и я забыл, как жадно ты присасывался ко мне? — сейчас Ямад понимал, почему Иоахим занимается именно бизнесом. Такой тон мог убедить или осадить кого угодно. — Как почти засосал, лёжа на коленях? Или твой голый торс я забыл?

Ямад молчал. Он закусил щёку, чтобы дать себе время успокоиться и не сорваться на беспричинные обвинения.

— Скажи мне, Ямад, и я смогу ответить на любой твой вопрос.

— Что сказать? Вас в сложившейся ситуации ничего не смущает?

— А должен смущать тот факт, что ты мой родственник? Едва ли ты вообще воспринимаешь меня за дядю, если уже позволил такое.

Эта родственная связь правда не виделась. Растворялась в годах. Иоахим воспринимался Ямадом как малознакомый друг отца, которого он знать и не знает. Несмотря на то, что они на самом деле очень похожи друг на друга, как и должно быть.

И это не удивляло, потому что отец с дядей — двойняшки.

— Я не вижу в тебе кого-то больше случайного любовника, — честно и откровенно признался Иоахим. — У тебя взаимные чувства, ведь так?

Ямад вздохнул полной грудью, расправил плечи. Взгляд прожигал насквозь, залезал в душу и вырывал самые неприятные чувства, которые только могли поселиться внутри. Сердце в грудной клетке беспокойно билось. Капля пота стекла по виску и упала за шиворот душного свитера. Иоахим поднялся и хищником подошёл вплотную. Железной хваткой вцепился в челюсть, фиксируя на уровне глаз:

— Отвечай.

Племянник дёрнулся в его руках с ощутимой силой, вцепился в запястье с навешанными на него плетёными браслетами и рывком поддался вперёд, зубами хватая шершавые губы. Иоахим кусался куда сильнее, до рваной собачьей боли, и хватку усилил, разворачивая спиной к кровати. Ямад болезненно застонал в рот.

— Я всего лишь богатый мудила, не признающий в тебе вообще никого. Тебе это надо? Мне это надо?