Свои красные от недосыпа глаза Бертольд спрятал под очками. Плечо — под курткой. Если не сильно всматриваться, даже не видно, что примерно три дня Бертольд не был в ванной даже условно — помыть лицо. Назвал таксисту адрес и поехал.
Ну, Райан жил в нормальном чистом районе. С нормальными людьми, госслужащими или примерными работниками различных частных контор. Эдакая стерильная атмосфера тихой американской мечты царила в здешнем месте; и у Райана оказался самый неприметный домик из всех, похожий больше на конуру. Новый, но маленький, с цветником у порога и недавно выпущенной Z3 у ворот гаража. Жирный намёк для остальных — я при деньгах, но скромный. Проживал чью-то чужую историю, не свою. Притворялся каким-нибудь дебилом с плавающим графиком. Напоминало Сакраменто.
Бертольд попросил водителя посигналить, выманить Райана с деньгами. Райан показался через минуту-две, всунул свернутую двадцатку в открытое окно и сам, почти за шкирку, вытянул Бертольда из такси.
И не зря. Стоял на ногах тот откровенно хреново. Райан зацепил его подбородок двумя пальцами, поднял и заставил посмотреть себе в глаза.
— Ты был в отключке целый день. Ты бы позвонил мне ещё вчера.
До этого казалось, будто с момента их последней встречи прошло всего несколько часов. Поднялся домой, уснул, проснулся к вечеру. А тут вот оно что. Не то чтобы в принципе удивило, но Бертольд опустил взгляд вниз, забыв, что смотрел сквозь линзы тёмных очков.
— Откуда знаешь?
— На твоей морде написано. Пошли.
Так и вели до порога, придерживая за ворот куртки. Как заключённого в тюрьме. Как смертника к эшафоту. У обходительного палача Райана дома чисто, пахло жареным, включен телевизор в комнате и всё залито приятным оранжевым светом. Бертольд поначалу растерялся. Здесь даже обувь в прихожей стояла на полочке — от кроссовок до высоких ковбойских сапог. Ощущение, словно у Райана когда-то была семья: ну не может мужик-налётчик содержать в такой красоте свою хату! Не верится.
— От тебя воняет как от натуральной свиньи, — Бертольд разулся, и Райан повёл его вглубь дома; но не в гостиную или на кухню, как обычно бывает. В ванную, — помойся.
В ванной пахло чем-то косметическим. Всё сияло, блестел отмытый белый кафель, даже сраные полотенца лежали по полочкам — для морды, тела и жопы, — и параша как новая! В душевой кабине не воняло канализацией, нет огромных кусков плесени на полу, нет тараканов. Это всё так искренне удивляло Бертольда, и он не понимал, что может быть по-другому. Не как дома.
Райан закрыл дверь. Бертольд вздрогнул от резкости. Так и стоял столбом посреди, таращась на великолепие. Одно зеркало над раковиной врать не хотело. Вонючая небритая свинья. Из общей картины этого книжного уюта выделялся лишь строгий костюм Ландраса, сваленный кучей у корзины с грязной одеждой. Что-то, что педантичный Райан хотел бы выкинуть из своей жизни.
Бертольд разделся догола и также свалил всё кучей, но уже рядом с душевой. Оставил очки на полочке — положил к бритве и сиротливо стоящих в стаканчике щётке с пастой. Отодрал от себя повязку, навалился вперёд, рассмотреть сшитую неаккуратными стежками дырку. Ну и пиздец. Как же некрасиво и больно — но ничего сверхъестественного. Не сгнило, не воспалилось. Даже за этот потерянный день.
В душе он просто сел и сидел под горячими струями, голову уткнув в колени. Райан нашёл у себя старую одежду, майку и шорты; всё ещё слишком большие для тощего шныря, но получше остального гардероба. В ванной кинул на закрытый унитаз, собрал в кучу грязное, забросил в стиралку. Куртку унёс с собой — и даже не сказал ничего. Без стука, по-свойски. Бертольд смотрел на его размытый силуэт сквозь запотевшие створки, безучастно вздохнул.
Стало стыдно.
Потом Райан помогал обработать рану. Уже на кухне, пока Бертольд пытался поесть. Но не жареное мясо с жирным гарниром (или что он там себе жарил) — свежий рис и нарезанное яблочко. Так кормят в хосписах.
Выёбываться было бы лишним. Бертольд ел.
— Ты видел, кто в меня стрелял? — спросил он, ложкой набирая слипающийся ком риса.
Райан боялся этого вопроса. Он обязательно бы прозвучал, рано или поздно, но хуже только знать горькую правду.
— Хуй знает. Там мало что было понятно.
