У меня что сейчас по распорядку? Согласно личному расписанию занятия гимнастикой и танцами. Так что поехали! Разуваюсь, полы тут чистые, начинаю с лёгких прыжков попеременно на каждой ноге с лёгким выбросом вперёд. Затем разомну ступни и далее по протоколу.

Что-то у меня печень колоть начинает подозрительно быстро. Раньше для такого эффекта надо было кросс километра в три пробежать, да в хорошем темпе, да после длинного перерыва. А перерыв у меня… так-так, а ведь уже неделю по утрам я никак по-человечески дистанцию пробежать не могу. Срезала норму в два раза и всё равно не справляюсь.

Останавливаюсь. Перейду-ка я на гибкость, будем считать разогрелась. Что мне там врач говорил, когда меня папочка в медцентр уволок? «Что-нибудь почувствуешь — сразу ко мне». Хм-м, опускаю нары, мне опора нужна для моего супершпагата. Как скажешь, дядя доктор, как скажешь. Зря понадеялась на молодой и здоровый организм? Ударная доза хлороформа даром всё-таки не прошла? Вот сука этот Прохоров! Не слишком ли легко он от меня ушёл?

Меняю ногу, хоть с этим всё в порядке.

По внутреннему ощущению накопленной приятной усталости около часа мне дали на разминку. Слышу шаги за дверью, когда у стенки ухожу на мостик и обратно. Как раз выпрямилась, когда стали лязгать засовы.

Иду обуваться, должно быть моё заточение заканчивается.

Сижу обуваюсь, на вошедших, судя по шагам, двух мужчин не озираюсь.

— Встать! Шконку на место! — командует мой брутальный конвоир. Рядом с ним пожилой мужчина. Сразу видно, из тех, кто сидит в высоких кабинетах.

Вопросительно гляжу на конвоира, что за шконка такая?

— Сидеть и лежать можно только ночью. Встань и подними нары! — прелестно грубый у него голос.

Прикидываю, как можно развить скандал и как ловчее нахамить конвойному. Меня опережает гость. Он одним движением гасит конфликт.

— Вы позволите? — делает движение присесть, я отодвигаюсь дальше, конвоир затыкается и уходит. По одному этому можно сделать первый вывод о статусе гостя. Лязгает дверь, потом гремит открывающееся окошко. Понятно, присматривать будет. Нет, прислушиваться, любопытных глаз в окошке не видно.

Взгляд у гостя какой-то усталый, но видится в нём что-то обрекающее. Ум-гу, такие тоже встречались. Очень потом удивлённый вид был на их лицах, когда они на собственное тело с фонтаном крови из обрубленной шеи любовались. Недолго, правда. Аж вспомнить приятно.

-------------------------------------------------------

— Ты, выходит, Дана Молчанова? — на меня глядят усталые и мрачные глаза. Добра они мне не желают, это точно, но и особой агрессии не чувствую.

— Как-то не честно. Вы знаете, кто я, а я вас — нет.

— Ты моего сына убила, — чуть помолчав, спокойно поясняет гость.

Точно! И можно не спрашивать, кто именно сын, фамильное сходство налицо. Прохоров — старший. Мысленно, не в реальности, пожимаю плечами. Ну, убила и убила, так получилось, жизнь такая, чего теперь? Твой сыночек тоже много кого убил чисто ради хобби.

Всё-таки пожимаю плечами, надо ведь как-то ответить.

— Конечно, я Алексея не одобряю, — не дождавшись от меня большего, продолжает, — но всё равно тебе это так с рук не сойдёт. Твоя жизнь отныне разделится на до и после.

— Не очень-то вас поняла, — и правда, не понимаю, о чём он? Под ним земля шатается, а он мне угрожает?

— Так жизнь устроена, — немного помолчав, и глядя перед собой, говорит Прохоров, — везде и всюду. Те, кто сверху, могут делать с теми, кто снизу, всё что угодно. Без особых последствий. Наоборот — нет.

— А-а-а, вон вы о чём! — п-ф-ф-ф, открытие века, надо же! — я в курсе. Только с чего вы взяли, что я внизу? Не знаете, кто мой отец?

— И кто твой отец? — Прохоров проявляет голосом полнейшее равнодушие.

