Вниз они спускались, забившись в разные концы лифта. Тим, правда, не испытывал никакого желания хмуриться или нервно кусать губы. Он слегка волновался, но волнение было непривычно приятным.

— Жди меня здесь. — Коннер улыбнулся, оставляя его рядом с консьержем. Он как будто не верил до конца, что смог провести Тима так далеко, но доверял ему достаточно, чтобы оставить стоять одного у дверей. Будто и не думал, что писатель может передумать. Развернуться и зайти в лифт. Подняться наверх.

Снова сбежать.

Тим простоял у консьержа минут пятнадцать. Коннер останавливал одно такси за другим, почему-то снова и снова отпуская каждое. Потом наконец вернулся обратно к Тиму, мотнул головой в сторону такси и ухмыльнулся:

— Я поймал такси, в котором достаточно чисто. И таксист обещал не включать никакой громкой музыки… на случай, если тебя раздражает и радио тоже. — Он подтолкнул Тима к дверям, и они вместе шагнули на улицу.

Никто ведь не знал, что Тим выходил на прогулку относительно недавно. Он замер ненадолго посреди коридора, всматриваясь в едва видное бледное пятно луны на сереющем небе, и покачал головой.

— Эй, — Коннер окликнул его. — Ты идёшь, или снова сбежишь?

Тим обернулся, мотнул головой и пошёл к такси. Влез внутрь, сжался, поджав даже пальцы на ногах, и притих. Он не ездил на такси с тех пор, как у него брали интервью про новую книгу.

Коннер пристроился на другом краю сиденья. Водитель посмотрел на них по очереди в зеркало, поправил кепку и надавил на газ. Машину дёрнулась и двинулась с места. Унося их всё дальше и дальше от единственного места в мире, в котором Тим чувствовал себя в безопасности… когда-то.

Сейчас он едва ли мог этим похвастаться. Всё из-за машинки, из-за посторонних людей, из-за рукописи, по-прежнему хранящейся у Константина. Всё было слишком запутано и слишком жутко. Неприятно. И он не знал, как с этим чувством справиться.

— Как думаешь, — вдруг спросил он, — если я выброшу машинку в окно, это поможет?

Коннер задумался, почесал кончик носа, надул щёки и выпустил воздух через зубы:

— Не думаю. Если она может управлять людьми, то рано или поздно найдёт себе какого-нибудь послушненького раба, который притащится к тебе в квартиру и вернёт её на место. К примеру. — Он помахал рукой и поморщился. — Я же не могу точно знать. А ты у профессора не спрашивал?

— Да какое там. — Тим мотнул головой. — Они даже не всегда слышали, что я говорю. А я пытался им еды предложить или кофе. — Он шмыгнул носом и отвернулся, уставившись на улицу. Включилась ночная иллюминация, но улицы были тише и спокойнее, чем могли бы. Воскресные вечера всегда такими были. — Ты — другое дело, — тихо заметил он. Прислонился лбом к стеклу и прикрыл глаза. Представил себе Коннера, героического и сильного. В красном плаще, в лучах восходящего солнца. Быстрого, стремительного…

— Они всегда слышат, когда ты с ними говоришь, — пояснил Тим, хотя не был уверен, что Коннер переспрашивал. — Это потому, что ты светишься изнутри. Они просто не могут тебя игнорировать, как большинство людей.

Коннер, кажется, смутился, но Тим не хотел оборачиваться и смотреть на него. Вдруг он снова испугается? Испугается, что герой, который предстаёт перед ним, когда он закрывает глаза, на самом деле реален. Из плоти и крови.

— Спасибо, конечно, — сказал Коннер. Он помолчал немного, и тишина показалась Тиму гнетущей. Она была не той тишиной, которую можно было сохранять без ущерба для спокойствия. Не той, которой наслаждался Тим в одиночестве. Эта тишина звенела — пробивала барабанные перепонки, словно тонкая серебристая игла.

— Тим, — позвал его Коннер. Тим сделал над собой усилие и обернулся. — У тебя настроение испортилось?

— Это нормально, — Тим вскинул брови. — У меня всегда так, когда я общаюсь с людьми. Или когда у меня стресс. Или ещё что. — Он не стал уточнять, а Коннер не стал спрашивать.

Они ехали не очень долго. Такси остановилось напротив кофейни, не очень примечательной, но светящейся изнутри тёплым золотистым светом. Коннер заплатил водителю и попросил его вернуться через час, а сам поймал Тима за рукав, умудрившись не задеть кожу, и потянул внутрь.

