Духи помогли им. Духи сказали, кого искать. И духи знали, что эти пятеро пришли в Иммилмар.

Они вывалились за ворота Иммилмара все такие же, как раньше, и даже более грязные, уставшие, потрепанные, голодные, замерзшие и злые. Никого не грел даже пузырь самогона, который любовно обнимала Цири, неся двумя руками. Отдавать его Мелькору или Майрону она отказалась наотрез. Йеннифэр забрала туесок с соленьями.

– Ты прекрасно устроила наш вечер, – съязвил Мелькор. – Надеюсь, у тебя есть какой-нибудь другой план, чародейка Йеннифэр.

Он процедил ее имя с таким презрением, что звучало это хуже обычного «женщина». Отвратительное унизительное положение требовало от Мелькора выхода эмоций.

«Нет, подумать только! Оказаться в этой… этой помойке ночью и на улице. А эти эдайн? Они всюду, абсолютно всюду одинаковые! Я являюсь в Хильдориэн к вершине творения, чтоб он растворился и издох, создателя. И что? Я вижу, как кто-то трахается, грязные норы, гусей и коровники. Я являюсь сюда, где живут другие эдайн – и что я вижу? Кто-то трахается, грязные норы, гусей и коровники!»

Йеннифэр прошипела сквозь зубы ругательство, но промолчала. Цири с тревогой отметила, что выглядела сейчас мама как кипящий чайник, который вот-вот взорвется. Мелькора это не останавливало. Майрон угрюмо молчал.

– Между прочим, – заметил Мелькор, и его низкий, надменно-бархатный голос даже приобрел издевательски миролюбивые нотки, – я в этот раз поступил именно так, как ты сказала. Я не произнес ни слова, а испортила все ты.

«Ненавижу людей».

Цири показалось, что Йеннифэр сейчас огреет Мелькора если не по голове, то по любому месту, до которого дотянется. Но она лишь остановилась и выдохнула, ткнув в него пальцем.

– Если будешь мериться со мной способностью устраивать проблемы, то ты выиграл в любом случае. Доволен?

– Нет! – желчно выплюнул Мелькор.

– Нам надо согреться, но я сомневаюсь, что это хорошая идея, – прервала начинающуюся склоку Цири и скептически посмотрела на пузырь, доверху переполненный мутной жидкостью. – Напиться ночью на морозе – худшая идея, которую можно придумать.

– А чем нам еще греться? – мрачно поинтересовался Майрон. Холод кусал под одеждой, слишком легкой для этого места. – Воспоминаниями? Нам нужен хотя бы огонь.

Ему никто не ответил. Поначалу они попытались остановиться у одной из жаровен, которая освещала улицу и позволяла согреться, но местная стража почти мгновенно потребовала отправиться или за ворота, или в гостиницу. Едва не встряв в очередную драку благодаря длинному языку Мелькора, который начал сеять вокруг раздражение и язвительность, им пришлось убраться за стены Иммилмара в сопровождении наконечников копий и ругательств. Место для костра нашли с грехом пополам, ругаясь и замерзая. Но, наконец, подыскали место, где стоял большой пень, и лежала выкорчеванная бурей елка.

Еще с большим трудом костер развели – все вокруг дьявольски отсырело от снега, и обломанные поленья и ветки первое время только дымили, не позволяя пробиться даже крохотному огоньку пламени. Цири зло щелкала огнивом, шипела и ругалась. Йеннифэр устало опустилась на бревно. Мелькор – на пень. Майрон, подумав, с обреченным отвращением разрыл себе в снегу пятачок земли рядом с Мелькором, уселся в ямку и хмуро уставился в огонь.

Покончив с разведением огня, Цири присела на бревно рядом с Йеннифэр и задумчиво обняла пузырь, уперев подбородок в пробку и скрестив ноги вокруг необъятной бутыли самогона.

Повисло краткое молчание, которое оборвала Цири, встряхнувшись, словно от дремоты.

– Ладно, – она хлопнула ладонью по боку бутыли. – По крайней мере, у нас есть хоть какая-то еда. От холода тоже не умрем – огонь горит, а там подберем еще веток. Пить много нельзя, но по стопке можно, чтобы согреться.

Йеннифэр приоткрыла туесок, который до этого держала в руках.

– Кажется, тут грузди, – она стащила перчатку, вытащила один гриб и отправила его в рот. – Ничего так.

