— Может, вы перепутали Пётр Миронович? Вам, наверное, его отец нужен — Борис Борисович Пиотровский.

— Почему? — чего-то в голове щелкает и не включается.

— Ну как же! Вы же с ним встречались. Это директор Эрмитажа. Когда Джоконду привозили.

Вона чё. Да тут семейственностью попахивает! Стоп — он ведь тогда с женой был. Такая улыбчивая женщина, явно моложе хранителя главного музея страны, тоже востоковед.

— Иван Семёнович, я сейчас не могу с ними повидаться, здоровье не позволяет по стране порхать в разные стороны. Пусть они… Нет. Ладно, мне нужны все их телефоны.

Перезвонили и сообщили. Вчера, собираясь лететь в столицу, попросил Филипповну набрать главного Пиотровского. Нашёлся с первого раза.

— Борис Борисович, это вас беспокоит бывший министр нашей культуры.

— Что вы! Министры, как и сыщики, бывшими не бывают. У вас дело какое-то ко мне, Пётр Миронович? Постойте, угадаю: вы хотите в Алма-Ате организовать выставку из коллекции Эрмитажа.

— Вот как! Давайте организуем. Буду признателен. Охрану обеспечу. Весь КГБ вокруг здания стоять будет.

— Какой же период вас интересует? — заинтересовались в Питере.

— Борис Борисович, а давайте, как это называется — ретроспектива? Вот её устроим. От мумий до авангарда.

— Замечательная идея. Но вот простите старика, а по тону вашему понял, что не за тем звоните.

— Есть такое, — с чего начать-то… Как залегендировать?

— Я завтра буду в Москве. Можете всем семейством подтянуться к вечеру в ресторан «Прага»?

— Странно… А что вы имеете в виду — «всем семейством»?

— Жена и сын. И найдите карты Челябинской области, разные, в том числе и очень подробные. Сможете?

— Заинтриговали! Найду карты. Во сколько банкет?

— Пусть будет семь вечера.

Вот сидят в отдельном кабинете, том самом, в котором Бика охмурял. Блин, как давно было! Два с лишним года. Сколько всего произошло — на две жизни хватит. А с другой стороны, всего два года. Ладно, пора пророчествовать.

Что понадобилось от учёных? Летел когда из Тайваня, то выспался уже, и смотрел в окно.

— Челябинск вон, — сказал кто-то из «девяточников», — там, далеко, южнее пролетаем.

И тут как прояснило. Аркаим! Где-то слышал, что его можно было и раньше найти. С самолёта видно. Естественно, разворачивать самолёт и кружить над Уралом не стали. А потом события понеслись с такой скоростью, что и не поспеешь за ними, но вот раз всё одно в Москву выбрался — почему бы не рассказать товарищам про главное городище в «Стране городов»? Если честно, то очень мало интересовался, и единственная зацепка в том, что этот город спрятан в четырёх километрах от сопки, которая и называется Аркаим.

Пока сидел и ждал будущего академика с семейством, то придумывал легенду. Получалось хреново. Тогда решил выдать такую муть, чтоб челюсти пооткрывались у семейства, но чтобы проверить нельзя было. Тайвань подойдёт. Хрен они туда доберутся, даже если сильно захотят. Ну, а если даже доберутся, то кого искать?

Поели, чем армянский бог Мушегович послал, и Пётр начал заливать.

— Я тут недавно был на острове Тайвань. К нашей истории он не имеет никакого отношения, хоть там и куча всяких исторических мест. Просто когда мы ходили там по экскурсиям, то, несмотря на все охраны, ко мне умудрился подкрасться невысокий мужчина, скорее всего, европеец, и сунуть мне в карман записку. Может, даже и русский — там живёт немало бывших харбинцев. Его увидели мои охранники и отогнали. Я про записку не знал — потом уже полез в карман и обнаружил её. Там было каракулями, но по-русски, написано: «В четырёх километрах от сопки Аркаим под Челябинском — древнее городище. Четыре тысячи лет. Видно с самолёта». Всё.

— Давайте сюда! — аж подпрыгнул самый молодой Пиотровский, но руки протянули все втроём.

— Не дам.

— Да как так! Почему? — это уже старший подпрыгнул.

— Жена выстирала. Все размылось. Я хотел КГБшникам отдать, вдруг восстановят, но положил сушиться — а её ветром унесло. Потом искал, но тщетно.

