- Ты! Иди сюда немедленно! – разъяренный Тулкас, словно не чувствующий холода, быстро шел через сад прямо к нему. Огненные кудри и пышная борода сверкали, светлая до красноты кожа пылала от гнева. Вероятно, в другие дни у айну был бы более достойный и степенный вид, но это происходило определенно не сегодня.

«Проклятье».

Мысль была кислой и чудовищно усталой. Меньше всего Мелькор желал видеть здесь эту бородатую обезьяну в компании принца Ингвиона, обожавшего пчел настолько, что полосатые твари слетались на его голос так, словно ванья был одним большим, чтоб его, цветочком. Украшенные желтыми бриллиантами пчелы окружали даже острие золоченого копья.

Мелькор нарочито медленно отгрыз от хурмы еще кусок. Прожевал и посмотрел на этих двух, стоящих перед ним. Конь Ингвиона в алмазной сбруе всхрапнул и топнул копытом.

- Что вам двоим от меня нужно? – раздраженно поинтересовался Мелькор.

Предчувствия у него были недобрые. На всякий случай он краем глаза смотрел по сторонам, лихорадочно соображая, как ускользнуть из этой части сада. И, возможно, выяснить наконец-то, почему Манвэ отправил за ним самого тупого среди Валар.

«И что они со мной сделают? Опять поставят на колени перед всеми Валмаром и заставят умолять о прощении? На этот-то раз что?!»

Он даже не сомневался, что наверняка Круг Валар усмотрел в его действиях нечто опасное, как и всегда. Возможно, пьяные утренние жалобы долетели до слуха Варды, и она сочла это небезопасным. И его ожидало много слов о лжи, двуличности и всем том, чего он уже наслушался за долгие годы с избытком.

«Хотя откуда мне знать?!»

Тулкас нахмурился и скрестил руки на груди: так, что крепкие мышцы на обнаженных плечах очертились еще сильнее. Ингвион безмолвствовал.

«Конечно, ты даже зимой не носишь теплой одежды – поэтому проморозил своему воплощению весь разум, которого и так было немного!»

- Мне нужны украденные тобой камни Фэанаро! – веско и угрожающе произнес Тулкас, сжав кулаки. – Отдай их по-хорошему.

«Чего?!»

Мелькор своим ушам не верил. Обвинение звучало столь нелепо, что… обидно?!

Что там говорил Майрон насчет праздника? Союзы? Дружба? Понимание?! Магия в воздухе?!

«Вранье. На меня никакое понимание не распространяется. И нечего думать, что когда-нибудь будет».

Мелькор сжал зубы, чувствуя, как лицо начинает гореть от раздражения, злости и знания, что хоть криком объясняй происходящее – доказать что-либо этим двум невозможно. Чтобы Астальдо – и его послушал?! Как же!

- Если Фэанаро Куруфинвэ потерял свое сокровище, моей вины в том нет, – холодно произнес Мелькор. – Надо было следить лучше.

Ингвион одернул белоснежного скакуна, и Мелькор увидел, что синие глаза ванья сверкнули гневом.

- Мы не будем слушать твоих лживых оправданий, - произнес он. Его золотые волосы струились на наплечи доспехов, и сам он сиял, как будто весь умытый блеском Лаурелин: хоть жмурься. – Раз ты даже не отказываешься от обвинений – я уверен, что ты повинен в краже. И пусть Круг Валар решит, виноват ли ты, но у нас нет причин не верить словам достойнейшего из нолдор. А осквернить такой день мог только ты, Моринготто, - последнее слово он выплюнул с отвращением столь глубоким, словно его оскорбляло само произнесение этого имени.

«Какого?!..»

Мелькор почувствовал, как краска злобы, раздражения и обиды разом бросилась в щеки. Ему, с его знанием квенья, не требовалось объяснять, что означало это совершенно незнакомое прежде имя. Недоеденную хурму он резким движением отшвырнул в сторону.

«Черный враг. Замечательно! Твари».

- Что, уже и новое имя придумали? - прошипел он. – Молодцы. Быстро.

Мелькор не думал, что его сейчас захотят послушать. Астальдо и Ингвион давно все решили за него, определили наказание и, похоже, собирались силой притащить в Маханаксар, бросить на колени, а дальше наблюдать, как он униженно выпрашивает у всего Круга Валар прощение, оправдываясь за сам факт собственного существования.

«Надоело!»

