Он задремал или потерял сознание.

А проснулся когда затекла жопа. Темворс, сидящий на перевёрнутой кормушке, собирал сено и сплетал палочки в венок. Бертольд его не интересовал. Бертольда не интересовал Темворс; он встал и несмело вышел на улицу.

День солнечный. И Райан, сидящий в багажнике пикапа, взмокший. Тигром выслеживает добычу — Беркшира или Эвальдов — пистолет, лежащий рядом, говорит это совершенно искренне.

— Этот пидор тебе что-нибудь говорил? — заметив стоящего поодаль Бертольда, Райан к нему повернулся и сказал громко, чтобы оскорбление Ганса услышал ещё и Темворс, оставшийся в свинарнике.

Под «пидором» Бертольд, конечно, безошибочно угадал обращение к Гансу. Хуже только то, что пидоры они все. И подходить к Райану ближе — уже не так приятно.

— Да нет. Спросил, чё случилось.

Бертольд нелепо залез в багажник. Устроился рядом с Райаном, сгорбившись. На свежем воздухе дышалось легче.

— А Мэнни как?

— Кто?

— Мануэль. Темворс.

Конечно, они знали друг друга, догадка подтвердилась. А после проваленного второй раз дела все наставления Хенрика стёрлись, или Райану в принципе посрать на них. Райану на всё в этой жизни срать, сейчас уже казалось.

— Сидит, — пожал плечами Бертольд, — сено ковыряет.

— Я их знаю, — продолжил рассказывать Райан. Взгляд его направлен на поле за забором. — Лакомб, Слава, парень вообще отличный. Одолжил мне русскую попсятину. А я не отдал.

От Лакомба всегда тянуло чем-то славянским. Под эту кассету Бертольд крутил жопой.

— А Беркшир — хуй знает кто. Хенрик привёл со своей стороны.

— А Пьетрен?

— Его новый дознаватель. Этого ублюдка и так все ненавидят.

Свиньи обрели имена. От подобного едва ли легче. Ожидание тянулось мучительно, схороненная внутри тайна просилась наружу — открыться перед компанией этих свиней, признаться: это я принёс несчастье. От меня горящий фитиль, я сделаю финальный взрыв. Бертольд мучился. Бертольд разглядел на дороге старый синий Форд, ненадолго отвлекающий от мыслей, Райан напрягся вместе с ним.

Улыбнулся, точно заговорщик:

— Хочешь пострелять, Дюрок?

Если выстрелит Бертольд — заднее стекло пикапа забрызгает красным.

Если выстрелит Райан — ошмётки мозгов разлетятся по багажнику и попадут на ангар мелкими брызгами.

Райан слез с багажника, взял лежащий рядом пистолет, достал второй из-за пазухи, посмаковал тяжесть в руках. Солнце на его некогда зализанных волосах играло коричневым отливом. Бертольд понял, что он хочет сделать. Устроить кроваво-красный закат над солнечным Лос-Анджелесом.

— Это ваш конфликт.

За рулём сидел Беркшир — и Райан расстрелял его с двух рук, совершенно хладнокровно, не дрогнув ни одним мускулом. Только выстрелы звучали на территории заброшенной свинофермы, только Бертольд сиротливо наблюдал за тем, как рассыпалось лобовое стекло Форда на мелкие осколки, прошивало пулями обивку на сиденье и Беркшир — мужик с неприятным лицом — дёргался эпилептиком от каждой пробившей его тело пули.

Темворс выбежал на выстрелы и что-то верещал на испанском. В его глазах машина Беркшира стояла, изрезанная насквозь пулями, и сам он истекал кровью, башкой упав на руль. Как минимум один труп у них был. Как минимум один повод злиться для Хенрика. И Бертольд не хотел посмотреть поближе. Даже просто встать, закурить или закричать от страха, показывать себя прирождённому маньяку Райану. Это ваш конфликт, парни. И вы его завершили.

Ценой чего? Правды?

Бутылки рассыпались так же трагично, орошая землю зелёными осколками. Свинобаза горела красным.

Тот, кто желает знать, где сидит фазан, всегда его находит. Райан разгадал загадку от начальства. Такой прозаичной она была.

— Ты, блять, что творишь?! — Темворс широко шагал к Райану, вскидывал руки и страшно кричал. — Ты совсем ебанутый? Я один тут, что ли, профессионал?!

— Это Беркшир, — совершенно спокойно ответил Райан, будто только что не устроил собственноручно особо жестокое убийство. — Или ты был за Беркшира?

