- Ва-банк.

Он подвинул дилеру весь оставшийся стек.

Петр Иванович нервно кашлянул. Столпившиеся вокруг стола наблюдатели замерли. В центре зеленого сукна лежало много фишек. Очень много.

- Папочка… – пискнул Митрофан.

Калязин изо всех сил старался не смотреть на партнера, вышедшего из игры. «Штольман уже ставил все. И проиграл. Он блефовал в тот раз. Может и сейчас блефует», – Яков не знал, верно ли он предполагает мысли шулера, но это было неважно.

- Отвечаю, – голос Ивана немного сбился.

И было от чего – на столе лежало больше сорока тысяч рублей. На эту сумму можно было приобрести три мызы или дом на Невском, отделанный белым мрамором.

- Вскрывайтесь, господа, – хозяин клуба потирал руки от удовольствия, предвкушая, как будет описывать схватку новым посетителям.

Иван перевернул карты. Кто-то охнул, на него шикнули. Пиковый туз и бубновый король образовали с общими картами две старшие пары, которые было трудно превзойти. Фальке загасил сигару, едва не промахнувшись мимо пепельницы. Яков открыл свои.

- …лять, – тихо прозвучало над столом на фоне восторженных возгласов наблюдателей.

Побледневший Калязин вскочил со стула.

- Банк на стрите забирает господин Штольман, – объявил Петровский.

...

После того, как восторги и поздравления улеглись, владелец клуба уточнил:

- Господин Фальке, господин Заварзин, продолжаем?

Мужчины покачали головами, отказываясь.

- Надеюсь, у участников нет претензий? Ну и отлично. Яков Платонович, жду у кассы. Всех благодарю за участие!

Владелец клуба тщательно собрал фишки Штольмана в мешочек и отправился пересчитывать.

Получив заверенное банком обязательство о передаче мызы на побережье, Яков предложил Петровскому и Миронову отметить событие, и когда те с удовольствием согласились, кинул взгляд на мошенников. Но в зале их уже не было.

- Пап, я тута, этих слушаю! – донеслось из коридорчика.

Разгневанный потерей большой суммы и владения на Балтике Калязин напирал на партнера: – Ты чего, немчура? Этот придурок Греков еще получит от меня, а ты-то! У тебя семнадцать тысяч осталось, зачем ты вышел?

- Иван, я сегодня больше не игрок. Я… – замялся Фальке. – Тильт. Тильтую.

- Что?

- Я потерял уверенность. Ставки зря делаю или пасую невпопад. Так играть нельзя, так я тоже все солью.

- Дристуешь, – сплюнул Калязин.

- Дьявол! Как он нас сделал? Как?

====== Глава 24. Несчастный случай ======

В проходном дворе, ведущем с Почтамтской на набережную Мойки, Зотова достала брегет из кармана мешковатых плотницких штанов.

- Летягин, ты при котлах? Примерно через четверть часа, когда с улицы будет грохотать, забей клинышки под дверь с парадной лестницы. Четвертый этаж, богатая дверь, не перепутаешь. И не мешкай там, а то на звук швейцар выйдет и по зубам огребешь. Держи.

Мужчина с ужасом взглянул на молоток и десяток клиньев.

- А ты?

- А я сделаю то же самое с черного хода, но сперва суну коробочку в печку, тот знакомый с химзавода сказал, тридцати градусов будет достаточно. Так что задымит быстро. Кстати, белый фосфор не тушится водой.

- То есть там не зубной порошок, – вздохнул Летягин.

- Ну ты, Динь, даешь!

Ухмыльнувшись, Ольга взвалила на плечо дровяную связку.

- Потом можешь валить, лучше через крышу. Все, бывай, ты в парадную, я на набережную. Как-нибудь увидимся.

Девушка изобразила губами воздушный поцелуй и побежала в подворотню, Летягин поплелся за ней. У него язык не повернулся сказать, что он не хочет. А о том, что они с Зотовой своими руками собираются умертвить не только Штольмана, но и всех в клубе, он старался просто не думать.

…

- Пап, посмотри! – Митя, с восторгом пялившийся в окно, подлетел к отцу и дернул его за рукав.

- Там фейерверк! Смотри, как красиво!

С набережной в ночное петербургское небо одна за одной взлетали шутихи, разрываясь в воздухе искрящимися звездами.

- Это нам подарок? За выигрыш?

