– Только попробуй назвать меня идиотом даже мысленно, – голос Мелькора прозвучал тягуче-хрипловато, и смотрел он прямо ему в глаза. Из-под короны на высокий сухой лоб выбилась тонкая, чуть вьющаяся прядь волос.

Они молча смотрели друг на друга несколько мгновений, и Майрон дернул уголком рта в ущербном подобии кривой улыбки. Майа осторожно протянул руку, чтобы убрать ту прядь с лица Мелькора, почти нежно заправить ее за ухо, мазнуть кончиками жестких пальцев по скуле и щеке, но так и не успел.

Оба не поняли, что произошло, когда воздух вокруг на мгновение зазвенел до писка в ушах и дребезжания в костях. Ослепительно полыхнуло синим, а потом Майрона больно огрело по голове что-то металлическое, душно пахнуло сначала сиренью и крыжовником, потом вонью канализации, на ногу и бок грохнулось что-то тяжелое, а на шею приземлилась чья-то затянутая в мягкую кожу маленькая рука, прижимая его лицо к груди Мелькора.

Мелькор грязно, коротко выругался и яростно забился под весом трех тел. Чучело под ними угрожающе просело и заскрипело, покачиваясь. Мелькор опять употребил забористую конструкцию, достойную, на взгляд Майрона, даже ангбандских мусорщиков, которые ругались хлеще кого-либо.

Майрон, наконец, выпутался из чужих рук и ног, и встретился взглядом с худощавой девицей-аданет, ошеломленно отпрянувшей от него. Глаза у нее были зеленущие, как у кошки, а щеку пересекал длинный, глубокий, уродующий лицо шрам. На аккуратное лисье личико с острым подбородком спадали пряди пепельных волос. Из-за спины виднелись рукояти двух мечей.

Мелькор тем временем спихнул с себя вторую аданет: черноволосую, растрепанную и пахнущую сиренью с крыжовником, всю в черном и белом. Она пошатнулась, нелепо соскальзывая на обтянутый узкими черными штанами зад: потому что приземлилась девица аккурат на бедра Мелькора в глупую позу любовницы.

«Что за…»

Майрон не понимал ничего: ни откуда взялись девицы, ни что произошло.

«Кто вообще их послал? Эльдар освоили новые песни силы? Но это же невозможно! Невозможно даже для нас!»

Мелькор в ярости уселся, взбешенно глядя на обеих. Майрон заметил в черных глазах знакомый алый огонь бешенства. Он разгорался вокруг зрачка огненным ореолом.

– Убью обеих, – прошипел айну.

А потом все случилось в одно мгновение: зеленоглазая переглянулась со второй женщиной, метнулась, перекатываясь через Майрона. Майа вцепился в испачканный грязью сапог и врезался лбом в поднятое колено Мелькора так, что в ушах зазвенело. Мелькор рванул когтями черный бархатный рукав курточки черноволосой, шипя от злости, схватился за тонкое предплечье, оставляя когтями перчаток глубокую царапину. Майрон услышал короткий болезненный вскрик и увидел скривившиеся губы сиренево-крыжовниковой.

А потом его ослепило белой вспышкой: воздух зазвенел прежним противным писком, напитываясь силой, натянулся. Перед глазами ослепительно полыхнуло, и Майрона как будто ударило под дых, пинком выбрасывая куда-то.

Выбитый из руки Йеннифэр фиолетовый кристалл жалобно звякнул, падая на пол, и треснул пополам, рассыпаясь на две половинки.

Купальни Уотердипа под названием «Мермена» наполняло густое влажное тепло. Джарлакс Бэнр ощутил его в то мгновение, когда вошел в их просторные залы, пропитанные ароматами благовоний и минеральных источников, пестрые от белого, черного и цветного мрамора. Город оставался позади, а уютный полумрак, овеянный мерцанием ярких ламп из цветного стекла в медной оправе, навевал расслабленность. Шуршали низкорослые пальмы в кадках, влажно блестя изумрудными листьями.

Чуть шероховатый пол уютно грел босые ноги. Шероховатость была предусмотрительной: не позволяла клиентам запнуться и рухнуть на полу, скользком от сотен влажных ног.

