Манвэ устало потер переносицу, совсем уподобившись в этом жесте живому.

- Перестаньте… - потянул он, и мягкий голос зазвучал ласково и тихо.

Поначалу всем показалось, что близнецы успокоились. Амбарусса умолкли. Посмотрели на Манвэ. Затем на Валар и друг на друга.

И принялись выть с утроенной силой.

- О, Эру, Фэанаро, успокой своих детей! Невозможно же смотреть на их слезы!

Но Фэанаро хмуро глядел на близнецов и уже собрался сделать первый шаг, когда его опередил тот, кого ждали меньше всего. Великий охотник Оромэ сошел с трона и опустился на колено перед рыдающими мальчишками. Он улыбнулся строго и тепло, разом подхватив близнецов на руки, вскинув по одному на сгиб локтя, будто кукол.

Глаза у близнецов распахнулись, как у совят. Плач тут же смолк.

- Ну, тихо, тихо, мальчики, - он покачал разом замолчавших Амбарусса, и голос великого охотника звучал мягко и глубоко, как суровый шепот дубовой листвы. Пахло от него лесом, кожей, дымом и можжевельником, а одежды были похожи на постоянно меняющий оттенки лес, скрывающий в чаще зверей. – Ловкие. Тихие. Настоящие охотники. Вы поступили нехорошо. Вам стыдно перед отцом?

- Да-а! – удивленно-благоговейно потянул Амрод, во все глаза глядя на светлое и чистое, будто блистающее отсветами Тэльпериона и Лаурелин лицо.

- Мы… мы хотели принести самоцветы госпоже Айрэ Т-та-ари! Она могла бы сделать… звездочки… и их бы все видели… и никто не тро-онул!

Мальчишки опять сорвались в рев, заставив Оромэ обескураженно вздохнуть. И обнять обоих, покачивая на руках. Фэанаро молчаливо застонал, уткнувшись жене лбом в плечо, Финвэ прикрыл кулаком рот, изо всех сил стараясь не смеяться.

Если бы они обернулись, то увидели бы, что улыбка дрожит даже на лице Варды. Владычица звезд впервые подала голос за все время, прошедшее с возвращения Мелькора:

- Будет вам новая звезда, раз желали принести ее в дар отцу.

Вторым встал Тулкас: айну встряхнул головой, гордо расправляя плечи, и быстрым пружинистым шагом спустился вниз.

- Ладно, так тому и быть, - проворчал он. - Буду первым, - он встал перед Мелькором, уперев руки в бока. - Ну… прости меня что ли? Я же не думал, что… так выйдет.

«Не думал он. У тебя же вообще мозгов нет, правда?»

Но теплая ладонь Майрона, мягко лежавшая на спине, и уютная нега, разлившаяся по телу от малинового молока Эсте, почему-то заставили его придержать язык на этот раз.

- А ты вообще думаешь? – мрачно проворчал он.

- Да ну тебя! – возмутился Тулкас. От резкого кивка встрепенулись ярко-золотые кудри, красное лицо озарилось широкой улыбкой, а голос звучал громогласно, но беззлобно. – Да иди сюда, дай обниму что ли хоть раз в честь праздника! Слово даю больше не бить, пока точно не узнаю, что ты натворил! И другим не позволю!

Майрону показалось, что от внезапных медвежьих объятий опустившегося на колено Астальдо Мелькор сейчас или закричит от ужаса, или зашипит, пытаясь освободиться. Потому что в черных глазах валы был весь ужас, существовавший в Арде от начала времен, и более красноречивым лицо Мелькора, видневшееся из-за могучего плеча Астальдо могло бы стать только в случае крика по осанвэ: «Спаси меня!».

- Хорошо, хорошо! – Мелькор глубоко выдохнул, почти панически глядя на Тулкаса, отпил еще один глоток молока, глядя в пространство так ошеломленно, как будто до сих пор пытался осознать происходящее, и вздрогнул всем телом, дико глядя на Астальдо, когда тот от души хлопнул его по плечу.

- Вот и славно! Нечего держать обиды. Пойду я, дела праздничные все равно стоят. Надо их закончить!

Мелькор так и остался сидеть с приоткрытым ртом. Он встряхнулся. Проморгался.

- Это что сейчас было?

На этот раз не выдержала Нерданэль: женщина расхохоталась так звонко, что не смогла остановиться. Она вытерла выступившие слезы кончиками пальцев, продышалась, опять заливисто засмеялась и лишь потом заметила обиженный до глубины души взгляд Мелькора. Которому, разумеется, казалось, что выражение лица он сохраняет каменное.