Яков покачал головой. У окон, выходящих на Мойку, столпились едва ли не все игроки, которым сегодня достало впечатлений. Даже мошенники почему-то не ушли из клуба, а тихо переговаривались в темном углу, изредка бросая на Штольмана косые взгляды.

Налегший на творение братьев Чивас Петр Иванович не собирался никуда смотреть. Он кинул в рот кусочек лосося и задумчиво вымолвил: – Стучат…

Виски не то чтобы ударило Штольману в голову, но все-таки сосредоточенность он потерял и опасность, исходящую от постукиваний в дверь и шипения на кухне, оценил не сразу. Только когда кухаренок Сенька с расширенными от ужаса глазами и с криком «Горим!» пробежал по залу к выходу, Яков заглянул в кухонный коридор. Но оттуда уже валил черный, удушающий дым, вонявший почему-то чесноком.

- Пожар, пожар! – истерил пацан, толкая дверь наружу.

- Помогите, дяденьки! Черный ход заперт, я тоже пробовал! И там тетя Варя на кухне!

Глядя на клубы дыма, швейцар игрового зала отпихнул Сеньку, налег на дверь сам.

- Не выходит, господин Петровский! Никак! – крикнул он.

Несколько мужчин по очереди, а затем и помогая друг другу, попытались выломать дверь. Безрезультатно.

Фальке выругался по-немецки, Калязин пнул массивную дверь ногой.

- Да что за день такой! Петровский, что делать? – громко вопросил шулер, перекрывая голоса других взволнованных игроков.

Тем временем Яков прикрыл лицо платком, смоченным в воде, и все-таки прошел в заполнявшийся дымом коридорчик, а затем, следуя голосу Мити, и на кухню.

- Пап, вот тут тетя лежит, – сын помог Штольману найти на полу обмякшее тело.

Дыхания не хватало. Яков почти на ощупь выбрался в залу, где мужчины выбили окна на Мойку, и, встав рядом с Мироновым, глотнул чистого воздуха.

- Петр Иванович, сможете выбраться? – спросил Штольман, поливая себя оставшейся водой из графина.

Дядюшка Анны перегнулся через подоконник. В слабом свете луны стена здания казалась еще менее надежной, чем днем.

- Не рискну, Яков Платонович – пьян, темно, четвертый этаж. Балконов рядом нет, а то бы по бортику, но он узкий, – оценил он ситуацию.

- Пролетка чья-то внизу, наверняка Заварзина. Крикните, пусть кучер телегу с сеном ищет и сюда гонит, – с этими словами Яков скрылся в дымном проходе.

Штольман знал, что сам он в любом случае выберется – за бортик можно было ухватиться руками, сползти на третий этаж, то же самое сделать там, и прыгать пришлось бы всего лишь с высоты пары саженей. Но у Петровского собралось много людей.

Языки пламени от занявшихся дров уже лизали стены коридора, поэтому нужно было торопиться. На кухне Штольман с разбегу навалился на дверь черного хода, но лишь отбил плечо и понял, что и здесь выхода нет. Яков с трудом различил на столе большую кастрюлю, с натугой плеснул из нее на полыхавшую плиту. Огонь странного цвета только пуще заплясал длинными сполохами.

«Что за дрянь там горит?» – удивился следователь.

Он ухватил полнотелую кухарку за руки и вытащил в зал. Очнувшись от вылитого на лицо шампанского, пожилая женщина закашлялась.

- Пап, там мама внизу! – огорошил Якова юный призрак.

- Она сказала, что принесла веревку!

«Ох, Анечка, ты все-таки пришла», – выглянул наружу Штольман.

В горле саднило, спрашивать, как и почему, было некогда, да Яков и догадывался. Он помог кухарке встать, подвел ее к окну.

- Аня, не ходи внутрь! – рявкнул он, увидев, как платье жены мелькнуло в парадной.

- Семен!

Трофимов, помогавший извозчикам укладывать на пустую телегу сброшенные из окон подушки, бросился за Анной, Митрофан кинулся туда же. Штольман в тревоге ждал. Через полминуты Анна вышла из парадной одна.

Внезапно Яков понял, что видит только свою жену.

Лунный свет осветил любимую. Скромное домашнее платье под наспех выбранным жакетом, залихватски сидящая шляпка, сжатые у груди кулачки. Устремленный на него взгляд.

«Яшенька», – услышал Штольман, – «я знаю, ты будешь ждать всех, но прошу, не задержись. Ты очень мне нужен».