Литмир - Электронная Библиотека

Соседи вели себя достаточно тихо. Иногда в коридоре открывалась дверь, и кто-нибудь выбрасывал из комнаты свои сапоги, или какой-нибудь коммивояжер проходил по коридору, бормоча себе под нос неизвестно что, или по ужасной мостовой с грохотом проезжала телега, или слышно было, как кто-то торопится по делам, шлепая по каменным плитам.

Андерсон закончил писать свои письма, заказал виски с содовой и подошел к окну, внимательно изучая глухую стену дома напротив и тени появившиеся на ней.

Насколько он помнил, комнату номер 14 занимал юрист, степенный мужчина, он говорил мало за едой, главным образом был занят изучением небольшой пачки документов, которая лежала рядом с его тарелкой. Тем не менее, очевидно он был любителем порезвиться, когда оставался один. Тогда, по какой еще причине, он мог устроить эту пляску? Тень, которая падала из его комнаты на стену, как раз говорила о том, что он танцевал. То и дело его сухопарая фигура оказывалась напротив окна, он махал руками, и видно было, как костлявая нога с поразительной резвостью взлетает вверх. Видимо, он был босой, да и пол наверняка был покрыт каким-то плотным ковром, потому что его передвижений не было слышно. Адвокат, господин Дженсен, в десять часов ночи отплясывает у себя в номере, вот уж действительно, подходящий сюжет для исторического холста в возвышенном стиле. Андерсон подумал, точно как Эмили из «Удольфских тайн[92], откуда эти строки:

Я в десять вечера вернулась,
Тьма, света не видать.
Кругом все думают, – рехнулась,
Но мне на них плевать.
Зайду я в комнату свою, закрою свой замок,
Всю ночь танцую и пляшу, – соседям, что за прок,
Ругайся хоть весь ваш народ,
Кружусь, верчусь, назад, вперед,
Знай, я дружу с законом,
И пусть сосед как зверь орет,
Теперь мне до всего, – как до пустого звона.

Если бы хозяин гостиницы в этот момент не постучал в дверь, то возможно перед читателем уже была бы изложена вся эта длинная поэма. Сказать, что тот, очутившись в этой комнате, был озадачен, – это значит, ничего не сказать, господин Кристенсен был поражен до крайней степени, так же как и Андерсон, потому что он заметил – произошли какие-то странные перемены. Но он сделал вид, будто бы ничего не произошло. Фотографии, которые ему показывал Андерсон, его заинтересовали очень, демонстрация их сопровождалась убедительным рассказом и объяснениями Андерсона, который добавлял к рассказу свои личные воспоминания. Неизвестно, перешла бы их беседа на ту тему, которая больше всего интересовала Андерсона, то есть, на комнату номер 13, если бы сосед-адвокат в этот момент не запел, да еще так, что ни у кого не возникло никаких сомнений в том, что это певун или напился до чертиков, или с ума спятил. Голос, который они услышали, был высокий и тонкий, и еще к тому же, хриплый, как обычно бывает у певца, который долго не тренировался в пении. Слова песни или мелодию разобрать было невозможно. Его голос взмывал к невиданным высотам и стремительно падал вниз, превращаясь в стон преисполненный отчаяния, так зимой завывает холодный ветер в черной пустой трубе, а еще, такие кошмарные звуки издает орган, когда неожиданно иссякает поток воздуха в его трубах. Это действительно был ужасный звук и Андерсон понимал, что если бы в этот момент он в этой комнате находился один, то, скорее всего, пришлось бы ему искать спасения там, где есть люди, то есть, бежать в соседнюю комнату к коммивояжерам.

Хозяин гостиницы сидел, разинув рот.

– Не могу понять, – в конце концов, произнес он, вытирая пот со лба. Это просто какой-то кошмар. Мне уже доводилось такое слышать, но я был абсолютно уверен в том, что это кошка так орет.

– Он что сума сошел? – сказал Андерсон.

– Увы, как не печально, но придется это признать! А такой хороший клиент, да еще вдобавок ко всему, насколько мне известно, преуспевающий в своем деле, молодой семьянин, детишек растит.

И тут кто-то раздраженной, нервной рукой начал тарабанить в их дверь, которую сам без приглашения и открыл. На пороге стоял тот самый юрист, о котором они только что говорили, в домашней одежде со стоящими дыбом волосами; он был просто взбешен.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но я был бы вам весьма признателен, если бы вы прекратили… —

Тут он замолчал, так как было ясно, что никто из присутствующих не имеет никакого отношения к этому нарушению покоя. После минутного затишья вопли возобновились с новой силой и стали еще более дикими, чем прежде.

Черт побери, что это такое? – вырвалось у юриста. – Откуда это? Кто это орет? Я что с ума сошел?

– Господин Дженсен, это в соседней комнате, то есть в вашей. У вас там случайно кошка в трубе не застряла, а межет еще кто-нибудь?

– Это было единственное, что смог произнести Андерсон, но сказав это, он понял всю ненужность произнесенных им слов. Что-то нужно было делать, ведь не стоять же так, слушая этот жуткий вой и смотреть на белое от страха лицо хозяина гостиницы, покрытое капельками пота, который недоуменно таращился и трясся, вцепившись в ручки своего кресла.

