Зачем строить канал из безводной якобы Караганды в озеро, полное воды? Хороший вопрос. До того, как попал в Казахстан, Пётр Штелле считал, что проект по повороту северных рек так и остался проектом — и вдруг узнаёт, что дудки! Огромный кусок уже построен. Кусок называется «Канал Иртыш — Караганда». Строительство было начато в 1962 году по проекту учёного-энергетика Шафика Чокиновича Чокина, эксплуатация началась в 1968 году. Того самого Чокина, что первым встретил на гостеприимной казахской земле китайский бомбардировщик с атомной бомбой на борту. Протяжённость сооружения — 458 километров, ширина — 20–50 метров, а глубина — 5–7.

Канал берёт начало из рукава Иртыша — реки Белой, выше города Аксу. Проходит он по руслу реки Шидерты на протяжении 200 километров, пересекает реку Нура по дюкеру, там сбрасывает часть воды. Заканчивается канал у насосной станции I подъёма предприятия «Водоканал» города Караганды. 272 километра его трассы проходят по территории Павлодарской области, и ещё 186 — по Карагандинской.

Если сейчас построить вот этот кусочек, — не так и дорого — а потом ещё небольшой участок из озера Сасыкколь до озера Сулуколь, то потом можно замахнуться и на канал до Джезказгана. Ну, а там уже и до Аральского моря рукой подать! И теперь вот есть очень недорогая строительная организация, которая будет осуществлять сразу две полезные функции: главную — перевоспитывать молодёжь трудом, и второстепенную — вести воду для спасения гибнущего моря.

От обычного двухлетнего стройбата бывшие уголовнички отличались не только сроком прохождения службы, но и, естественно, формой. Она у них чёрная — моряки же. Вон как браво стоят, приветствуя «благодетеля» — Первого Секретаря ЦК компартии Казахстана Петра Мироновича Тишкова.

Пётр тоже поприветствовал, и даже речь толкнул:

— Слышал от товарища, прошедшего всю Великую Отечественную Войну и потерявшего на ней двух братьев, что «дедом» в войну называли опытного бойца, которому давали под опеку молодого необстрелянного солдата. И «дед», помогавший молодому солдату выжить в той ужасной войне, был для него почти как отец. Во что понятие «дед» превращается в Советской армии — сами знаете. Не будет этого. Хотите жить как уголовники? Попробуйте. Мы вам будем всячески мешать. А вот ваши воровские законы из армии выведем подчистую. И вас, если не одумаетесь и не станете людьми, выведем. Как клопов. Потому честно трудитесь — и три года пролетят, или пытайтесь хорохориться — и к трём года службы добавится два дисбата. Вам решать. Надеюсь на понимание. Ура, товарищи.

Событие тринадцатое

— Ты действительно француз?

— Да.

— Врёшь! Вот скажи что-нибудь на арабском.

— Привьет, Петья. У вас война опьять? — Петру каждый раз казалось, что Бик специально коверкает слова. Выучил уже за три года язык, и просто придуривается. Говорило об этом то, что иногда француз забывался и вещал вполне на чистой «мове», а иногда — совсем непонятно.

— И тебе не хворать, Марсель. Война пока, тьфу, тьфу, стороной обходит. Про бомбу ведь слышал?

— Коньечно, ты негр наградьил? — ржёт.

— Без сознания пока Джин.

— Погибайт? Très mauvais! Очьень плохо.

— Ну нет, врачи говорят — выздоровеет. Там помолись, мне-то нельзя.

— Корошо! Пойду Нотр Дам, свьечку поставлю, — за чистую монету принял.

— Марсель, пара дел есть. Только про первое вообще никому не говори! Даже Мишель. Договорились?

— Тайна? Люблью тайна. Говорьи.

— Нужно тебе сходить в посольство Индии и передать послу, что СССР поддержит Индию в ООН и Совете Безопасности, а также даст кредит под покупку у нас оружия, если Индия попытается вернуть себе Аксай-Чин. А если они отодвинут границу на север в штате Аруначал-Прадеш, то будет вообще замечательно.

— Петья, я не польитик.

— Ты посол на стороне добра. СССР тебя наградит. Посмертно.

— Оля-ля! Тогда я согласен, — и, став серьёзным, спросил: — Тебье это надо?

— Они в меня и мою семью бросили атомную бомбу. Как думаешь, приятно сидеть целый час под листом железа в грязи и ждать смерти — и девочки плачут?

