- Но его этого лишили. Мы справимся, обязательно! Ты же сам сказал, что наша жизнь никогда не станет прежней!

«Яшенька, пожалуйста!» – взмолилась она.

«Ты уверена? Я не хочу, чтобы ты страдала из-за его художеств».

«Дело не во мне, Яков. Он наш с тобой, мы за него отвечаем. Нельзя делать ему хуже».

Согласно сжав её ладонь, Яков взглянул на архангела и твердо произнес:

- Благодарю за предложение, но прошу оставить все, как есть. Мы приложим максимум усилий для воспитания сына и, разумеется, отучим его издеваться над святынями.

Михаил не любил тратить лишних слов. Повелительным движением руки он указал Анне на дверь, подождал, пока женщина выйдет из часовни. Щелчком пальца подвел Митрофана к отцу. И исчез, оставив на каменном полу белоснежное перо.

Яков хмуро посмотрел на юного призрака.

- Что скажешь в свое оправдание?

Наедине с отцом Митя потерял весь свой апломб. Глядя в пол, он нерешительно пожал плечами и пробормотал: – Прости, что баловался. Я просто хотел, чтобы ты… чтобы мама…

Рассмотрев пылающие уши мальчишки, Штольман вздохнул.

- Дмитрий Яковлевич.

Юный призрак попытался что-то сказать, но замер, осознав, что означает это имя.

- Принеси извинения святой Ксении. Убери слезы с икон.

Кивая, как китайский болванчик, Митя прижался к отцу. Яков ощутил ком в горле.

- И самое главное – не трепи матери нервы. Ты все понял?

Малыш вновь кивнул и уткнулся лицом в живот Штольмана. Услышав всхлип, Яков присел на колено и как мог, обнял мальчишку.

- Сынок, я поручился за тебя перед архангелом, не подведи меня.

- Пап… Я хочу, очень! Я буду стараться! Но вдруг у меня не получится, мне ведь все говорят, что я неисправимый, – голос Мити задрожал.

- Ты тогда от меня откажешься?

Яков покачал головой.

- Нет, малыш.

Он встал и подтолкнул сына к выходу.

- Иди, займись делом, а потом возвращайся ко мне. Попробуем предотвратить войну.

На выходе из часовни Митя с разбегу кинулся к встревоженной матери. Анна поймала его, заключила в теплые объятия. На лице ее сверкали слезы, а губы шептали слова любви – любви к невозможному и самому желанному на свете ребенку, задолго до своего рождения ставшему Штольманам настоящим сыном.