Мелькор бросил короткий взгляд на низкую мраморную ограду садов. Припомнил, будто бы неподалеку было озеро, на льду которого конь явно мог поскользнуться, а Астальдо со своим горячим нравом – провалиться в воду, растопив своей пламенной натурой весь лед.

С учетом его прошлых шансов на оправдание, тяжести обвинения и убежденности в этом двоих, которые стояли перед ним, Мелькор счел, что вариант у него только один.

«В бездну ваш праздник. И весь Валинор!»

Он перемахнул через низкий забор с такой скоростью, что и ветер бы мог позавидовать. Фана резануло острой, режущей болью, впившейся во все существо: от необходимости принять частично бесплотную форму, которая двигалась быстрее ветра и больше напоминала потемневшую обиженную тучу с проблесками лилового, рыжего и алого.

- Стой, ты! – раздался за ним разъяренный крик Тулкаса.

«Да, прямо сейчас это сделаю!»

Мелькор мысленно выругался, проваливаясь в снег в прежнем воплощенном теле, на краткие мгновения чувствуя блаженное освобождение от боли. Он бегом метнулся к озеру, перепрыгнул через кусты остролиста, украшенного веселенькими золотыми бантиками, и проигнорировал ошарашенные и перепуганные лица эльдар. Парочки, семьи и дети счастливо катались на коньках, прежде чем с ужасом увидели, как через забор переметнулась обиженная туча, на лету превратившаяся в одного из айнур, а за ней вылетел бегущий Тулкас и вооруженный копьем Ингвион на боевом коне.

- Стой сейчас же, Моринготто! – раздался гневный крик преследователей.

«И не подумаю!»

Он оттолкнулся от бревна на берегу, скользя по гладкому льду, врезался в какую-то парочку, перепрыгнул через ребенка, оказавшегося прямо под ногами, и разразился сдавленной бранью, когда пришлось переметнуться обратно в облако, чувствуя, как бесплотную форму рвет на части от муки.

Мелькор собирался свернуть к югу, подальше от Валмара, но Тулкас и Ингвион гнали его севернее: туда, где возвышалась проклятая сосна Тавробэля. Он удирал, петляя между изумленными эльдар, которые даже не успевали осознать, что происходит, ломился зигзагами по издевательски праздничным улицам между фонтанов, ярких домов и садовых дорожек. Наконец, съехал по хрустальным перилам к одной из оранжерей Кементари. Там погнавшийся за ним Тулкас опрокинул горшок орхидей, а сам Мелькор свалил под ноги айну ящик апельсинов, по яростной брани поняв, что ловушка увенчалась успехом. Скакун Ингвиона и вовсе был вынужден перейти с галопа на рысь в переполненном городке у подножия Тавробэля.

Он знал, что хрупкость жилищ эльдар вынуждала Тулкаса сохранять форму, близкую к квенди. И как бы он ни был быстр, догнать Мелькора, срезавшего путь самым непредсказуемым путем, словно бешеная ящерица, у него пока не получалось.

Мелькор вырвался из оранжереи, свалив поперек дороги персиковое дерево в большой кадке. Мысленно простонав и от боли, и от необходимости раздавить обожаемые персики, айну проскользнул под брюхом коня Ингвиона облаком и бросился к широкой поляне, окружающей Тавробэль. Сосна возвышалась до самых небес гигантским праздничным украшением: хрустальные игрушки, самоцветы, огни и светящиеся ожерелья висели на каждой ветке, превращая дерево в мерцающее украшение всего Амана.

Он принял воплощенное обличье, чувствуя короткое облегчение от уходящей муки, раздирающей фэа. А потом ощутил, как левое бедро резануло чудовищной обжигающей болью, а в снег перед ним вонзилось золотое копье.

Мелькор с криком припал на колено и, словно в кошмаре, заметил, как на снег струится кровь: неестественно яркая, дымящаяся и горячая. А обернувшись, увидел, что проклятые твари догоняют его с ужасающей скоростью. Скакун Ингвиона несся во весь опор. От быстрого бега Тулкаса только что земля не дрожала.

«Проклятье, проклятье, проклятье».

На него предательски навалилась усталость: от боли в ноге, которая почему-то расползалась от бедра к колену обжигающим ядом, от боли, которой теперь каждый раз мучилось невоплощенное фэа, и от чудовищной растраты сил на то, чтобы перекидываться то в одно, то в другое обличье. Разумеется, заживать рана, нанесенная ваниарским копьем, не пожелала!