— Суки! Fils de chien sale! Сын грязной собаки этот Мао. Корошо, я схожу в посольство. С кем им связаться?

— Пока с тобой. А ты — со мной.

— Оля-ля, espion russe! Я буду русский шпион. Точно наградьят посмьертно?

— За нами не заржавеет.

— Жду.

— Марсель, давай того немца с компании «Байер» снова гони ко мне. Есть одно очень дорогое и всем нужное лекарство. Избавляет от изжоги.

— Мнье надо, высылай! И Мишьель надо!

— Вот видишь — всем надо. Гони его сюда быстрее, и приготовь деньги. Будем строить сразу несколько заводов: у нас, у вас и в Германии.

— Ты Наполеон. Китай побил, рынок лекарств захватил. Штаны порвал! — ржёт. Хорошо им в спокойной Франции.

Хотя там ведь скоро негры начнут воду мутить. Или они не совсем негры — арабы? И у них спокойствие кончится.

— Давай, Марсель, не тяни с посольством. Ситуация каждый час меняется.

— Всё, убьезжал, — забибикала трубка. И правда — убьезжал.

Интермеццо десятое

— О-о. А как ты думаешь, в этом лесу есть что-нибудь съедобное?

— Да! Мы.

— Дорогая, посмотри мне в глаза, что ты видишь?

— Там тьма, и будто лес — устрашающе…

— В глаза смотри, а не в ноздри.

Летом листья деревьев отвечают малейшему движению воздуха. Под ветром ветви и даже сами деревья раскачиваются, потому лес всегда переполнен случайными звуками, ожидаемым шумом. Ветер трогал верхушки деревьев: этот отдалённый, едва слышимый шум, где сопротивлялись, трепеща, неподвижные листья, где порывы ветра сгибали в разные стороны ветви, и листья полоскались в воздухе, порождая шелест, хлопки и общий шум; шум этот нарастал, по отдельным листочкам спускался едва ли не к земле, и гудел… тёплой и шероховатой зеленью.

Четвёрка партизан углубилась в этот лес — и лес встретил их, и окружил, и взял в плен. Сомкнулись стволы елей за спиной, и всё — лес вокруг. Вот только узенькая тропиночка осталась, да и ту можно было разобрать только по тому, что огромные папоротники по обеим сторонам отшатнулись от неё. Некоторые ели выглядели дико и непривычно. Где-то на высоте в метр или два они вдруг разделялись на несколько. Вот толстенный, мощный ствол, а потом раз — и пять или шесть стволов, извиваясь по-всякому, устремляются к небу. Так если бы только ели так себя вели! Все деревья решили одесситов удивить. Прошли с полкилометра — и попали в небольшую берёзовую рощицу. Таких берёз даже в сказке не описывают. Они тоже делились на несколько перекрученных стволов, и все были обвиты хмелем на высоту в несколько человеческих ростов. Эдакие зелёные лохматые колонны.

Кот решил из себя покорчить ботаника: всё приставал к менту, как это дерево называется, да как то. На удивление вполне благосклонно, и даже с улыбкой, старший лейтенант делился информацией.

— Это ясень — по-казахски кул. Вон тополь — ыргай называется.

— Чего я, тополь не видел? Тополя другие, — замахал руками сильнее Кот.

В самом начале все выломали себе настоящие веники и шли, обмахиваясь. Всякой кровососущей живности было, как в болотах под Одессой.

— У вас свой тополь, у нас свой, — не стал вступать в ботанические споры проводник.

— А это? С жёлтыми ягодками.

— Абрикос — урюк.

— А что, их есть можно? Мелкие, — Кот сорвал парочку, — и горчат, а так, правда, абрикос. Может, наберём?

— Ну, давайте небольшой привал сделаем. Нам до хижины ещё километров семь топать.

— А это что за синие ягодки? — неугомонный Кот сорвал и их, и сунул в рот. Потом долго плевался.

— Это можжевельник. Арча по-нашему. На нём водку настаивают.

— А ёлки у вас как называются? — запихивая сразу несколько абрикосов в рот, промычал юный натуралист.

— Тянь-шанская ель — по-казахски шырша.

— Шырша! Смешно! Чудной у вас язык.

— Нормальный у нас язык. Ладно, поели — потопали дальше, нужно ведь ещё ужин приготовить успеть.