– Такое абсолютно невозможно, – произнес юрист, – ни в коем случае. В моей комнате нет никакой трубы. Я пришел к вам, потому что я был абсолютно уверен в том, что все эти вопли идут из вашей комнаты. Ведь она, соседняя с моей.

– А между вашей и моей дверью случайно нет никакой двери? – с большим интересом спросил Андерсон.

– Нет, сэр, – ответил господин Дженсен, довольно решительным голосом. – По крайней мере, этим утром я такой не заметил.

– Ага! – сказал Андерсон. – а вечером она была?

– Не знаю, не уверен в этом, – произнес юрист в некотором замешательстве.

Неожиданно вопли и пение в соседней комнате прекратились, было слышно, как этот певец начал тихонько что-то мурлыкать и при этом посмеиваться себе под нос. Услышав этот голос, трое мужчин невольно вздрогнули. Затем всё стихло.

– Итак, – сказал юрист, – что вы можете сказать на это счет, господин Кристенсен? Что всё это значит?

– О, Господь Всемогущий! – воскликнул господин Кристенсен, – А я-то тут при чем! Я знаю не больше вашего, господа, клянусь вам, я не слыхал ничего подобного прежде.

– Так же и я, – сказал господин Дженсен, После этого он что-то произнес, сопровождая свои слова вздохом. Андерсону показалось, что тот произнес слова из Псалтыря: omnis spiritus laudet Dominum[93], – но он в этом не был уверен.

– Нам надо что-то делать, – сказал Андерсон, – ведь нас трое. Не пойти ли нам в соседнюю комнату и самим всё выяснить?

– Но это же, комната господина Дженсена, – завыл хозяин гостиницы. – Что толку от того, что мы туда пойдем, он же ушел оттуда.

– Я не совсем уверен в том, что это доносилось из моей комнаты, – сказал Дженсен. – я думаю, что этот джентльмен прав: нам надо пойти и самим всё выяснить.

Единственные орудия самообороны, которые они смогли найти, были палка и зонтик. От страха дрожа вся компания крадучись пробиралась по коридору. Вокруг царила мертвая тишина, но под дверью соседней комнаты виднелась тонкая дорожка света. Андерсон и Дженсен приблизились к ней. Дженсен взялся за ручку и толкнул её с силой. Бесполезно. Дверь не поддалась.

– Господин Кристенсен, – сказал Дженсен, – не могли бы вы привести самого сильного из своих работников? Нам непременно нужно попасть внутрь.

Хозяин гостиницы кивнул головой в знак согласия и впопыхах ушел, в душе радуясь тому, что хоть на какое-то время ему удастся быть подальше от этого зловещего места. Янсен и Андерсон остались там же, где и стояли, им нужно было смотреть за дверью.

вернуться

92

«Удольфские тайны» (1794) – Анна Радклиф. Анна Радклиф родилась в 1764 году в городе Холборне в семье галантерейщика Вильяма Уорда; её матерью была Анна Уотс. Фамилию Радклиф она получила, выйдя в возрасте 22 лет замуж за журналиста Вильяма Радклифа, владельца и главного редактора газеты «English Chronicle». Поскольку у них не было детей, Анна, чтобы занять свободное время, начинает заниматься беллетристикой. Это её занятие поощряет и поддерживает её муж.

В течение семи лет она выпускает все свои книги, получившие впоследствии широкое распространение, затем прекращает заниматься литературой. Это происходит из-за того, что Анна от природы была застенчивым человеком и большая известность пугала её, нарушала её внутреннее спокойствие.

Жизнь Анны Радклиф, как и её творчество, окружены различными тайнами. Одна из таких легенд гласит, что, выдумывая новые сюжеты и страшные детали своих произведений, Анна сошла с ума и после этого умерла. Надо заметить, что опровержений подобным слухам (они распространились, когда Анна прекратила писать) при её жизни не было.

На самом деле Радклиф скончалась на 59-м году жизни 7 февраля 1823 года от пневмонии. Похороны писательницы состоялись 15 февраля в церкви Святого Георга около Гановер-сквер в Лондоне. Тело писательницы было погребено в склепе M569 часовни приходской церкви на кладбище Бейсвотер-роуд (Bayswater Road) – одном из двух кладбищ прихода Святого Георга на Гановер-сквер. В 1853 году кладбище перестало использоваться, а поскольку во время Второй мировой войны оно пострадало от бомбёжки немецкой авиации, специальным актом парламента кладбище было секуляризировано, и в 1970-х годах на его месте было построено престижное жильё – St George’s Fields Estate. При разборе останков и составлении списка надписей на могильных плитах в 1969 году имя Анны Радклиф обнаружено не было (согласно информации, полученной в архивах Вестминстера).

Не сохранился ни один портрет Анны Радклиф.

вернуться

93

'omnis spiritus laudet Dominum, – Всякое дыхание. да хвалит Господа!

19
{"b":"735656","o":1}