Несмотря на распространенные мысли, сравнимые с поверьями, будто бы в купальнях невероятно удобно шпионить за кем-то или убивать тайком, Джарлакс пришел сюда с той же целью, что и большинство посетителей. Отдохнуть, что само по себе было редкостью при его образе жизни, более чем наполовину состоявшей из сомнительных и смертельно опасных авантюр, а также бегства, когда авантюры становились особенно сомнительными и угрожающе смертельными.

Оставив одежду в крохотной комнатке, запиравшейся на ключ, в шкафчике красного дерева, он пошел к купальням по широкому сумрачному коридору, вдыхая восхитительный запах благовоний. На себе он оставил лишь полотенце и шляпу. И, разумеется, повязку на глазу.

Шляпа ему не только не мешала, но и была необходима, потому что за подвернутой полой прятался стилет, а в подкладке над макушкой – пара склянок алхимического огня.

Отдых отдыхом, но безопасность превыше всего, ведь так? Опасности обожают подстерегать момент, когда ты снял штаны по любому поводу, и это нехитрое правило могло считаться единственной святыней в жизни Джарлакса.

Признаться, Джарлакс Бэнр куда больше ценил те купальни, где раздельных залов для мужчин и женщин не было. Впрочем, везло там с разным успехом, и натолкнуться в бассейнах можно было как на прекрасную нимфу с грудями-грейпфрутами и тонкой талией, так и на необъятных размеров бабу с трех нимф размером, напоминавшую рыхлую гусеницу. Он придерживался мнения, что подобным дамам следует в принудительном порядке выдавать одежды для купания, но, увы, они в большинстве своем имели наименьшее количество стыда. В отличие от нимф, которым следовало бы стыдиться поменьше.

Разумеется, перед дверью в купальни его ожидало предсказуемое препятствие в лице охранника: загорелого лысого детины в кремовой тунике. Мышцы у него были, как у быка, и он возвышался над Джарлаксом по меньшей мере на две головы.

– В шляпе не положено, – угрюмо произнес охранник. – Снимите головной убор.

«Этого можно было ожидать».

Джарлакс поправил повязку на глазу, вздохнул с самым несчастным видом, на который мог быть способен, и картинно развел руками. А также на всякий случай изменил голос, словно работал в лавке без продыху несколько месяцев и не трахался полгода. Ему было плевать, что дроу в такой роли представить можно было с трудом: эльфы Подземья, отличавшиеся эбеново-черной, в лиловый отлив, кожей и алыми глазами, почти поголовно считались другими расами преступниками и убийцами. Не без оснований.

– Дорогой мой! Что тебе стоит пропустить в шляпе несчастного эльфа, пусть и дроу?

Охранник покачал головой, но на этот раз его голос прозвучал почти укоризненно-мягко.

«Ну да, ну да. Уважение к клиентам превыше всего. Отлично, если ты чувствуешь себя виноватым! Сиськи Сунэ, неужели сюда набирают таких мягкосердечных?!»

– Не положено, господин. Снимите. Мы присмотрим за вашими вещами, у нас ничего не пропадает.

Джарлакс картинно стрельнул глазами по сторонам и страдальческим драматическим шепотом произнес:

– Друг мой, я в бедственном положении и вынужден сказать тебе правду. Видишь ли, я солдат, которому врач прописал непременно получать массаж и прогревание в купальнях. Я был почти убит, кости мои были сломаны, а страшное заклинание обожгло голову так сильно, что я не могу даже носить париков – от них я испытываю чудовищную боль! – Джарлакс наигранно вздохнул. – Видишь повязку на моем глазу? Я потерял его, но гордость и уважение к посетителям не позволяют обнажать мне мои шрамы! Поверь, они ужасны, и до сих пор не зажили! Не позволишь же ты мне показать их всем и остаться здесь опозоренным?

Капитан наемников Брэган Д’Эрт врал как сивый мерин. Вообще-то у него были целы оба глаза, а своей идеально выбритой и навощенной лысиной Джарлакс гордился и гоготал, как гиена, каждый раз, когда кто-то рядом с ним, особенно имеющий хер промеж ног, начинал ныть о длине своих волос и о том, что в походе их надо бы изредка мыть.

Он облизал губы.

– Я буду благодарен за твое сострадание. Может… – он изобразил смущение и неуверенность. – Может, около… сотни золотых?

«По моим расценкам, стоимость сострадания нынче примерно такая».