— То есть, ты хочешь сказать… — Анита моргнула. — Оно настолько умное? Оно слышит, о чём мы говорим?

— А ты что думала, что будет как во всяком ширпотребе? Все демоны и злые сущности тупые и легко попадают в ловушки? Это был самый лучший способ для демона — а я теперь уверен, что это демон, — получить хоть какую-то душу. Раз уж персонажа не отдают, то что может быть лучше, чем дать писателю сгореть на работе. — Константин развёл руками.

Анита поставила перед Тимом стакан, протянула таблетку аспирина и ещё что-то. Тиму не стал спрашивать, чем его пичкают. Он вообще очень мало на чём мог сосредоточиться, кроме боли.

Константин молчал какое-то время, потом достал сигареты и закурил. Устало потёр глаза пальцами, взглянул коротко на Тима и вдруг произнёс:

— Извини за «идиота». Куколка права. Это была похвальная храбрость. — Он нахмурился, будто самому себе не веря, и добавил: — Но чувство собственной важности у тебя как-то слишком зашкаливает. Скромнее надо быть.

Тим не ответил. Он попытался пошевелить пальцами и не смог — стало больнее.

Это было ужасно.

— Может, отвезти его в больницу? — спросила Анита. Константин покачал головой.

— Просто уложи его ненадолго. Пока руки не перестанут ныть и пока он не отойдёт от шока.

Тим поднялся сам, увернувшись от хватки Аниты. Он побрёл к своему месту, прислушиваясь к тихим шагам за спиной и стараясь не касаться ничего. Руки пылали. Не так остро и ужасно, как некоторое время назад, и всё же ощущение было, будто с них содрали кожу.

Он неловко забрался на батарею и нехотя позволил Аните себя укутать, разве что руки оставив лежать поверх одеяла. Он прикрыл глаза, просто чтобы не видеть её сочувственного взгляда, но так и не уснул. Даже не задремал толком.

Он просто считал шорохи страниц, запоминал перешёптывания, мелодию с мобильного телефона Джона. Разговоры о книгах, о точности и неточности, об уменьшении и расширении диапазона поиска. Просьбу принести набор каких-то печатей, и Тим мог только догадываться, о чём именно идёт речь. Вопрос Аниты, почему Константин не призовёт никого на помощь. Почему не обратится к демону повыше, почему не возьмёт консультацию или не прикажет кому-нибудь ему подвластному исправить всё, что сделала сущность машинки.

В ответ Аните была гнетущая тишина. Тим почти чувствовал её. Слышал, как она звенела в воздухе, будто морозное утро.

Потом Константин шумно выдохнул дым.

— Потому что я уже так делал, и в итоге тот, кого я пытался спасти, оказался в Аду. Листай дальше. — Тишина, которая царила всего мгновение назад, мгновенно треснула на миллионы осколков, растаявших в шуршании бумаги.

Тим слушал шорох, пока ему не наскучило.

Когда Тим наконец сел на своей кровати, неловко сложив руки на коленях, лязгнул дверной замок, и на пороге показался выспавшийся и свежий, ещё более светящийся и спокойный, чем вчера, Коннер Кент.

***

Коннер потоптался на месте.

— Привет, — осторожно сказал он, сомневаясь в правильном выборе слова. — Что нового?

— Мы знаем, что в машинке демон, — машинально ответил Константин. Он сидел на полу между тремя стопками книг. — Нужно будет уговорить Пиффи оцифровать это всё. Сколько можно копаться…

Коннер вздохнул, скинул рюкзак на пол и начал снимать куртку, прежде чем понял, что что-то снова не так.

Тим молчал.

— Ты что, — Коннер повесил куртку на крючок и подошёл к батарее. Сел прямо на пол, глядя на писателя снизу вверх, — так и не вставал со вчерашнего вечера?

Тим не ответил. Он смотрел на него с каким-то странным сожалением, разочарованно и устало, и вдруг приподнял руки, так, чтобы Коннер мог видеть ладони — воспалённые, будто тот притронулся к чему-то горячему и едва успел одёрнуться.

— Я пытался книгу переписать, — шепнул он. — И эта грёбанная машинка нагрелась. Я теперь… — Он судорожно вдохнул, съёжился и затих. Выпустил воздух через зубы едва слышно.

Коннер недоуменно моргнул и тут же понял, что произошло. Писатель подавлял самого себя. Отстранился от того, что могло его напугать — живых, человеческих эмоций, отличных от раздражения.

