Джарлакс фыркнул и беззаботно махнул рукой. Его единственный видимый глаз рубиново поблескивал под белой бровью.

– Я смотрю на это иначе. У меня, знаешь ли, большой опыт положения приговоренного к смерти, – он поднял руку и принялся загибать пальцы. – Нас могли повесить, четвертовать, разорвать медведями, просто бросить в эту ледяную воду, – он торжествующе прищелкнул пальцами и указал на Майрона. – Но вместо этого они отправили нас на лодке через озеро! Плавать в этой водичке я не собираюсь, но поверь, жизнь научила меня, что пока ты дышишь и не связан по рукам и ногам – у тебя полно шансов! И у нас их, по сравнению с виселицей – до жопы!

Цири усмехнулась и с одобрением посмотрела на темнокожего эльфа. Майрону ее настроение казалось неуместно оптимистичным.

– Точно, – согласилась она. – А если тебе оставили оружие, то шансы повышаются вдвойне. Тем более что хотя бы один из нас все-таки не разучился колдовать.

Мелькор издал неопределенный булькающий звук.

– Я сомневаюсь, что в этот раз смогу хоть что-нибудь, – хрипло произнес он и глубоко вдохнул-выдохнул, прикрыв глаза. Вид у него был серый и замученный. – Если я вообще переживу этот гнилой заплыв по озеру.

Джарлакс менторски поднял палец и назидательно изрек:

– Если соберешься блевать – убедись, что за бортом нет какой-нибудь нимфы, и ты не делаешь этого ей на голову. Я слышал, что они выглядят, как прекрасные нагие красавицы, но на смерть в окружении злобных голых баб я буду готов лет через пятьсот!

Туман, казалось, впитывал густую синеву воды. Цири удивленно дернула бровью.

– Да эту лодку же не качает совсем! – она размяла руки, разогревая их, но Майрону показалось, что это не помогло Цири ни капли: он слышал стук ее зубов. – Да и как тебя может укачивать, если ты сам говорил, что ты кто-то вроде бога?! Перестань!

– Да откуда я зн… – Мелькор даже не закончил фразу. Он резко рванулся к борту лодки, придерживая одной рукой косу, второй – корону, и его вывернуло.

Верхом унижения было бы утопить железный венец с Сильмариллами в озере в какой-то захудалой дыре, выворачиваясь в это озеро.

Мелькор выругался, оставшись на коленях возле борта лодки, и попытался отдышаться, упираясь в него локтями. Плотно зажмурился и выдохнул.

Джарлакс присвистнул. В отличие от дамской составляющей компании, дроу подозрительно не мерз. Майрона грел пламень духа и отвращение к снегу, Мелькору было не до холода. Его занимали более насущные неудобства и поминание всех, кого-либо похожих на Ульмо, покровителя вод морских и речных.

«Музыка Илуватара в журчании вод, чтоб ее. Ненавижу воду! Ненавижу озера! Ненавижу моря!»

– Бог, значит? И чему ты покровительствуешь? – голос Джарлакса звучал неунывающе, и походило на то, что положение Мелькора он препятствием для беседы не считал. – Никогда не думал, что увижу, как морская болезнь одолевает божество! – дроу прищурил глаз и понизил тон до заговорщицкого. – И помни о нимфах. Я слышал, они очень обидчивые, как и все местные телторы!

Мелькор выразил свое отношение к комментарию Джарлакса относительно нимф сразу же. И предельно однозначно, пусть и без единого слова.

Майрон видел, что от злости и унижения у Мелькора покраснели даже кончики ушей. А что хуже, он не знал, можно ли ему помочь. Мелькор не мог отравиться, а как справляться с тем, что Цири назвала «укачиванием», Майрон понятия не имел.

В другой раз Майрон бы, по крайней мере, прикоснулся к нему, попытался успокоить, но не был уверен, что это необходимо, к тому же…

«И что «к тому же»?! Это же не наш мир!»

Майрон решительно придвинулся к Мелькору, когда тот выпрямился и уселся на скамью лодки с болезненным кислым видом, от которого бы замариновались и сушеные грибы. Майрон снял с айну подозрительно легкую корону, обнял Мелькора поперек груди, заставив откинуться на себя, положил теплые ладони ему на живот и ткнулся носом в волосы у виска Мелькора, согревая его дыханием – как Майрон думал, не слишком заметно.

Майрон, в отличие от остальных, не мерз. Но промозглый ветер и воду ненавидел не меньше Мелькора.

– Майрон, какого?.. – тихо прохрипел Мелькор, пытаясь выпрямиться и отпихнуть его локтями.

Повис идиотский момент абсолютной тишины. Джарлакс опять присвистнул похабной птичьей трелью – такой, что Майрон поневоле ощутил, как краской заливается даже шея. Йеннифэр собрала губы кольцом и приподняла бровь. Цири прищурилась и недоуменно нахмурилась, словно пытаясь осознать только что понятое.

– Подождите, – осторожно произнесла она. – Вы… вдвоем?

«Ох, чтоб тебя».

– Я не понимаю твоего вопроса, аданет, – угрюмо ответил Майрон, совсем неприкрыто прижавшись щекой к виску Мелькора, и обнял валу покрепче.

