— Всё ещё пытаюсь разобраться, что делать с человеком, который может мою жизнь изменить, — фыркнул Коннер. Ему стало немного легче, хотя в сон клонило всё сильнее.

— Вот дурак. — Стефани толкнула Кассандру локтем. — Не знает, что делать с теми, на кого запал.

— Он думает, что не запал. — Кассандра снисходительно сощурилась. — Потому и не знает.

— Да ну вас. — Коннер поднялся, смеясь, и полез за кошельком. — Я думал, вы мне друзья, а вы смеётесь над моей бедой.

— Друзья именно этим и занимаются. — Кассандра показала ему язык. Стефани покивала, не в силах сдержать улыбку.

— И ты правда подумай на этот счёт, — добавила она. Коннер закатил глаза и покачал головой:

— Сколько я вам должен?

— В этот раз ты не вынудишь меня взять твои деньги. — Кассандра сурово насупилась. Ткнула его в грудь гипсом и сощурилась: — Вали давай! Пока я не побила тебя стулом.

Коннер скорчил ей рожу, сунул кошелёк обратно в сумку и побрёл к выходу. У дверей он остановился и помахал им рукой напоследок.

Город шумел, пробуждаясь от будней и начиная бурное празднование пятницы. Мимо пробегали парочки и компании, пьяные или только начинающие пить. Кто-то кричал, кто-то пел. Коннер вдруг отчётливо понял, почему писатель был против прогулки — он чувствовал время и знал, что именно сейчас будет чувствовать чуждым и чужим.

Коннер же… Коннер успел надышаться теми же алкогольными парами, что и тусовщики. Он был одним из них, пока не закончил университет, да и остался бы тусовщиком, наверное, если бы не решил для себя, что всё должно быть постепенным.

Повалившись дома в кровать и уже засыпая, Коннер вдруг задал сам себе вопрос, который никогда не задавал из воздуха Тим Дрейк.

Почему он хотел быть таким обычным? Что толкало его на это? Что заставляло исполнять одну роль за другой, прятаться за масками и даже не пытаться жить так, как ему самому бы хотелось?

Он не успел найти ответ — сон сморил его раньше.

***

Тим проснулся с первыми лучами солнца. Просто сел на перине, сонно потирая глаза. Он не помнил, как оказался дома, в своей постели, но зато помнил, что спал очень крепко. Он почти чувствовал себя бодрым, разве что озноб мучил.

Выбравшись из-под одеяла, он зашагал по квартире, в полумраке. Нужно было бы сходить в ванную, но вместо этого он пошёл к диванчику, на котором обычно спала Анита.

Анита лежала, свернувшись клубком и закутавшись в мягкий плед, который тоже привезла сама. Тёмные волосы разметались по подлокотнику, губы нервно подрагивали во сне.

Рядом спал Константин. Он отключился как сидел, держа на коленях какую-то книгу, не до конца затушив окурок в пепельнице и склонив голову на плечо.

Тим сонно вздохнул, осторожно вытащил из пальцев профессора окурок, смял его в пепельнице и отнес выбросить. Постоял немного на кухне, не включая свет, потом пошёл в душ и долго стоял под водой, не думая ни о чём. Вылез и переоделся в одежду, которая ещё оставалась в шкафу в ванной.

В комнате к его возвращению стало немного светлее. Небо ещё было серым, но солнце уже пробовало крыши домов на ощупь. Тим поморгал немного, глядя прямо на поднимающийся из-за горизонта огненный шар, с сожалением подумал о том, что ждёт Коннера, и отвернулся.

Константин и Анита не просыпались. Разве что профессор немного изменил положение, завалившись набок, на свободный подлокотник.

Тим прокрутил в голове ещё раз то, что последнее помнил о вчерашнем дне. Потом ещё раз, и ещё. Коннер, его создание? Неудачник, попавший в их с чудовищной машиной руки?

Коннер мог противостоять сюжету.

А если и он сам мог?

Тим нервно покусал губы, покрутил в руках пачку биди, но не стал закуривать. Снова спрятал её в карман, шагнул к журнальному столику и поднял с него машинку. Металл отозвался непривычным нежным теплом, будто только этого она и ждала, и Тима замутило от ужаса.

Но обратно машинку он не поставил.

Он перенёс её на свой рабочий стол и вставил чистый лист.

Тим решил, что сможет набрать новый текст. Хотя бы попробует. Новую историю. Про того же героя, на тех же условиях, но только сам.

Так, чтобы она дарила надежду, а не отчаяние.

Тим размял пальцы, задумался ненадолго и беззвучно зашевелил губами, проговаривая первую фразу. Её он решил оставить такой же, какую нашептала когда-то машинка.

Коннер, начал печатать Тим. Клавиши машинки были такими тёплыми, будто он работал над чем-то всё это время, не отрываясь ни на минуту. Был… У-ве-рен во мно-гих…

Он не закончил.

Машинка под его пальцами теплела с каждой буквой. Металл раскраснелся к первой же точке. Тим обжёг руки, едва коснувшись клавиш — просто не успел остановиться. Он дёрнулся назад и упал вместе со стулом, с грохотом и громким воем.

Руки жгло, будто жидкая лава разлилась по венам, стремясь к самому сердцу. Тим перекатился, прижал руки к груди и съёжился, прижавшись лицом к полу. Он выл, сам не понимая, как ему вообще хватает воздуха.

— Ёб твою мать, — раздалось у него над головой. Кто-то схватил его за плечи и заставил сесть. Тим вдруг понял, что от боли плачет, но только потому, что не смог рассмотреть ни Константина, ни Аниту. Мир расплывался.

— Анита, аптечку, быстро. И воду включи, — рявкнул Константин.

Он сжал Тима за запястья, и Тим дёрнулся. Профессор вдруг заговорил на непонятном, незнакомом языке, забормотал что-то таким тоном, будто ему нельзя было перечить. И не отпускал руки Тима до тех пор, пока не перестал читать заклинание. Когда он утих, начала затихать и боль.

— Я не думал, что эта сущность такая дерзкая. — Константин промокнул Тиму глаза застиранным серым платком и устало улыбнулся. — Что ты сделал?

— Хотел… — Тим глянул было на свои руки, но рядом возникла Анита. Они с Константином подхватили его и поволокли в ванную, и Анита заставила подставить обоженные ладони под ледяную воду.

— Я хотел переписать книгу, — пробормотал Тим, едва слышно в шуме воды. Только, похоже, его прекрасно услышали. — Коннер может противостоять сюжету. Может, и я смог бы.

— Вот идиот, — искренне выругался Константин. — Неужели ты не понимал, что машинка тебе не даст? Она ни на минуту… — и осёкся. — Блядь, — прошипел он и отвернулся. — Это не машинка, а какое-то ебучее кольцо всевластья. — Он подскочил, запустил руку в волосы и закрутился на месте.

— А если она не нашёптывала ему ничего? — Анита не давала Тиму даже пошевелиться, полуулегшись ему на спину. — Зачем вообще это демонической сущности?

— Ей же нужно кого-то сожрать. Оно знает, что мы не дадим ему из окна прыгнуть или вены вскрыть. Какой же я дебил. Господи. — Константин с силой потёр лицо обеими руками, натянув кожу. — Я реально думал, что она не рискнёт как-то на него влиять, пока мы здесь.

— Ты не учёл другого. — Анита, наконец, позволила Тиму вытащить руки из воды. Он дрожал, но даже возмутиться не мог. Не мог сказать: «Я ещё здесь, вообще-то». Не мог сказать, что ему холодно.

— Ты не учёл того, что у нашего писателя немаленькое эго. Да, тебе кажется, что это было идиотской идеей, но согласись, в ней был смысл. Он думал, что сможет её перехитрить или просто всё исправить. — Анита осторожно промокнула руки Тима полотенцем, рассматривая красную воспалённую кожу.

— Я думал, это очевидно. Если машинка реагирует на наши прикосновения, будет реагировать и на стук по клавишам. — Константин закатил глаза. Они снова подхватили Тима и потащили, теперь уже на кухню.

— Заткнитесь, — наконец смог простучать зубами Тим. — Заткнитесь оба. Я хотел попробовать. Посмотреть, что выйдет. — Он вытянул перед собой руки. К его удивлению, они не покрылись волдырями, кожа не слезала, хотя жгло немилосердно.

— Удивлён, ха. — Константин сел напротив, пока Анита набирала стакан фильтрованной воды и выдавливала из пластинок какие-то таблетки. — Это не обычный ожог. Не успел бы я наложить печать, этот демон бы вылез из машинки и сожрал тебя изнутри. — Он покачал головой. — Печатать какое-то время не сможешь, но зато никаких убогих спецэффектов.