— Миша… — задохнулась Исаева. — Подожди… Я должна… Должна тебе сказать… Ты раскрыт, Миша!

— Да пошло оно всё, Маринка… — уловила она ответный шепот. В Мишином голосе различалась отчетливая горечь, но на анализ сил уже не оставалось — ласковые руки мяли грудь, гладили бедра, тискали ягодицы…

Девушка уронила халатик на пол, следом спорхнули трикушник и майка. Он и она упали на взвизгнувшую кровать уже не в борьбе за близость, а в той восхитительной возне, когда ладони и губы справляют праздник, путешествуя по всем ложбинкам и выпуклостям.

Слабенькое удивление проскочило разрядом — ее нечаянный любовник меньше всего походил на юного девственника, что торопится совершить все ошибки первой ночи… Мысли разлетелись вспугнутыми пчелами, и два дыхания слились.

…Она плавно, восхитительно медленно всплывала на поверхность буден, и думы снова наполняли голову, как те самые пчелки, спешащие к летку. Марина томно улыбнулась: а вот сожаление не жужжит нисколько. И совесть помалкивает.

Она поступила правильно — отпустила себя.

«Наконец-то…»

Миша дышал ровно и неслышно, словно во сне, но сухая ладонь гуляла по ее животику. Девушка мягко легла на бочок, устраивая голову на Мишином плече, и промурлыкала:

— Пьем за рулем? М-м?

Юношеская щека дрогнула улыбкой, касаясь девичьего лба.

— Да нет… Просто голова болит. А коньячок заглушает…

— У нас анальгин есть в аптечке…

— У нас тоже. Таблетки не помогут, — вздохнул Миша, поборолся с собой и раздраженно шлепнул себя пальцами по лбу: — Вот тут, где-то в подкорке, зреет опухоль.

Марина вздрогнула, будто от холода.

— Ты что? — пробормотала она ошеломленно. — К-как?

— Да вот так… — Гарин дернул одним плечом. — Боком выходят мои сверхспособности… Вернее, — скривился он, — головой. Осенью началось. Вянет, отсыхает знахарство… Мне б тогда задуматься! А сейчас что… Третья стадия. Астроцитома подъела целительские таланты… Сожрала и не подавилась. Страшно, Маринка… Тошно… — справляясь с собой, Миша смолк, и продолжил с деланной небрежностью: — С дедом Семеном та же гадость приключилась. Он, кстати, в НКВД служил. Товарищам помогал, если ранят — наложением рук. У него оперативный псевдоним был — «Шаман». А на пенсию вышел — хлоп! — и рак мозга. Хорошо еще, подружки помогли…

— Подружки?

— Дедуля ходок был еще тот! — слабо улыбнулся Миша. — И как-то же умудрялся расстаться с очередной пассией без криков, всё тихо-мирно. Да что там… Все его любовницы дружили между собой! А как узнали, что их Сёму прижало, вместе спасать кинулись.

— И спасли? — навострила ушки «Росита». — Как? Ну, как, скажи!

— А тоже — ладонями… — тускло молвил Гарин, отворачиваясь. — Конечно, силы у них мало было, у каждой, но все вместе, эгрегором…

Марина решительно села.

— Между прочим, у тебя тоже подружки есть! — сказала она резко, даже с оттенком злости. — И близняшки, и Рита! А Зиночка разве откажет? Или Альбина?

— Ой, да зачем это надо? — сварливо отозвался Миша. — Лучше я коньячку…

Развязно улыбаясь, он потянулся к марининой груди, но девушка перехватила его руки загребущие.

— Никаких коньячков! — жестко сказала она. — Хватит себя жалеть и нюнить! Жди здесь!

Накинув халат, Исаева резво покинула обиталище дежурного вожатого. В коридоре ей встретилась смешно приодетая Сулима — девушка накинула куртку поверх ночнушки. По ногам дуло.

Блеснув на Марину ревнивым взглядом, Рита попыталась пройти мимо, щурясь с вызовом, но Исаева заступила ей дорогу.

— Ты любишь Мишу?

Вопрос был настолько бесцеремонен и прям, что Сулима зависла — и зарделась.

— Да! — ответила она сопернице с вызовом. — Люблю!

— Мишу надо спасать! — экспрессивно воскликнула Марина. — Срочно! Сейчас! Собери всех девчонок, я объясню.

Розовая от смущения, Рита побледнела.

— Что с ним?

— Ты еще здесь?

Сулима умчалась, теряя куртку на бегу.