— Всё нормально, — вдруг пробормотал Тим. — Нормально. Забудь вообще. Лучше помоги мне биди достать, я курить хочу невыносимо.

Он попытался вылезти из-под одеяла. Коннер толкнул его в плечи, усаживая на место, и писатель тут же снова отшатнулся, метнув на него злобный, какой-то обиженный взгляд.

— Я попросил дать мне табак, а не трогать меня, — буркнул он. Коннеру Тим вдруг показался беззащитным: не такой уж и крепкой была скорлупа, в которой он сидел.

— Ладно. — Коннер вздохнул и сел напротив. Видно было, что Тим стал агрессивнее, чем вчера. Злился на себя за то, что не мог сейчас писать и не знал, когда сможет.

Конечно, Тим всегда мог бы пользоваться диктофоном. Это, по крайней мере, было бы намного современнее и актуальнее, чем любая печатная машинка. Но судя по мозолям на пальцах правой руки, Тим был старомоден до ужаса. Он не только пользовался печатной машинкой, он много и подолгу писал ручкой. Коннер представил себе, как тот грызёт колпачок, пока ищет нужные слова, и едва сдержал улыбку.

Улыбки сейчас были неуместны. Он хотел успокоить Тима, а не разозлить сильнее. Коннер развернулся к Тиму спиной, но только чтобы прислониться к батарее.

— Я посижу тут с тобой, но буду читать вдохновляющую книжку. А ты… — Он пожал плечами. — Ну, не знаю. Садись и жалей себя.

Он не был уверен в своей стратегии, но писатель, похоже, растерялся. Коннер достал из сумки мятого «Тёмного рыцаря», вторую часть дебютной трилогии, открыл где-то в районе третьей четверти и погрузился в чтение.

Тим Дрейк ничего не говорил. Даже не слышно было, как он дышит. Реагировал ли он вообще хоть как-то?

Какое-то время спустя он выбрался из постели, откинув одеяло. Чертыхнулся, сгибая и разгибая пальцы, и полез в карман.

Коннер оторвался от чтения, чтобы проследить за его действиями. Писатель дрожащими, красными пальцами кое-как вытащил из пачки биди. Сжал зубами и попытался повторить процедуру со спичкой, но уронил — сначала один раз, потом второй, так ни разу и не сумев чиркнуть ей о коробок. Коннер наконец не выдержал. Он захлопнул книгу, заложив закладкой нужное место, и потянулся за спичками.

— Я сам, — шикнул на него писатель. Но вопреки словам, коробок тут же вывалился из его покалеченных рук. Коннер поймал его в воздухе, поднялся и чиркнул спичкой.

— Давай-ка.

Писатель раздражённо вздохнул и склонился, прикуривая. Коннер поймал себя на том, что засмотрелся на него за то короткое мгновение, которое огонёк освещал его лицо.

Тим курил нервно, очень отрывисто. Он не пытался найти платок или салфетку, в которую обычно стряхивал пепел. Просто вдыхал и выдыхал дым, покусывая губы и постукивая носком по полу.

Потом он хотел отвернуться, и Коннер попытался поймать его за плечо. Но осёкся, остановил сам себя и замер, устало глядя на него. Ему казалось, что Тим дурит и ведёт себя как ребёнок, излишне драматизируя события. Если уж кто-то здесь и должен был страдать, так это Коннер. Вся его жизнь полетела под откос просто от того, что писатель Тим Дрейк купил подержанную печатную машинку Стивена Кинга.

Коннер вдруг удивлённо охнул. Писатель резко обернулся, подозрительно сощурившись.

— Я только что подумал. Думаешь, все те люди, о которых писал Кинг… Они тоже были реальны? И тоже пережили то, что было в его книгах? — Он посмотрел на Тима. Тот равнодушно пожал плечами, отошёл к столу и потушил окурок о край, оставив пепельный след.

— Стив чаще всего писал про себя, — тихо сказал Тим. — Так что, возможно, ему просто повезло. Из-за зацикленности его героев на нём. — Он поморщился, кутаясь в кардиган, но всё же цепко сжал ткань пальцами.

Коннер вдруг подумал, что если бы Кассандра и Стефани угостили печеньем и молоком не его, а этого замученного писателя, мир стал бы немного добрее. Коннер старался искать в своём однообразном быте хоть какие-то плюсы, этот же человек, похоже, об их существовании даже не подозревал.