— Входит в высшее руководство корпорации «Инфотехн», действительный член ордена Варвары Иловайской.

— Это не низ, — чуть подумав, кивает Прохоров, — но и не верхи. Так что твоя жизнь не станет совсем безрадостной, но проблемы будут.

— Это не проблемы. Это обычная грызня между орденами и чиновниками. Всегда было и всегда будет, — почему мне, почти ребёнку, надо объяснять элементарное даже не взрослому, а пожилому дяде? — а вот вас, господин Прохоров, если не списали, то скоро спишут. Вы уже не способны просчитать ситуацию даже на ход вперёд.

Медленно поворачивается голова и на меня смотрят усталые серые глаза, источающие иронию: мышка показывает зубки? Дорогуша, это тебе показалось! Это не мышка!

— Вы хоть понимаете, что я могу вас сейчас убить, и мне ничего за это не будет? — мирненько спрашиваю я. Прохорова на этот раз пробирает, вид ошарашенный, даже усталость куда-то исчезает.

— …

— Что вам не понятно? Почему ничего мне не будет? А потому что вас здесь быть не должно. Нет вас здесь. А как можно убить человека, которого нет? Так что сделают вам липовую справку, вроде как вас кондрашка хватила и в морг.

Доходит. Власть имущие умеют соображать, когда дело их шкуры касается.

— Я хоть и не молод, но я всё-таки мужчина… — пытается уйти за другой редут обороны. Не поможет.

— А ваш сын что, мужчиной не был? Он был моложе и крепче вас, а я была обнажена и связана. Сейчас я в намного более выгодной ситуации. Я — свободна, а вы пожилой человек, — смотрю на него пристально, намечая уязвимые точки для ударов ногами, руками, а главное, мест, которые можно прокусить. И это не только шея.

Прохорова пронимает. Держится, но чувствую, что именно сдерживается от того, чтобы не поёжиться.

— И кто по вашей же схеме находится наверху, а кто внизу, если за убийство вас, такого важного, мне ничего не будет?

Риторический вопрос задаю в спину. Прохоров медленно, показательно не торопясь, встаёт и отходит к двери. Чуть поворачивается боком после стука, только тогда, не раньше, я попадаю в поле его зрения. Насмешливо наблюдаю. Когда выходит, в его спину бьёт мой заливистый злой смех. Из верхов он, надо же! Помню реалии прошлой жизни. Самые надменные и гордые лица держали лакеи, которые из королевских покоев ночные горшки выносили.

В реальности не так уж он не прав. Я слабее, чем была тогда и охранник рядом. Но искалечить его я бы успела. Дело нехитрое.

6 августа, вторник, время 17:50

Москва, Северо-Восточный округ, ул. Лермонтова 17.

— Так-так, — роюсь в сумочке, которую мне вернули. Карточки и всё остальное на месте. Денег нет, но это сразу было ясно.

Вокруг меня несколько человек, больше всего меня радует присутствие папочки. Молодец мой папочка, быстро меня запеленговал. Протягиваю руку, требовательно шевелю пальцами:

— Мобильник мне мой, быстро!

Перец, что оформлял изъятое, морщится.

— И морщиться не надо! — грубо пресекаю его молчаливый протест, — Папа!

Но отвечает его адвокат, который наклоняется к моему уху. Огромное ему спасибо за подсказку!

— Копию описи возвращённого, пожалуйста, предоставьте, — говорит адвокат, невысокий полноватый мужчина с приветливым располагающим лицом.

Получаем копию, я участия не принимаю, за меня, несовершеннолетнюю, расписывается папочка. После этого адвокат мне уже вслух говорит.

— Всё ли изъятое вам возвращено?

— Не всё! — извещаю с такой радостью, что присутствующий подполковник тоже морщится, — в опись не было внесено всё изъятое!

— Что именно?

— Во-первых, мобильник…

— Не было мобильника! — спорит старший лейтенант, проводивший изъятие и прикарманивший мои кровные двести рублей.

— Пап, — поворачиваюсь к отцу. Тот, слегка усмехаясь, смотрит на подполковника.

— Господин подполковник, — с ехидством обращается к нему, — мне вызвать журналистов и продемонстрировать им работу пеленгатора? Телефон Даны в здании. Именно так я и обнаружил место, куда незаконно вывезли мою дочь.