Пистолет Ганса смотрел точно в лицо Райана:
— Ты мне никогда не нравился.
А Хайнц хотел выстрелить в сына.
Человека, сломавшего ему в молодости жизнь, любителя кутить, трахаться со всеми подряд и долбить замечательный кокс. Незаинтересованного в крупных делах молодняка, отпрыска давно забытой женщины, смертника-камикадзе. Хенрик хотел видеть его в деле. Хайнц хотел быть одним единственным.
— Не смей направлять свою сраную пушку на мою семью.
Свиньи вышли пировать.
Ганс всецело за Бертольда, надеялся он. Как за старого кореша; горькую, словно оружейная смазка, любовь. Человека, которому предложил съездить в родной Корпус-Кристи. Когда будет время. Когда всё закончится. Полюбоваться на набережную, пройтись по узким улочкам. Всполошить сентиментальность в сердце и показать — что значит дом.
Там он рыбачил на катере с отцом, мелкий спиногрыз, и лез к его большому другу на колени. Там всё было хорошо. Корпус-Кристи, край Техаса, — самое дорогое, что было у Ганса. И он приглашал Бертольда в этот мир.
И сейчас дуло его пистолета направлено Райану в лоб. Райан любил Бертольда. Или делал вид. Но забрал под крыло, когда Лос-Анджелес покрылся горькой чернотой перед прекрасным солнечным днём.
Он пытал несчастного Лоуренса Конрада на заброшенной свиноферме. А Лоуренс Конрад оказался умным копом. Связка: где Ганс, там и Бертольд. Где Бертольд, там и Ганс.
Они прикипели друг к другу насмерть. Ещё в школе.
Бертольд подставил несчастного Ларри ради дружбы с Гансом. Ларри вырос в злого копа — и пришёл по их душу после своей блядской смерти. Бездна взывает к бездне — abyssus abyssum invocat — выбитая цитата на кольце.
Кого ты подставил больше, Бертольд Шульц? Себя — или дорогих людей.
Сознайся, скажи правду.
Солги, как всегда умел.
Я не хочу всего этого, Ганс. Я хочу домой.
В этом есть честь, мужество, смелость — то, что хотел бы увидеть Райан, и безграничная, наполненная стеклом разбитых изумрудов, любовь — к Гансу.
Это он, Бертольд Майкл Шульц, запустил.
Солнечный свет всегда беспощаден к тому, чего ты не хочешь видеть.
А сегодня — Калифорния горела.
И Бертольд стиснул зубы до боли в челюсти. Под прицелом, под ядовитыми взглядами, записанный в историю, которая вот-вот свершится:
— Я знаю, кто был крысой.
Этой крысой был я.