Документы, ради которых он приехал сюда, оказались именно такими, какие ему были и нужны для написания книги. Там, в очень хорошем состоянии была представлена: и семейная переписка; и дневники; и бухгалтерские книги первых владельцев поместья, написанные разборчивым почерком, в которых было бесчисленное множество любопытных деталей. Согласно тому, что там было написано, первый Делагарди был человеком сильным и одаренным. В скором времени после того как особняк был построен в округе начались волнения, крестьяне восстали и напали на несколько дворцов знати и, тем самым, нанесли серьезный ущерб. Владелец поместья Робек возглавил тех, кто решил подавить этот мятеж, в документах говорилось о казни зачинщиков и жестокой расправе над мятежниками, не знающей пощады рукой.
Портрет Магнуса де ла Гарди, так его звали, был одним из самых лучших в доме, и господин Раксэл, проведя целый день за работой, изучал его с немалым интересом. Он не дает подробного описания этого портрета, но, судя по его словам, лицо этого человека поразило его не добродетелью или красотой, а какой-то сверхъестественной внутренней силой; надо сказать, что он писал о графе Магнусе как о, чуть ли, не феноменальном уроде.
В тот день господин Раксэл обедал вместе со всей семьей, после чего, вечером, но еще при дневном свете, он отправился к себе в гостиницу.
– Я хорошо помню, пишет он, – как спросил церковного сторожа, который был возле церкви, сможет ли он впустить меня в мавзолей. Он, вне всяких сомнений, имел туда доступ, так как я видел его однажды вечером стоящим на ступеньках и, как мне тогда показалось, он закрывал, а может быть и открывал дверь.
Я нашел в его записках то, что утром следующего дня господин Раксэл разговаривал с хозяином. Он написал об этом так подробно, что это сразу меня сильно поразило. Тем не менее, вскоре я понял, что страницы, которые лежат передо мной, по крайней мере, с самого начала, были материалом для той книги, над которой он работал. И то, что они являются ни чем иным как подобием журналистской стряпни, в которую подмешивают диалоги.
Его целью было, как он говорит, найти какие-нибудь предания о графе Магнусе, из которых можно было бы узнать то, чем он занимался и определить, почитал его народ или нет. Из этих записок он понял то, и это можно было сказать с абсолютной уверенностью, что граф особенной популярностью среди народа не пользовался. Если его издольщики[107] опаздывали на работу в те дни, когда они должны были работать на него как на хозяина поместья, то он растягивал их на деревянной скамье, или порол их, а затем клеймил, во внутреннем дворе своего особняка. Было два случая, когда люди попытались отнять у него участки земли, так вот, зимними ночами дома этих людей таинственным образом сгорели вместе с их семьями, которые были в этих домах. Но, о чем больше всего беспокоился хозяин гостиницы, и к этой теме он возвращался не один раз, – так это то, что граф пошел по Черному Пути и, судя по всему, умел вызывать какого-то адского духа.
Вы конечно захотите узнать, как и поступил господин Раксэл, что же это такое, – Черный Путь. Но ваше любопытство, наверняка, так и останется не удовлетворенным, также случилось и с ним. Хозяин явно не хотел вдаваться в подробности, или вообще что-нибудь отвечать на этот вопрос. Как раз этот момент его куда-то позвали и он с явной готовностью поспешно удалился, лишь только несколько минут спустя он засунул свою голову в дверь, чтобы сказать, что его срочно вызвали в Скару[108] и он вернется только к вечеру.
Так и не удовлетворив свое любопытство, господину Раксэлу пришлось приступить к своей работе в особняке, которой он занимался ежедневно. Записки и документы, на которые он вслед за этим наткнулся, направили его мысли совсем по другому пути. Его внимание привлекла переписка между Софией Альбертиной из Стокгольма и её замужней кузиной Ульрикой Элеонорой, которая жила в Робеке, в период с 1705 по 1710 годы. Эти письма были черезвычайно интересны в том плане, что они проливали свет на культурные традиции, существовавшие в Швеции в то время, любой, кто читал полную публикацию этих писем в изданиях Шведской Комиссии по Историческим Манускриптам, может это подтвердить.
После обеда, он закончил с этими письмами и после того, как он поставил ящики, в которых они лежали, на их прежнее место на полке, он, как и следовало ожидать, решил рассмотреть несколько томов, которые стояли рядом, для того чтобы определить с какого из них лучше всего начать на следующий день. Полку, на которую он наткнулся, главным образом занимали бухгалтерские книги, написанные от руки самим графом Магнусом. Но одна среди них затесалась явно другая, эта была книга по алхимии и другими мистическимие трактатами, которые существовали в шестнадцатом столетии. Так как, господин Раксэл был не особенно знаком с книгами по алхимии, ему потребовалось очень много времени для того чтобы разобрать названия различных трактатов и заголовков. Там была: «Книга Феникса», «Книга Тридцати Слов», «Книга Жабы», «Книга Мириам», “Turba philosophorum”, и другие; и тут он очень обрадовался, так как случайно наткнулся на лист, который специально был оставлен свободным в середине книги и на котором было что-то написано самим графом Магнусом под заголовком “Liber nigrae peregrinations[109]”. На самом деле, там было написано всего каких-то несколько строк, но и этого было вполне достаточно, для того чтобы понять то, что этим утром хозяин дома говорил о религии, по крайне мере, такой же древней как и сам граф Магнус и которой он, по всей видимости, придерживался. Здесь я привожу перевод на английский того, что было написано там:
«Если человек хочет прожить долгую жизнь, заручиться покровительством доброго ангела и увидеть, как прольется кровь его врагов, то, первым делом ему надо отправиться в город Хоразин[110] и предстать там перед принцем…». – В этом месте слово было затерто, но не очень хорошо, поэтому господин Раксэл был абсолютно уверен в том, что он сумел его разобрать правильно и это слово следует читать как aeris[111] (из воздуха). Но далее не следовало никакого текста, лишь только одна строчка на латыни: Quaere reliqua hujus materiei inter secretiora. (Остальное смотрите среди материалов личного характера).
Нельзя отрицать того, что из за зловещего сияния, которое исходило от всего во что верил граф и к чему он имел склонность, у господина Раксэла, который жил почти три столетия спустя, возникла мысль о том, что вполне вероятно граф приобрел свое могущество благодаря алхимии, а вместе с ней и магией, и это сделало эту заметную фигуру еще более яркой. Поэтому, когда после длительного созерцания картины, висевшей в холле, на которой был изображен этот самый граф, он отправился по привычному пути домой, все его мысли были сфокусированы на графе Магнусе. Его глаза не замечали всей той красоты, что его окружала, он не воспринимал восхитительных ароматов леса, не видел чудесного света, которым было озарено озеро. А когда он внезапно остановился, то был очень удивлен тому, что вместо того, чтобы прийти к себе в гостиницу на ужин, он оказался у ворот на церковное кладбище. Тут его глаза уперлись в мавзолей.
– А, – произнес он, – граф Магнус, вот Вы где. Я был бы очень рад встрече с Вами.
– Как и многие старые холостяки, – писал он, – я имею привычку говорить с самим собой вслух и, в отличие от греческих и римских аристократов, я не ожидал услышать ничего. Само собой разумеется, и возможно к моему счастью, на этот раз я не услышал никакого ответа, также не услышал того, что можно было бы принять за ответ: лишь только женщина, которая, как я полагаю, убирала в церкви, уронила какой-то металлический предмет на пол и от раздавшегося лязга я вздрогнул. А граф Магнус, я думаю, спал крепким сном.