Когда Марина вернулась, ей показалось, что Гарин спит — и вся идея со спасением представилась глупой и постыдной.

— Ой, он умер! — запричитала Альбина, испуганно округляя глаза.

— Нет! — Рита бросилась к постели. — Нет! Нет! Он дышит! Еле-еле… Девчонки, он живой!

Светлана ухватила безвольную Мишину руку, сжала пальцами запястье. Ее глаза заблестели обильной влагой.

— Пульс едва прощупывается, — шмыгнула она.

— Не плакать! — грозно скомандовала Исаева, — Зиночка, Аля, вы со мной! Рита, Света, Маша! Давайте с той стороны.

— А что делать?

— Просто приложите ладони и… — «Росита» беспомощно затрясла головой. — Больше я ничего не знаю!

— Думайте о нем! — с чувством молвила Рита. — Чтобы выздоровел! Чтобы все прошло!

Тимоша пугливо приложила ладоши к животу одноклассника, покраснела и глянула на Альбину. Ефимова сосредоточенно вжимала раздвинутые пальцы в Мишину грудь, и шептала что-то неслышное, полузакрыв глаза и отрешаясь от земного.

— Голова!

Торопливо забравшись на кровать, Сулима села на пятки и бережно уложила голову Гарина к себе на колени. Огладила впалые щеки и опустила руки на лоб.

Все замерли. До ушей Марины доносилось лишь взволнованное дыхание. Весь корпус, похоже, погружался в покой и сон, и только в Мишиной комнате пульсировали незримые, неясные токи, которым ученые еще не придумали замысловатых имен.

Дикое нервное напряжение сковало Исаеву, скрутило так, что трудно дышать, а когда оно достигло пика, и пульс зазвенел, темня зрение, Мишина грудь под ее ладонями всколыхнулась на вдохе. Гарин застонал, задышал бурно и сипло, словно всплыв с большой глубины.

Облизав сухие губы, он открыл глаза. Мука все еще таяла в их глубине, но уже прорывалось узнавание.

— Риточка… — хрипнула гортань. — Мариночка… Девочки… Вы чего не спите? Поздно уже…

— Как… ты? — выдавила Марина.

— Девчонки… — вытолкнул Гарин. Он смолк, словно прислушиваясь к себе, а затем его губы раздвинулись в блаженной улыбке. — Голова перестала… Болела сутками. Ни поспать, ни поесть…

— Спи! — всхлипнула Рита.

— Сплю…

Девушки на цыпочках вышли в коридор.

— Никому! Ни слова! — в голосе Марины отозвалась скрытая угроза.

— Вы что, — надула губы Зиночка, — думаете, мы вообще ничего не понимаем, да? Это и вас касается! — она сверкнула глазами в сторону близняшек. — Развели тут… тайны мадридского двора!

— Тимоша, — серьезно парировала Сулима. — Было очень опасно, понимаешь? Очень! За Мишей охотились…

— И что? — воскликнула Зина в запале, хоть и громким шепотом. — Мы что, по-твоему, сдали бы его? Это же наш Мишка!

— Ой, они думают, что первыми! — путано выговорила Альбина. — Между прочим, Миша меня еще в садике лечил! Да! Я как-то эскимо налопалась, горло болело ужасно, говорить не могла, а он подошел — и стал шею гладить. Сопит и гладит. И пекло так… А к вечеру прошло!

— Девочки, давайте не будем ссориться, — миролюбиво заговорила Исаева. — Обещаю, что расскажу все, что знаю, утром.

— Честное слово? — прищурилась Тимоша.

— Честное-пречестное? — в тон спросила Альбина.

— Честное комсомольское, — улыбнулась Марина.

А Рита неуверенно оглядела подруг, и спросила у Исаевой:

— Я побуду с ним, ладно?

— Ладно, — кивнула Марина. — В полночь я тебя сменю.

— А потом моя очередь! — вскинула руку Светлана.

— Я с тобой! — тут же отозвалась Маша.

— Ой, тогда я сразу после вас!

— Значит, я крайняя! — заключила Зиночка.

[1] Дело оперативной разработки.

Суббота, 21 февраля. Утро

Мексика, Кинтана-Роо

«Фордик» не вынес долгого пути — зачах на просторах Юкатана. До моря оставалось совсем немного, и Вакарчук с легким сердцем оставил изделие автопрома США в индейском селении, мало отличимом от лесной опушки. Да и куда тут на машине — по набитой тропе? В здешних местах, как во времена майя, лучший транспорт — крепкие ноги.