Цири с чпоканьем вытащила пробку из бутылки, улыбнувшись:

– Кто первый? А, ладно, – и опрокинула в себя глоток прежде, чем кто-либо успел произнести хоть слово.

Цири прокашлялась, покраснев, и хрипло выдавила:

– Крепкий. Очень. И, кажется, на хрене… – она опять прокашлялась и продышалась, собрав губы кольцом. – Ой, мамочки.

Йеннифэр вздохнула и покачала головой, когда Цири вопросительно взглянула на нее.

– Спасибо, обойдусь, – и съела еще один гриб, а потом чистой рукой совсем по-матерински взъерошила волосы Цири. – Лучше съешь хоть что-то… утенок.

Цири передала пузырь Мелькору и утащила груздей из туеска. Мелькор взял огромную бутыль неловко – придержал за дно когтями железной перчатки, обхватил сгибом локтя, а потом принюхался к самогонке, поморщился и чихнул в сторону: как-то странно и с фырканьем.

– А… во имя меня же, какая дрянь! Определенно нет. Майрон?

Майа пожал плечами. От костра по телу разливалось обжигающее тепло. Задница и спина противно мерзли от снега.

– Да давай уж. Раз, в отличие от тебя, на меня действует не только спирт.

Цири выудила из-под грибов длинные белые полосы капусты и отправила в рот, ничего не растеряв. Глаза ее оживленно заблестели. Майрон задержал дыхание, сделал глоток одним махом, и долго кашлял. Потом выдохнул.

– Да чтоб их… как такое только получается?!

От еды он отказываться не стал. Мир этот был… странным, потому что Майрон чувствовал, как его подтачивает холод, продирая до костей, и как еще на тракте ему начало хотеться есть. Почему-то он не сомневался, что Мелькор чувствует то же самое. Как и то, что мысли в голове становятся тяжелыми и медлительными.

Это была сонливость.

Йеннифэр впервые с тенью интереса взглянула на Мелькора.

– Что значит – в отличие от тебя, он пьянеет не только от спирта?

Мелькор недоумевающе покрутил головой над туеском, скривился при виде капусты, после чего почти брезгливо выцепил когтистой перчаткой несколько грибов с таким отвращением на лице, словно собрался есть отраву. Или как будто капуста могла вытащить из туеска лапы и укусить его за нос.

– А то и значит, – ответил он, проглотив грибы. – Я могу выпить хоть весь этот пузырь и буду трезв, как стекло. Долгая история.

Вокруг шуршали кусты, и подвывал пронизывающий ветер. Спины кусал холод, но от огня разливалось потрескивающее тепло и запах дыма, и они все попытались придвинуться поближе. Цири, заметно порозовев, хитро и чуть криво улыбнулась, закинув ногу на ногу. Шрам на ее щеке поблескивал в отсветах пламени.

– Так у нас вроде достаточно времени.

Майрон задумчиво хрустел груздями и капустой. В обличье волколака он однажды жрал даже сырое мясо, так что квашеная капуста с клюквой была не худшим вариантом. Он бросил быстрый взгляд сначала на Мелькора, на чьей короне и переброшенной через плечо косе играли яркие блики костра, потом на Цири, а после передал туесок с едой Йеннифэр, которая на удивление изящно отправила в рот еще капусты.

Ему казалось, что Мелькор был подозрительно спокоен. Сам Майрон временно смирился с тем, что они застряли в этой дыре с этими бабами.

Когда Мелькор задирался со стражей, он чуть не лопнул от раздражения, а когда пришлось разводить костер и искать хворост, то вся злость сдулась, как пузырь, и голова против воли начала думать разумно.

– Кстати, об историях, – майа пошевелился и слегка переменил позу. – Тебе зачем два полуторника? Для важности что ли?

Взгляд девчонки внезапно посерьезнел. Майрон уже подумал, что она сейчас сочинит какую-нибудь историю, обязательно возвышенную и длинную, но ответ его удивил своей краткостью:

– Серебро – для чудовищ. Сталь – для людей.

Мелькор чуть слышно фыркнул.

– И много было тех и других?

Цири вздохнула, сжевала пару грибов, а потом посмотрела на носки своих сапог и ответила очень тихо:

– Людей – намного больше. Но многие из них были хуже чудовищ.