Он убрал пистолеты обратно, за пазуху. Темворс беззвучно шевелил губами, как рыба, и плюнул с крепкой обидой в конце:

— Ну вас нахуй! Все психопаты. Вы все чёртовы психопаты! Я ухожу! Я больше не с вами — так и скажу Эвальду!

Та пуля не для Бертольда. Для Райана, против которого на самом деле строился весь заговор Хенрика. Против которого можно выдвинуть веские основания. Против его личности, поведения и стиля жизни. Против вкуса на молодых воров. Против размеренной жизни маньяка в хорошем коттедже. Против всех.

Бертольд чувствовал, будто его повесили. Он уже не помнил, как заставил себя проблеваться в кустах и вернуться в ангар.

Хенрик и Хайнц приехали. Ганс был с ними, в обыкновении рассказывал и показывал. От свинобазы остались только трое: Ландрас, Дюрок и Темворс. Беркшир истекал кровью в машине. Пьетрен лежал в луже собственной крови у банка. Лакомб, кажется, бежал.

А Хенрик готов их убить. С двух рук.

Дверь ангара распахнулась: свита вошла с вожаком, удивительно подвижным на разыгравшихся нервах. Темворс прятался в глубине, прислушиваясь к их действиям. Райан в это время сидел на клетке. Слез и подошёл ближе медленным шагом маньяка, лицом к лицу, как подобает на серьёзных разговорах. За спиной Хенрика Хайнц. За спиной Хайнца Ганс. А Райан — один перед этим лживым миром.

— Это что, мать вашу, за цирк? Какого хера?! — Хенрик орал в гневе, распахнул глаза и, казалось, трясся, как собака.

— Кто-то очень нехороший нас подставил, — таким же тоном Райан говорил, когда убивал Ларри Конрада. — Там были копы. И кто-то очень нехороший пытался меня убить.

А Хенрик лучше всех знал досье Райана Хьюберта, подпорченное последней ходкой. Хотел бы озвучить лично, прибить в одиночку, задушить своей ладонью. Пояснить, что значит честь для мужчины, состоящего в его блядской банде, сколоченной в без того занятом Эл-Эй.

Но Хенрик Эвальд — шулер.

У него есть рычаг, которым можно сдвинуть любую глыбу — и Райана — в том числе.

— Я тебе говорил, что Дюрку нельзя доверять, — Хенрик проигнорировал последние слова, зацепившись за то, что можно было зацепиться. В этом заключался план. — Он нас и заложил.

Щёлкнул пистолет в свинарнике. Злобная морда Хенрика Эвальда повернулась в сторону сидящего на одинокой табуретке Бертольда.

Оружие направлено на него.

И Бертольду в этот момент словно тумблер на башке переключили, а свинобаза расплылась под ногами.

Если играть — то играть по-честному. Не направлять пистолеты на людей, делить поровну до цента, хранить тайны и не только. Дюрок — такая же свинья. С такими же целями и оружием за пазухой. Звено в цепи, без которого она уже станет негодной. Он жил сейчас только по инерции. Он дышал чистым свинцом. Он достал пистолет, вскакивая с табуретки, направил его на башку старика в ответ, и сказал:

— Я был готов представлять ваши интересы.

У малого прорезался голос. Что-то внутри Бертольда лопнуло, он стал бесстрашным, тьма расстелилась по полу свинобазы, земля провалилась вниз, к орущим свиньям. Кому страшно умирать, когда не знаешь себя, ни одну из своих частей, и просто застрял посередине? Когда подставляешь ради выгоды. Когда не знаешь настоящую любовь, а лишь попадаешься на чужие удочки. Когда всё пошло не так.

И Райан направил пистолет на Хенрика:

— Убьёшь моего напарника — сдохнешь сам. Одного я уже убил. Второй валяется в морге при полиции. А чем ты хуже, старикан?

Райан любил хороших парней. Райан не очень любил русских, их музыку и когда к нему имели претензии. Райан плохо вёл себя в тюрьме. А анамнез и колёса на тумбочке у кровати — совсем пугающие.

Дороже всего Гансу семья. Не идеальная, нередко строгая в сводах правил, но эти два мужика воспитали его в умелого и резвого Ганса Эвальда. И Райан, воспитанный когда-то Хенриком, пошёл против своего почти что отца. Прибрал к себе Бертольда. Не смог защитить в казино, использовал как живой щит и прикрытие от мыслей старого маразматика. Его Бертольда, любимого человека, с которым он готовился слетать в Техас.