– С другой стороны, посмотрите, моя радость, – кто наши, так сказать, соседи по цеху. Пускай и предобрая, но – уже почтенная дама, молодой и не очень… продвинутый джентльмен. Для чего ради нам-то беспокоиться?

При этих словах Блондинка покрылась пятнами, ее симпатичное лицо налилось гневом, поднявшись, она медленно стала подходить к Джентльмену – а он, надо сказать, аж застыл от страха, – со всей силы размахнулась и… что было далее – увидеть мне не довелось. Ты, свет моих очей, уже будила меня своим очаровательным, мелодичным голосом.

… Увидев твое лицо, я вернулся в реальность, мигом забыв тех, двоих. Мы пошли гулять, сели у реки и я стал читать тебе дедушкины стихи. Оказалось, они вызывают у тебя совсем другие чувства. То, что меня вдохновило – вызвало у тебя иронию, то от чего хотелось плакать – веселый смех. Я попросил тебя обсудить некоторые из них. Еще раз патетически читаю:

– ”…А когда умираешь без стона – это любовь…”.

– Ну какая же тут любовь? – удивляешься ты, – разве можно любовь связывать со смертью? Любовь – это счастливая жизнь, это семья, это – продолжение жизни – наши дети.

– “Все, что ты в жизни изучил – ничто…”, – читаю я, а ты смеешься:

– Ну зачем же так – о знаниях? Без них мы – никуда!.

– “Никто не соединился с возлюбленною своей, пока не изранил шипами сердце как соловей…”.

– Прям-таки и изранил соловушка сердце, – издеваешься. – Но, пожалуйста, не переживай, – мягко и ласково сказала ты, – стихи, действительно, замечательные, просто они рождены мятущейся, бунтующей душой – как у тебя.

И я сразу стал спокоен – оказывается, Гармония видит и чувствует все по-другому.

Дедушка в этот день так и не появился, должно быть, решил дать возможность побыть нам наедине. С заходом солнца мы легли спать в нашем временном убежище – под цветущей яблоней. Ты быстро уснула, а я лежал рядом, слушая твое ровное дыхание и думая о том, что же объединило нас – таких разных, но стремящихся понять друг друга. Может быть, желание постичь и пережить на своем жизненном пути то, чего у нас нет: бунта в тебе, гармонии и счастья – во мне?

– Доброе утро! – сказал я деловито, чуть только проснувшись. Неужели я это сказал – сказал без единого ласкового слова, каковых в изобилии я расточал ранее?! Стало весело, в голову влетело клише из западных фильмов: ”Молодец, парень, ты это сделал!”. Стало еще смешнее. Поверь мне, пожалуйста, моя ненаглядная, что я смог так сказать и при том еще смеяться. Хотя вчера было не до смеха. Сон был крепкий, спокойный, ты же ведь рядом. Затем что-то внутри зашевелилось – и я вскочил как солдат по тревоге: я-то знал, что мой старый друговраг – так называемый фельдшер мозг – только и ждет своего часа. Значит, надо быть начеку. Итак, вскочив, я буднично (!) тебе сказал:

– Доброе утро!

И послал ему пламенный привет. Оттуда – ни звука, значит, можно спокойно поразмышлять о прошедшем дне. Целый день мы были одни. Мне было с тобой очень хорошо. Не только видеть и чувствовать тебя рядом, но и разговаривать с тобой. Особенно интересно было слушать твою “критику” – как ты насмешливо, вместе с тем умно и деликатно отнеслась к премудростям деда, которые я, было, слепо принял на веру. Придется не торопиться мне с выводами, а все услышанное от него и записанное на листочках стараться понимать не спеша, по возможности советуясь с тобой. И как у тебя все так получается – без конфликтов, потрясений, всему есть хорошее и спокойное объяснение? Наверное, Природа в твоем лице решила создать образец, чтобы остальные могли посмотреть и поучиться всему тому, что она в тебя заложила. Пришла вдруг глупая мысль – а как остальные мужчины – так же к тебе относятся, как и я? Я смутился – по моей логике выходило, что все остальные мужчины должны были давно покинуть всех своих женщин и броситься к твоим ногам, умоляя о капельке внимания. И представил себе такую картину: ты сидишь на троне, а перед тобой на коленях – самые-самые известные: музыканты, артисты, писатели, политики, спортсмены. Был бы я художником – точно бы такую картину написал бы. Аж дух захватило! Но… Но тогда бы ты не пошла со мной, а выбрала бы… выбрала бы… самого красивого. Стало больно. Вспомнилось, что когда-то именно по этой причине я не смог тебе признаться в любви – глядя на себя в зеркало, не представлял что такое возможно… Вернемся лучше к началу: если ты сейчас со мной – а в этом сомневаться не приходится (я еще раз посмотрел на тебя, мирно спящую и слегка дотронулся до тебя, не как влюбленный! просто прикоснулся чтобы проверить что это не сон, – ты здесь), значит, “остальные мужчины” так не считают. А, может, просто не знают? На этой мысли я задремал.