Вывеска показалась Тиму смутно знакомой. Как у многих писателей, его память была специфической: он помнил что-то с точностью до секунды, до реплики, до детали, а что-то выпадало из головы мгновенно.

Но он помнил дверь. Он помнил интерьер. Помнил эту девушку за стойкой.

Тим шагнул внутрь и замер, растерявшись.

— Зачем ты меня сюда привёл? — Теперь уже он поймал Коннера за рукав. — Зачем?

— В каком смысле? — Коннер моргнул. — Я хотел, чтобы ты познакомился с Кассандрой. Чтобы выпил хорошего кофе, чтобы…. — он запнулся.

Тим зло посмотрел ему в глаза.

— Это место. — Тим чувствовал, как ему перестаёт хватать воздуха. — Это место, в котором я придумал, как тебя убить. Это место, в котором я понял, что нужно, чтобы эта ужасная история завершилась так, как эта штука хочет. — Он оступился, ударился спиной о дверь, навалился на неё и выскользнул на улицу.

Воздух был не то чтобы свежий, но хотя бы холодный. Тим хватал его ртом, пытаясь заставить себя дышать. Успокоиться.

Он так не хотел вспоминать об этом. Помнил постоянно, хотя с удовольствием забыл бы раз и навсегда.

— Тим. — Коннер выскользнул на улицу следом за ним. Он сунул ему в руки бумажный пакет, и Тим тут же приложил его к лицу. Он снова был беспомощным. И снова рядом с Коннером. Снова из-за него. — Господи, прости. Я просто хотел, чтобы ты побывал в месте, в котором мог бы чувствовать себя в безопасности. Всегда. Потому что здесь пекут то самое домашнее печенье, потому что здесь тебе будут… — Он не договорил.

Тим обмяк. Самообладание возвращалось по капле. Он снова мог дышать, поэтому отнял пакет от лица и заставил себя выпрямиться. Закутавшись в кардиган, Тим посмотрел на Коннера устало. Как посмотрел бы на любого. Постороннего. Не идеализируя его, или наоборот, идеализируя. Просто смирившись, что Коннер просто слишком хороший герой, чья жизнь оказалась в руках слишком слабого человека. Он смотрел на него и видел испуг. Сожаление. Будто Коннер не помнил, что перед ним стоит его убийца. Его палач.

— Коннер. Тебе нужно домой. А потом в Метрополис. Ты нужен людям, а не мне. — Он моргнул, надеясь, что Коннер не заметит, как покраснели глаза. — Уходи. — Он развернулся и сам, пошёл по тротуару вперёд, прибавляя шаг, но не переходя на бег.

Коннер не ушёл. Наоборот, он догнал его, поймал за локоть.

— Ты простудишься. Дай хотя бы такси тебе словить. Ты же практически босиком, Тим, ну нельзя же так…

Тим застыл, пытаясь заставить мир вокруг себя перестать вращаться. Коннер был слишком хорошим. И от этого становилось только хуже.

— Коннер. — Он обернулся. — Ты думаешь, что я сюда пришёл писать тогда, я нормально одет был? В плаще, в тёплой обуви? Я просто не хотел выглядеть странно рядом с тобой, вот и… — Он стиснул зубы и сжал кулаки. Было больно. Страшно. И с каждым словом горло будто тисками сжимали, всё сильнее и сильнее. — Прекрати. Ничего со мной не случится. А тебе нужно не нянчится здесь со мной, а быть там, где твои усилия не пропадут зря. — Он высвободил руку, ссутулился и зашагал прочь.

Он знал, что Коннер мог догнать его, но тот не стал.

Тим остановился лишь один раз, сворачивая на нужную улицу. Достал из кармана биди и закурил, глядя на светлое пятно уличного фонаря над ним. Раньше он будто сидел в таком кругу света, не зная, что происходит за его пределами. Но наступило утро, темнота рассеялась, и он увидел страшную правду.

Всё это время он принимал факт того, что он — убийца, как данность. Он помнил, что Коннер умрёт из-за него, и это огорчало его, но он будто смотрел на себя со стороны.

Что изменила эта одна кофейня? Что открыла ему? О чём напомнила? Почему только сейчас Тим почувствовал кровь на своих руках? Почему полностью осознал вину, только вернувшись на место преступления?