«Ландрас уехал с Дюрком — подстреленным или уже мёртвым — неизвестно. Забрали подставную тачку. Беркшир пришёл с полуавтоматической пушкой. Явное намерение перебить как можно больше народу. Вышел с деньгами. Лакомб — без вопросов. Темворс — без вопросов. Два и четыре».
Или один и пять. Маленькую красную точку Хенрик сразу мысленно закрасил, ещё сидя в ресторане. Ему не нравился присосавшийся к Райану пиздюк. Райан никогда не работал с такими молокососами. А тут порвало его нежную натуру, видите ли. Это стало бы идеальной подставой. Но русские в злосчастный вечер — подготовлены хреново. Без автоматов.
— Дерьмо, — разочарованно ответил Бертольд. — Я бы набил ему ебало.
И Гансу бы набил.
— Сначала проспись, — Райан размотал остатки бинта, подвязал левую руку Бертольда к шее — чтоб меньше двигал ею. — Кому ты ебло бить собрался в таком состоянии?
— Ну, во сне хотя бы.
Все медицинские приблуды Райан аккуратно сложил в контейнер и отнёс в ванную, где и взял. Вернулся и решил озвучить некоторое из разговора с Хенриком:
— Батя вообще думал, что ты сдох. Пьетрен так сказал, хрыч ебаный. Затем я объявился, обрисовал как было.
— А я?
— Успеешь ещё. Ты, типа, официально на больничном.
Плечо так близко к голове. Несколько сантиметров решили бы всё. Райан поправил стул и снова сел рядом.
Бертольд боялся своих чувств. Иногда их порождалось слишком много: самых разных, грустных, тёмных, светлых до невозможности — что сменялись непроглядной тьмой. Его опускало на глубины к мёртвому дну и выкидывало обратно на горячую сушу. И он щетинился, притворялся циничным изворотливым вором, чтобы скрыть мягкое нутро от окружающих. Шёл делать вещи, о которых не подозревал раньше, когда смотрел на отца и не чувствовал с его стороны никакой отдачи. Когда сталкивался с пустым взглядом и дежурной отмашкой: я занят. Я занят, Бертольд, найди себе занятие. Когда Джон Диммик закрывал глаза на замкнутость сына в детстве. И позже — на борзое желание выёбываться. Таскал за уши и громко кричал:
«Ты не должен повторять за мной! Жить мою собственную жизнь! Учись! Увлекайся чем-нибудь, общайся с новыми людьми, ищи возможности! Работай где угодно, пытайся поступить в колледж, находи своё место в жизни — только не заканчивай как я, ради бога! Выбери жизнь, Бертольд. Выбери жизнь!»
Когда… Бертольд истосковался по любви и был готов упасть в любые руки, что этот ресурс дарили. Искренне или притворно. Насыщала эта любовь энергией или наоборот, отнимала, Бертольд продолжал бежать за ней. Влюблялся в тех, кто мог покровительствовать над его страхом. И гладить по колючим иглам. Принять все грехи. Впустить в дом затерявшегося в Городе Ангелов щенка.
Когда он твёрдо решил, перемешивая скользкие макароны: я буду там. Хотят они этого или нет. Стану ночным кошмаром и самым счастливым человеком на земле. Заберу все деньги этого грёбаного мира.
Когда мечтал о чистом и простом, пересчитывая пролетающие мимо фонари. Вспоминал отца. Проебал жизнь.
Поэтому заел горький ком яблоком и осторожно попросил:
— Можешь меня обнять?
Комментарий к Эл-Эй 3/3
* BMW Z3
** Мi amigo – товарищ мой
*** Комбинация – Бухгалтер
Бадяга – здесь в значении какого-то обмана
Бажбан – дурак, придурок
Мексы – мексиканцы
Манзиковать – обманывать
ЛАПД – полиция Лос-Анджелеса
Фраер – не имеющий к криминалу отношения. Хайнц в фокале Бертольда, скажем так, больше жеманный гей
Шныпарь – взломщик
Dollar Tree – магазин «все за доллар», американский фикс-прайс
Плеснуть под жабры – выпить
========== Свинобаза ==========
3.
Бертольд не оставил себя старого в Сакраменто. Он просто треснул на две половины: одна его жила, приспосабливаясь к упрямому Эл-Эй, шла за авторитетами, тогда как другая — тянулась к нормальной жизни. Жизни дешёвого мира, офисных крыс с неудобным графиком, фиксированной зарплатой — и Бертольд, ополовиненный, крутился вокруг себя. Поросёнок бегал за собственным хвостом. Поросёнка кусали за хвост сородичи. Свинарник больше похож на поле битвы.