Джарлакс переводил взгляд то на Мелькора, то на Майрона. А потом издал хриплый смешок, хлопнул себя ладонями по коленям и с упоением заржал так, что эхо разнеслось в тумане. Йеннифэр мерзко ухмыльнулась, как кошка, обожравшаяся сливок тайком от хозяев.

Мелькор, порозовевший от бешенства до нормального цвета лица, прикрыл глаза и с шипением выдохнул через плотно сжатые зубы.

– Что?!

Джарлакс никак не мог остановиться, и смеялся зверски заразительно. Майрон и Мелькор смотрели на него убийственными взглядами. Зеленоглазая девчонка почему-то не смеялась, но зато изучала их очень задумчиво и немного… грустно? Майрон не был уверен, что правильно понял этот оттенок ее взгляда.

– Да ладно?! – громко поинтересовался Джарлакс и широко развел руки, потрясая ими в воздухе. – Подохнуть и не встать! Вы такие высокомерные, как будто под жопы по ежу положили, а оказывается, вот в чем дело! – он опять заржал.

– Он хотел сказать, – елейным голосом произнесла Йеннифэр, явно получая исключительное удовольствие от сказанного. – Что вы обжимаетесь, как голубки на насесте, – она изящно закинула ногу на ногу и с исключительно заинтересованным видом посмотрела на них, подперев подбородок ладонью. – У вас везде в обычаях… мужская тыловая дружба, или вы одни такие? О, – она подняла в воздух палец. – Пока я не забыла, – она снисходительно взглянула на Майрона и продолжила говорить все тем же медовым, нежным, омерзительно ласковым голосом. – Поблагодари меня за это объяснение! Холод, чтобы ты знал, вызывает сужение сосудов и спазмы мышц. Другими словами, чем больше мерзнет твоя коронованная голубая роза, тем сильнее будет его тошнить. И если уж ты намерен обжиматься с ним до конца дороги, то можешь даже по животу погладить. В моих интересах, чтобы он перестал издавать эти звуки каждые пятнадцать минут.

Если бы Майрон мог испепелять взглядом, от Йеннифэр бы осталась кучка пепла. Эта тварь одновременно умудрилась и помочь ему, и утопить в грязи по уши так, что он пожалел о совете.

«Я ее убью. Я точно ее убью. Утоплю паршивую суку прямо в озере».

Что его удивило очередной раз – Цири даже не хихикнула. И не улыбнулась. Только отвела взгляд в сторону, когда Майрон посмотрел прямо на нее, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на… сочувствие?!

У него не было времени понять.

Мелькор выдохнул, очевидно, желая что-то сказать, но заткнулся и закрыл ладонью рот, а потом глубоко задышал с хриплым взбешенным рычанием. Куда больше его заняло стремление не проблеваться очередной раз, когда момент был и без того унизительным.

– А! – Джарлакс махнул рукой, поправил шляпу и уперся локтями в колени, с любопытством глядя на Мелькора и Майрона. – Между прочим, это совершенно нормально! Я даже не согласен с тем, что это делает мужчин женоподобными! Но я так, спрошу ради любопытства – и кто же из вас, великих богов, кого…

– Заткнись! – совершенно неожиданно и неестественно громко рявкнул Мелькор, скинув с себя руки Майрона. Он выдохнул и выпрямился, прошипев. – Вы, люди, удивительные твари, которые возвели совокупление в культ и оскорбление одновременно. Треть жизни вы спите, остальные две трети – если не совокупляетесь, то думаете, с кем и как. Если не думаете, с кем и как, то думаете, когда же вы будете совокупляться, либо зачем вы это делаете, либо насколько правильно совокупиться с кем-то еще! Вы без конца мечтаете об этом, делаете это, обсуждаете это! – он прервался, глотнул воздуха и сдержал очередной порыв тошноты. – А потом! – Мелькор резко выдохнул. – Потом вы приходите в ужас, когда слышите, что кто-то ложится с кем-то реже раза в неделю! – он развел руками и запрокинул голову к небу, повысив голос. – Да вся ваша жизнь, все ваше ущербное соитоцентричное мировоззрение, даже все ваши ругательства – все, все крутится вокруг того, стоит или не стоит у кого-то его… достоинство, и кто куда это достоинство сует! Можно сказать, вы сами вертели на… этом всем все свои ценности! Да какая разница! Вы все равно умрете спустя двадцать пять унылых лет после достижения зрелости! О, большая часть из которых пройдёт за вытиранием соплей и дерьма последствиям ваших бесконечно похотливых разумов и тел! – Мелькор опять сделал паузу, чтобы продышаться, но почему-то его никто не прерывал. – Но для этого вы придумали возвышенное нытье о том, как важно и ценно иметь по десять детей, восемь из которых умирают в свинарнике от кровавого поноса и лихорадки, а бабу с пузом возвели в культ и решили, что это, чтоб вы сдохли, венец творения! Вершина жизни! Предел, сука, творческих сил! Потому что вам банально лень делать все, кроме как бесконечно присовывать кому-то! И после этого кто-то удивлён и даже обвиняет меня в том, что я отношусь к вам, как к блохам, и думаю, что вашу популяцию следовало бы проредить вдвое, потому что вы восполните ее быстрее, чем успеет вырасти лес!