Вместо ответа Володя, подойдя к участковому, взял его за козырек фуражки и надвинул его на самый нос! Я зажмурился и, кажется, стал понимать – каким способом этот деревенский “бард” создает себе неприятности.

– Будет тебе, Вася, – вдруг раздался володин голос, – мы только от Петровича, пойдем лучше выпьем!

– Ну, дает! – закричал участковый, впрочем, особенной злобы в его голосе не было – он и Володя, оказалось, были друзьями. Немного смутившись, Василий Макарович, поздоровался с нами, и мы прошли в избу. Ты с Мариной ушла наверх, а мы остались втроем.

– Как он? – после недолгого молчания спросил участковый.

– Хреново, – грустно ответил Володя, – может, в район отвезут.

Помолчали, выпили по рюмке.

– Ладно, вы тут давайте, а я пойду, дела имеются, – и ушел. Василий Макарович  понимающе кивнул:

– Наконец-то пришла муза к нашему слесарю, – и хитро ко мне:

– Ну – и как ее звать?

Я назвал твое имя.

– Красивое – как и сама его обладательница, – задумчиво так.

Я не возражал.

– Давно его так не пробирало, – продолжил он, – полгода уж не пьет, зачах совсем с любимой-то женой! Ну, ничего, скоро разойдется – вишь как глаза блестят – вдохновение появилось. Великое дело! Без него он мается как неприкаянный, теперь вот новых песен ждать будем, а заодно – и беречь, стеречь его придется. Особенно – когда сойдет волна. Упадок, полный упадок… Опустошение, безнадега, отчаяние. Без водки – смерть ему была бы. А с ней – живет как на вулкане – не знаешь, что в следующую минуту вытворит. Любит его председатель наш, другой бы враз выгнал.

За стеной раздались звуки володиной гитары.

– Пойдем, пройдемся, не будем мешать, – и мы вышли наружу.

Был теплый майский вечер, темнело. Лица участкового не было видно, но я хорошо представлял его строгое, властное выражение. Поэтому был изрядно удивлен, когда он мягко, по-дружески мне сказал:

– Зови меня просто Василий или Вася. Это я для здешних –  гроза, а ты ведь, – в голосе ирония, – столичная штучка, к тому же путешественник. Правда, чего ищешь – непонятно.

Помолчал, подумал.

– Хорошо что людьми интересуешься. Это верное дело. Я вот тоже – сколько здесь живу – всех знаю, а не перестаю удивляться односельчанам. Какие умы, какие характеры – книги писать можно!

Услышать такое от милиционера было неожиданно и приятно.

– Взять нашего председателя,– с жаром продолжал он, – не человек – глыба. Сколько в жизни натерпелся – на десятерых с лихвой хватит. А посмотреть на него – счастливее не бывает. Во как! Или вот, например, – показал на дом, мимо которого мы шли, – поп приехал в гости, уникум! захожу к нему иногда, особенно когда на душе непорядок – в себя прийти помогает. Заглянем?

Заходим, в доме пусто, слышно, как работает телевизор. Василий по-военному:

– А ну, выходь, святая душа, гости пришли!

Скрип дивана, и появляется – во весь дверной проем – медведеобразный человечище в спортивных брюках, толстом свитере, борода только выдает священника.

– Не юродствуй, сын мой занюханный, – произносит густым басом, – душа моя, как и у всех – грешная, да вот здесь только, – показывает на  свою голову, – поболее твоего будет.

Жмет нам руки своей огромной лапой.

– А если здесь у тебя поболее – чего же смотришь на суету мирскую? – показывает Василий в сторону телевизора.

Бородач густо расхохотался:

– Чтобы еще более удивиться мирской тупости и глупости! Что вытворяют, а? Бесятся, орут, прыгают, рядятся как… куклы какие-то. А кукловод кто – думаешь, понимают эти бараны?! Нагрешат, намаются, загонят себя в пятый угол, а далее куда? – по больницам, или вот – ко мне приходят спасать свои душонки. Как вы, например. Ну что, сын мой занюханный, – ткнул меня в грудь так, что я на себе почувствовал мощь этой “святой души”, – говори как на духу: чего тебе в жизни-то неймется?

…Что мне оставалось делать? Я и выпалил "как на духу":

– Хочу знать – что есть истина?

Поп замолчал, а я подумал, что сейчас он назидательным тоном прочтет мне краткий курс молодого христианина. Но не тут-то было:

– Садитесь за стол, – говорит, достает большую бутыль, соленые огурцы, сало.  Наливает. Опять спирт, чтоб его! Пьем, закусываем, молчим. Участковый смотрит на меня во все глаза – не ожидал, наверное.

– Был один когда-то, знал что есть истина, – медленно начинает поп, – да нет его давно уже. Ты вроде бы не похож на него… А значит, и дело твое пустое. – Выпей-ка еще, – и наливает мне полстакана спирта – я махом глотаю, глаза лезут на лоб.

– А теперь правду рассказывай – чего тебе надо?

Пока я соображал что ответить, вступился Василий:

– Не один он, святейшество. Спутница с ним. Вовка наш полчаса с ней провел  и в небеса свои улетел.

– Ах, вот как! – поп от души засмеялся, аж пот на лбу выступил. – За такую “истину” и я не против, – махнул полстакана, стал смачно закусывать, трясясь от смеха. Василий не отставал – и по спирту, и по веселью – выпил и пронзительно засмеялся. Только мне было не до смеха. Зря, наверное, рассказал.

– А я-то думаю – куда сына моего понесло? Только не истиной это зовется, а по-другому. Женись – и все дела.

При слове “женись” сердце сжалось, я стал трезветь, нарастала злость к этим двоим.

– Видите ли, святой отец, – подбирая слова, начал я, – замужняя она.

– Так пускай разведется, я возражать не стану.

– Так не любит она меня!

– А зачем же с тобой идет? – уставился на меня в недоумении.

– Чтобы тоже узнать – что такое истина. – Другого объяснения у меня, действительно, не было.

– Ух ты! – воскликнул Василий, наливая еще в стаканы, – впервые слышу чтоб женщина таким интересовалась, а если еще и в путь отправилась… Вот это да!

Поп сидел, нахмурившись, тоже, наверное, впервые слышал.

– За истину! – провозгласил участковый, и все выпили. Священник несколько раз погладил в задумчивости свою бороду:

– Ну что же, тогда будем рассуждать логически: цель благородная – да, благородная. Несбыточная – да, несбыточная. И что из этого следует? – он вопросительно посмотрел на меня и Василия – мы не знали. – А следует то, что вы пройдете – с божьей помощью, конечно, благородный путь к несбыточной цели! – и вновь разразился смехом.

– Судя по некоторым, ставшим мне известным фактам – он посмотрел мне прямо в лицо – этот путь должен стать не таким уж неприятным. И то хорошо, благодари бога. А любовь к богу прежде всего должна присутствовать в тебе, сын мой занюханный, а к женщине – уважение и внимание. Вот так. А теперь, дети мои – пора вам вернуться, откуда пришли. И старайтесь не грешить в вашей мирской маете.

Возвращались мы уже ночью, участковый проводил меня до самого дома, бормоча: ”ну вы, ребята, даете!”. В доме было темно. Володя встретил, быстро показал на кровать и затворился в своей комнате. Я упал как подкошенный и отключился. Так же мгновенно я “включился” когда услышал голоса. Незнакомый мне – холодный и суровый – спрашивал:

– Вы понимаете – с кем вы сейчас разговариваете?

– Да, – тихо ответил кто-то.

– Вы осознаете свою ответственность за то, что сейчас будете говорить?

– Да, – еще тише ответил тот.

– Тогда объясните нам, зачем вы посягаете на бесконечное?

– Я, ваша милость ни в коей мере не посягаю, – голос дрожал от волнения, но я все же узнал в нем… моего пожилого Джентльмена! – Я просто хочу выяснить, разобраться, сформулировать, так сказать, гипотезу…

– Лжешь!!! – прогремело в ответ.

– Лжет! – раздались рядом еще два не менее устрашающих возгласа.

– Поверьте мне, – голос Джентльмена стал до неузнаваемости жалким и беспомощным, – я не лгу, я…

– Замолчи, ничтожество, – зловеще произнес первый, – нам все и так ясно без твоих оправданий. Ты приговариваешься…