— Да как же так! Пётр Миронович! Четыре тысячи лет. Уму непостижимо! Это же всё в корне меняет — все наши представления о мире! Стойте… С самолёта видно? Аркаим… ну-ка, где карта?

Можно было уходить. Всё, наследил в Истории. Дальше Пиотровские сами разберутся.

— Борис Борисович. Я Демичеву завтра с самого утра позвоню. Собирайте хоть тысячу человек, всех археологов страны, и отправляйтесь. Деньги и всё прочее выделят. Ах да, совсем забыл! Там, в записке, дальше совсем непонятно было написано. «Рядо ммага». Я не понял, что это. А сейчас вот дошло. Это не «Рядо ммага», а «рядом много». Много городов таких же рядом.

Опять рты раскрыли.

— А сегодня позвонить Демичеву не можете? — Опять Михаил — самый нетерпеливый.

— В восемь вечера?

— Ну он же министр культуры!

Интерлюдия девятая

В Англии гид проводит экскурсию американцу. Американец:

— Всё у вас в Англии маленькое! Вот, например, это здание в Америке было бы в 10 раз больше.

— Конечно, сэр — это же психушка!

Не заладилось со старта. Сначала припёрся бывший начальник штаба ВВС США генерал Кёртис Лемэй. Командир звена стратегических бомбардировщиков полковник Рой Долтон с ним был лично знаком — более того, он даже поучаствовал в качестве пропагандиста в прошлой предвыборной компании. В 1968 году Кёртис Лемэй был кандидатом на пост вице-президента США от крайне правой Американской независимой партии на стороне кандидата в президенты Джорджа Уоллеса. Вот и понадобился лётчик — герой Вьетнамской войны. Рой себя особым героем не считал, но, тем не менее, на просьбу генерала откликнулся. Ему нравился подход Лемэя. А его знаменитые слова Долтон попросил машинистку напечатать в штабе на отдельном листе, повесил у себя над тумбочкой. Хлёсткие слова. «Наш ответ Северному Вьетнаму будет состоять вот в чём: потребуем, чтобы они втянули рога и прекратили свою агрессию, иначе мы будем бомбить их, и вбомбим обратно в каменный век. И столкнём мы их туда не сухопутными силами, а нашей воздушной или морской мощью». Рой тогда был капитаном ВВС и пилотировал В-26. Седьмой год уже воюет — это будет его последний полет, предлагают должность в Стратегическом командовании ВВС. Пора передавать опыт — а там и генеральские погоны не за горами.

Сегодня, однако, Лемэй своим пафосом раздражал. Полёт очень тяжёлый: нужно преодолеть три рубежа ПВО обороны китайцев, и потом нельзя будет вернуться назад. Придётся садиться у комми. Не то чтобы страшно, но какое-то неприятное, сосущее чувство под ложечкой. Несостоявшийся вице-президент митинговал чуть не полчаса, потом полез обниматься с каждым из членов экипажа всех шести самолётов, а на плече у командира эскадрильи 43-го авиакрыла, полковника Гарольда Макгвайера даже всплакнул.

Только это не все неприятности за день. Потом оказалось, что Convair B-58 Hustler майора Макса Шрайхера из звена Роя заправлен не полностью. Техники, конечно, потом своё получат, но вот сейчас что делать? Решили звено полковника Макгвайера отправлять сейчас, а их — через час. А в этой проклятой Корее — жара и духота! Стоят на солнцепёке в лётных комбинезонах и кроют последними словами аэродромные службы, а пот так и струится по телу.

Так и это ещё не все несчастья! Лейтенант Джон Грейс из всё того экипажа майора Штрайхера перед самым вылетом обосрался. Ну, не в штаны, а переминался, переминался с ноги на ногу, и потом, когда уже объявили: «По машинам», крикнул, что в туалет ему надо — и скачками, как кенгуру, понёсся к вышке.

Взлетели через сорок пять минут после звена, что улетело бомбить Ланьчжоу. С земли передали, что Макгвайера пытались перехватить над Циндао, но высоты не хватило. Рисковать, говорят, не стоит — идите, мол, по запасному маршруту. То есть нужно идти гораздо восточнее, на город Чанде, а потом, оставляя Пекин южнее, уже лететь к Баотоу. Получалось длиннее почти на сто миль — но если назад не надо, а садиться в Монголии, то это не критично.