Проснувшись, я увидел тебя у хижины с мужчиной. Вы сидели на маленьких раскладных стульях и о чем-то разговаривали. Стол был накрыт, но никто к еде не прикасался – ждали меня? Я заметил, как он что-то тебе с воодушевлением рассказывает, а ты, улыбаясь, внимательно слушаешь. В нерешительности, я все же подошел, чтобы не подслушивать, и он, пружинисто поднявшись, сдавил мощной кистью мою ладонь. Ага, “слесарь Володя”. Было видно, что я прервал его речь не совсем кстати. За завтраком он продолжил рассказывать о себе. Выяснилось, что он любит петь и сочиняет песни. Я вспомнил язвительные комментарии Петровича. Володя кинул на меня быстрый взгляд и выпалил:

– Да слышит он плохо, старый осел! Там не про женщин было – а про правду, истину, так сказать.

Я насторожился, но Володя  увел разговор в другое русло:

– Вы лучше вот это послушайте!”

И вдруг запел, без инструмента, своим хриплым, “пропитым”, как говорят в простонародье,  голосом – запел о любви! О большой Любви. Он преобразился, его голос как будто исчез, а перед глазами возникли потрясающие картины настоящей мужской Жизни –  для и во имя Любви. Вернулся я к реальности (ах, что за слово такое – лучше бы его не было!) когда он пел: “Украду, если кража тебе по душе. Зря ли я столько сил разбазарил?!”… Подумалось – ведь и я же тебя украл – от того, “кому ты принадлежишь”, как метко заметил дедушка. Смотрю на тебя – твои глаза расширились, стали бездонными, ты где-то далеко… Смотрю на Володю – его взгляд, его душа, его песни, он сам  – принадлежат только тебе. Его здесь нет, он – весь, без остатка, в тебе. Вспомнил свои утренние размышления – не так-то я уж был и неправ – один уже попался “ловцу сердец”! “Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял” – грустно допел он и замолчал, все так же пристально, не отрываясь, глядя на тебя. “Шалаш тоже занят…” – подумалось некстати, а тем временем, я наблюдал за вами. Ты возвращалась из своих бездонных глубин, это было видно по тебе, будто спускалась с небес на землю. Спустившись, ты улыбнулась ему так, что я понял – какая самая большая награда за его песни.

– Какой вы молодец, Володя! Таких прекрасных слов о любви я никогда и нигде не слышала!

Он вначале смущенно уставился в стол, затем обернулся ко мне:

– А ты деда все слушаешь, ходячие руины… – и весело рассмеялся.

– …Володенька, мой хороший, вот ты где! – раздался вдалеке мелодичный женский голос, и появилась Марина. Она подошла и, глядя во все глаза на тебя (как вы похожи!), шутливо укорила его:

– Ах, вот ты кому в любви признаешься?!

В ответ он, улыбаясь, встал перед ней на колени и патетически произнес:

– Это – признание тебе и только тебе! В каждой красивой женщине и вижу тебя и пою только для тебя!

Она нежно гладила его волосы, лоб, закрытые глаза. Наконец, ласково его отстранив, села рядом и, продолжая смотреть на тебя, нежным голосом сказала:

– Не часто у нас в глуши появляются гости из столиц, пойдемте, погуляем по саду!

Было видно, что Марина произвела на тебя большое впечатление, и ты с радостью согласилась. Стало тепло оттого, что ты, как бы спрашивая разрешения, посмотрела на меня. Я, конечно, был не против. Марина, признаюсь, поразила и меня, и мне захотелось позже об этом с тобой поговорить.