- Прости меня, Мелькор, - она выдохнула. – Ох. Действительно прости. Я знаю, как ты не любишь смех. Сейчас вернусь, - с этими словами она улизнула куда-то в толпу, поцеловав Фэанаро в щеку напоследок.

Ингвион выглядел куда более нерешительно и мрачно по сравнению с Тулкасом. Но подошел ближе и, поколебавшись, опустился на колено: перед Манвэ, не перед Мелькором, и опустил взгляд.

- Прости меня, владыка Сулимо, - голос Ингвиона звучал тихо. – Не в моей власти было решать, кто виновен.

Манвэ лишь покачал головой.

- Не передо мной извиняйся, Ингвион, - он кивнул в сторону Мелькора. – Потому что твое копье задело не меня, а моего брата.

Мелькор видел и на деле молчаливо позлорадствовал, понимая, как трудно принцу ваниар даже помыслить об извинении перед ним. Но злорадство странным образом отступило, когда Ингвион наконец-то поднял голову и посмотрел ему в глаза: потому что взгляд ванья был переполнен таким стыдом и раскаянием, что становилось не по себе.

- У меня нет слов, чтобы искупить вину, потому что словами ран не залечишь. Но я надеюсь, что в тебе еще остались силы на прощение, Мелькор, - он говорил не громче прежнего. – Но я обещаю судить тебя только по делам, которые ты совершил, а не по тем, которые носят слухи.

Он не знал, что отвечать ванья. Простить?

«Да что такое вообще, это прощение?»

Манвэ улыбнулся, глядя на них обоих.

- Прости его горячность, Мэлко. Прости и сопроводи в следующий раз на охоте, если пожелаешь. Мне ли не знать, что обида все равно остается? Залечи ее разговором и добрым словом.

Он поморщился и хмуро поежился.

«Не хочу я тебя прощать. И не хочу ничего залечивать, принц-фиалка».

- Ты унизил меня перед всем Валмаром и Тирионом, Ингвион, - тихо произнес Мелькор. – Унизил так, как давно никто не унижал.

Ему показалось, что глаза Ингвиона распахнулись, как у Амбаруссар, готовых зареветь, разве что этот мальчишка оказался старше. А вместо слез во взгляде сверкнуло ошеломление и порыв разгневаться.

- Я не хотел этого! – он выдохнул и быстро взял себя под контроль. – Но я почту за честь, если ты примешь приглашение и предложение короля Сулимо, айну Мелькор. Большую честь. Я пришлю в Тирион сокола или прискачу сам, без посыльных, чтобы сообщить тебе, когда мы собираемся.

Мелькор неохотно колебался мгновение, прежде чем недоверчиво протянуть Ингвиону руку, позволяя пожать ее.

«Это все молоко Эсте. Что-то с ним не то».

Рукопожатие ванья оказалось на удивление крепким. Ингвион слегка поклонился: но как воин, а не как слуга.

- Благодарю тебя, айну. Ты спас своим прощением мою честь, и я этого не забуду.

Едва ушел Ингвион, к ним пришла радостная Нерданэль с корзиной, чем-то наполненной.

- Угощайтесь! – она протянула Финвэ и мужу по искусно изукрашенному прянику. Фэанаро – в виде алой звезды. Финвэ – в виде цветка Лаурелин. Нерданэль подошла к ступеням Круга, легко поклонившись Валар. – И не сочтите за насмешку, Владыки и Владычицы, но позвольте угостить и вас, разделяя с нами праздник.

Майрон почувствовал, как напрягся Мелькор, когда Нерданэль принялась с улыбкой угощать присутствующих пряниками, подобранными сообразно делам каждого из Валар: даже неохотно перебравшемуся на трон Улмо досталась белая раковина.

Последним на этот раз оказался Мелькор. Нерданэль подошла к нему, улыбаясь чуть-чуть лукаво, и вала напряженно прищурился.

- А ты сегодня с утра мучаешься, так что держи самый большой – за храбрость, - промурлыкала она и вытащила из корзины пряник впрямь втрое больше остальных, сделанный в виде большого самоцвета, похожего на бриллиант.

Майрон тайком отгрыз кусочек от своего собственного: в виде традиционного костра на середину зимы, и заметил, что щеки Мелькора опять полыхнули румянцем, но на этот раз – скорее от стеснения, чем от гнева:

- Спасибо, - тихо поблагодарил он.

Амбарусса, все еще сидящие на руках у Оромэ, жалобно шмыгнули носами. Посмотрели на великого охотника, но в тишине их вопрос прозвучал неприлично громко: