- Дядя, вы тут с Яков Платоновичем никакое горе не заливали случайно?
- Что, Аннет, – рассеянно помахав племяннице, осведомился Миронов, – благоверный на бровях явился? Привыкай. Мы, мужчины, такие…
- Да ну тебя. И вовсе не на бровях. Так не с тобой?
- Не сегодня, – сказал Петр, и быстро прикрыл рот ладонью.
- То есть нет!
- Ах вот как, – улыбнулась Анна. – Ладно же вам таиться, не дети вроде. Но я к тебе с другой просьбой. Ты мог бы, пожалуйста, завтра навестить со мной кладбище?
Миронов вздрогнул.
- Это как у Максаковых, когда все в воздух взлетело? Откуда Штольману пришлось тебя на руках выносить? Нет. И не проси. Твой полицейский с меня голову снимет и на кол водрузит.
- Ну дядя!
Петр Иванович категорически помотал головой. Ссориться с мужем племянницы ему действительно не хотелось.
- Не снимет, – Анна присела возле дядюшки, поцеловала его в щеку.
- Яков Платонович признателен тебе за этот дом, ты же нам половину подарил. И вообще Яков отходчивый.
- У-гу. Отходит меня своей гирей, а я потом отойду. После.
Миронов открыл карту и потер ладони, радуясь красивому раскладу.
- Кстати, Аннет, твой Штольман подарок не принял и за полдома мне заплатил, так что ты его благодарность не переоценивай.
Удивившись, Анна вспомнила, что Яков что-то такое ей говорил, но ей в тот момент было плохо и она просто не взяла в голову. Девушка перевернула следующую карту. Ею оказался червовый король.
- Ну вот, Аннет, – расплылся в улыбке Петр Иванович. – С ним и иди.
…
Анна проснулась, ощущая в теле знакомую тяжесть. В обрывках сна Яков прижимал ее к себе и был в ней, но сейчас лишь одеяло сбилось меж бедрами. Все тело пылало, грудь тянуло. Повернувшись на бок, Анна поняла, что муж давно уже не спит и пристально на нее смотрит. Когда глаза привыкли к слабому свету занимающейся зари, Анна различила, с какой жаждой глядит на нее Яков. В животе что-то сладко сжалось. Анна протянула руку и провела ладонью по плечу мужа, дотронулась пальцем до груди, проверяя, не снится ли ей это.
- Прости, что разбудил, – хрипло сказал Яков.
Глубоко вздохнув, Анна придвинулась ближе и скользнула губами по его щеке. Ощутила, как напряжен муж, как тяжело он дышит, и пробормотала:
- Яша… Я не хрустальная ваза. Ты давно уже можешь… Пожалуйста.
Глаза его сверкнули. Анна хотела сказать что-то еще, но в то же мгновение он накрыл ее рот своим. Когда долгий поцелуй закончился, она поняла, что рубашка её задрана на талию, панталоны сдернуты, а Штольман смотрит так, будто опасается сделать ей больно. Анна потянулась к нему снова и тут же тихо вскрикнула – так медленно, так нежно и одновременно так неукротимо вошел в нее Яков. В первую минуту она еще видела и чувствовала, как муж удерживает себя от резких движений, как замирает, давая ей привыкнуть, как капли его пота смешиваются с его поцелуями. Затем она просто потерялась в его руках. В его силе. В том, чему и названия не могла подобрать.
А Штольман пытался справиться с собой. Не ударить чреслами так, чтобы взорваться в сладостном забытьи. Не думать о себе и мучительном своем обете, который только что подошел к концу. Не навредить самой желанной на свете женщине, раскинувшейся сейчас перед ним и его именем на устах легко рушащей все благие намерения. Из последних сил Яков дождался её ласковой пульсирующей волны и позволил себе закончить. Тут же перекатился на спину, подтянул жену на себя и сцеловал слезы ее наслаждения.
- Аня, – он надолго замолчал, задыхаясь уже не от желания, а от переполняющей сердце любви.
- Спасибо, что ты со мной.
…
- Яков Платонович…
Штольман поднял голову от бумаг. В дверях кабинета стояла Анна – его Анна, в легком платье, которое с утра он видел в спальне, в серой с лентами шляпке. Ладони девушки лежали на едва заметном животике, глаза были опущены.
Встав из-за стола, Яков подошел к дверям, взял жену за руку, взглянул в глаза. Он вдруг явственно вспомнил, что случилось между ними утром, и осознал, что вполне готов продолжать. Прямо здесь, в кабинете, выделенном ему в сыскном отделении. В разгар рабочего дня, с полицейскими за дверью и в окружении следственных дел.
Штольман мысленно чертыхнулся на свою горячность. Анна не знала, чего стоило ему сохранять спокойствие в те первые недели после возвращения в Затонск, когда туманил голову даже ее силуэт на улицах, не говоря уже о тонких пальцах в его ладони. Девчонка, которую он сделал своей той давней зимней ночью, за годы его отсутствия стала ослепительно красивой женщиной. А сегодня, похоже, и той, которая осознает свою силу.
В глазах Анны было знание – не напоказ, не торжествующее, но то глубинное знание о своей власти над Штольманом, которое сметало с пути все надуманные им преграды.
Хотелось убрать с нежного виска выбившийся локон, дотронуться до пухлых губ и...
Штольман отпустил мягкую ладонь и спрятал руки в карманах.
- Яков, – ничуть не помогла жена, сделав полшага к нему и лукаво улыбаясь, – пожалуйста, съезди со мной на кладбище. С тобой все проще.
Высокая грудь касалась его пиджака, губы были в дюйме от его щеки. На Штольмана Анна не смотрела.
«Вот чертовка», – восхитился он и, кашлянув, спросил: – Духи?
- Дух, – согласилась Анна.
- Если ты не занят, конечно. Я еще утром хотела попросить, но… забыла… – она вновь подняла глаза, и вновь Якова пронзило яростное желание услышать томный стон ее удовольствия.
- Пап! Ну соглашайся же! Я тоже пойду! – завопил Митя, появившийся вместе с Анной. За утро он уже изрядно соскучился дома и сейчас втихаря рисовал надгробные крестики на бумагах Якова.
- Кладбище! Покойнички! Так интерр-ресно!
«Да-да, именно этого мне и не хватало», – Штольман еще делал вид, что сомневается.
- На кладбище. Где полно духов и призраков. Где обязательно какая-нибудь нечисть привяжется к тебе, Анечка, утробно завывая и что-то требуя.
Анна невозмутимо кивнула. Митя захихикал и стукнул себя в грудь: – А я маму защитю!
Яков с кривой улыбкой оглядел свое странное семейство.
- Анна Викторовна, потерпите десять минут. Мне надо распорядиться, – он потер подбородок, думая, кому из сыскных поручить визит к родственникам недавней жертвы.
Но жена уже упорхнула за порог, в который раз забыв в кабинете сумочку, и Штольман ухмыльнулся. Жизнь его с появлением Анны, а теперь еще и юного призрака, уже никогда не станет прежней.
====== Глава 2. На кладбище ======
По дороге на Васильевский остров, где располагалось Смоленское кладбище, Анна решилась еще раз поговорить с мужем о важном. Когда утром он уехал в управление, Анна осталась в постели и не заметила, как заснула, а проснувшись, поняла, что дрожит от обиды. Обиды за Штольмана.
Сейчас Анна взглянула на него, сидящего рядом в закрытом экипаже, и без обиняков спросила:
- Скажи, за что ты попал в тюрьму? Тогда ещё, после того, как исчез из Затонска?
Он чуть заметно нахмурился. Посмотрел в окно. Не найдя в блеклых облаках причины молчать, взял Анну за руку и нейтральным голосом, в котором вовсе не было эмоций, произнес:
- Милая. Я давал обязательство о неразглашении. Я не могу его нарушить.
Припомнив так разочаровавшее её в Затонске молчание Штольмана, Анна расстроилась из-за своей тогдашней слепоты.
- Яшенька, прости, что сердилась на тебя из-за...
- Сердись на меня почаще, – он поцеловал ее в уголок губ.
- Мне так нравится, когда ты потом просишь прощения.
- Ах ты притворщик! – обомлела Анна, почти забыв, о чем хотела говорить.
Со смехом отбиваясь от нахальных рук, неожиданно оказавшихся на ее бедрах, она стучала по широкой груди кулачками и приговаривала:
- Нравится ему! И что, я ни разу не была права? Яков Штольман? Ни разу?
- Разумеется, были, Анна Викторовна, – улыбался он.
- