Анита села на своём месте и поправила рукав сорочки. Развязала ленту на растрёпанной косе и принялась её распускать.

— Хотите моё мнение как вуду-практика, мистер Дрейк?

— Всё никак не сопоставлю в голове тебя и вуду. — Тим потёр лоб и полез за биди. — Ну?

— Вы почти дописали книгу. Знаете сюжет. Машинке больше не нужно сосредотачиваться на вашем ходе мысли, поэтому у вас наступил момент просветления. Вы всё ещё в её власти, скорее всего. Вы единственный, кто может её касаться, но диктовать вам текст она больше не сможет. — Анита расплела косу и теперь угрюмо и сонно смотрела на Тима с другого конца лофта. Тим с удивлением заметил, что вот так, растрёпанная и кудрявая, она выглядит даже вполне симпатичной и совершенно не строгой, какой он привык её видеть.

— И что? — Тим моргнул. — И что теперь будет? Если я не напишу концовку?

— Пока сложно сказать. — Анита потёрла лицо ладонями, откинулась на спинку дивана и подтянула к себе правую ногу. — Может, она снова попытается вас довести до самоубийства. Скорее всего, так и будет. Придётся снова торчать у вас над душой двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Ох, господи. — Тим раздражённо и шумно вздохнул. — Счастье-то какое.

— Поверьте, мистер Дрейк, меня это тоже не радует. Но эту проблему нужно решить. И тем более я не считаю, что имею право дать вам погибнуть.

— Может, я сильнее его, — заметил Тим. А потом вспомнил, как они с Анитой познакомились. Только сейчас воспоминания о холодном воздухе, покалывающем голую ступню, о треске простыней, разрываемых на полоски, о резком запахе водки, стали напоминать ему о том, как близко он был к смерти.

Тим прикусил биди, чиркнул спичкой и поморщился:

— Кого я обманываю.

— Вот именно, — отозвалась Анита. Она поднялась, достала что-то из своего чемодана и пошла в ванную. — Надеюсь, что теперь, когда вы знаете, что такое возможно, вы сможете противостоять одержимости. И ещё — что мы найдём источник проблемы раньше, чем с вами что-то случится.

Тим посмотрел на захлопнувшуюся дверь, не успев даже спросить у Аниты, чем всё это грозит Коннеру. Одна мысль о том, какую смерть Тим ему уготовил, заставляла его дрожать от ужаса. Это была красивая, сильная концовка. Но она была жестокой.

И необходимой.

Тим почувствовал, как пальцы обожгло, и только сейчас заметил, что забыл погасить спичку. И прикурить забыл.

— Чёрт, — прошипел он, мотнул рукой, чтобы погасить спичку, и достал ещё одну. Чиркнул, прикурил. Достал платочек, задумчиво покусал кончик биди и слез с подоконника. Вывернул платочек в корзину для бумаг, потряс им немного и вдруг рассмотрел в уголке инициалы Аниты. Ему снова стало неловко. Он спрятал платок в карман и нахватал себе салфеток на кухне. Сложил из них новую пепельницу, старательно наплевал в неё и стряхнул наконец пепел. Платочек было уже не спасти, но Тим всегда мог, скажем, подарить ей новый?

Тим осёкся и потёр переносицу. Не так уж и часто его мучила совесть. Пожалуй, это было впервые за долгие годы. Так стыдно ему было последний раз, наверное, в школе, когда его поймали на плагиате. И то, тогда было даже страшнее. С одной стороны ему было стыдно, что он не смог сам найти такую интересную идею и украл её, а с другой — что он попался. Но тогда, тогда это был всего лишь стыд, без чувства вины. Он не оглядывался на того, у кого списал. Сейчас ему было стыдно не потому, что он совершил ошибку, а потому, что он издевался над человеком.

Тим почти разозлился на себя. Он не любил, когда люди задерживались в его жизни на такой долгий срок, потому что напоминали о тех чувствах и ощущениях, которых он бы с радостью избежал. Ему стоило сразу сказать ей, чтобы она держалась от него подальше, отталкивать её настойчивее.

Чтобы она не успела несколько раз спасти ему жизнь и стать кем-то вроде друга.

Тим раздражённо замычал, затушил биди и снова принялся ходить по квартире, меряя её шагами.

Когда Анита вышла из ванной в синей рубашке и чёрной юбке-карандаш, Тим ничего не сказал. Он просто слонялся, пока она убирала свою постель и возилась с завтраком на кухне.

А в полдесятого пришёл Джон Константин. Вместе с ним пришёл его друг (или водитель? Или и то, и другое? Тим не запомнил). Они притащили какое-то жуткое количество книг и коробок, заполнив им минимум четверть квартиры. После друг Константина ушёл, а сам «профессор литературы и фольклористики» с Анитой расположились на диване, поставив на журнальный столик обледеневшую машинку. В век, когда всё, что нужно, можно найти в интернете, эти люди рылись в старинных фолиантах и дышали пылью. Не то чтобы Тим мог их осуждать.

— Вы прочитали рукопись? — в какой-то момент спросил Тим. Он всё это время сидел на подоконнике и курил, не отрываясь и наблюдая за ними. Он думал о себе, о возможной гибели и о Коннере, которого сам ещё несколько дней назад был готов убить.

— Ага. — Константин стряхнул пепел в карманную пепельницу и оторвался от странной книги в подозрительной тёмно-коричневой обложке, написанную потемневшими от времени красными чернилами. — Она написана хорошо, но она не ваша. В ней, по-моему, ни одной строчки вашей нет.

Тим покачал головой.

— Можно ли избежать хоть каких-то событий, описанных в книге? — Он потёр переносицу. — Скажем, в этой книге не было момента, когда он идёт к Джону Константину. И тем более там не было меня. Или Аниты.

— Да, — согласно кивнул Константин. — И что бы в машинке ни сидело, оно сейчас наверняка в ярости. — Он потянулся за своей чашкой с остывшим кофе, но опрокинул её. Кофейная лужа растеклась по столу, оставив неохваченным только ровный круг у печатной машинки. Анита задумчиво почесала нос ластиком на карандаше, протянула: «Какая она нежная» и уткнулась в свой свиток.

Тим вздохнул, снова взялся за биди, отвернулся к окну и больше не заговаривал, устало рассматривая улицы. Занятие было не из весёлых, но вторым вариантом было просто ходить по квартире, раздражая людей, которые пытались ему помочь, и раздражая самого себя.

В полвосьмого вечера — ровно в полвосьмого — на его пороге показался Коннер. Он выглядел выдохшимся, но относительно довольным и усталым. Анита с Константином были так погружены в работу, что даже не заметили его появления. Тим смерил их взглядом и не произнёс ни слова. Он подождал, пока Коннер повесит плащ на вешалку, и засеменил на кухню. Усадив своего персонажа за стол, Тим сварил ему крепкого кофе. Порывшись в холодильнике, нашёл остатки курицы в соусе терияки, которую готовила Анита, сунул коробку в микроволновку и сел напротив Коннера.

Между ними и полутора метров не было, но Тиму всё равно казалось, что сейчас между ними пропасть. Бесконечно длинная дорога, через которую никак нельзя друг до друга докричаться.

— Спасибо. — Коннер выпил кофе достаточно быстро; кажется, от этого ему не стало легче. — Кажется, вы нечасто принимаете гостей.

— Мы же договорились. — Тим нахмурился. — И да. Я не люблю гостей. — Он нервно постучал пальцами, раздумывая, не стоит ли снова занять их биди. — Они шумные, требуют внимания. Мешают работать. — Он отвернулся и опустил взгляд.

— Есть такое, — вдруг заметил Коннер. — Хотя я бы от компании не отказался. — Он сам встал и пошёл к микроволновке, чтобы достать оттуда ужин. Тим не встал, даже когда микроволновка пропищала второй раз, будто совершенно забыл, что он грел курицу не только для себя.

Да что там, он действительно забыл.

Тим смотрел на Коннера и вспоминал свою-не свою книгу. Как описывал Коннера, который отчаянно пытается влиться в «нормальную», «обычную» жизнь, совершенно не понимая, что сам мучается от одиночества. Он жил вдалеке от семьи и друзей. Герой Тима был одинок, и это могло бы стать хоть каким-то, кроме книги, поводом для разговора. Но Тим искал уединения, а Коннер мечтал от него сбежать.

— Я начал читать твою книгу, — сказал Коннер, доставая себе столовые приборы. Тим моргнул и повернул голову, посмотрел на него, не понимая, о чём речь. Константин дал ему рукопись?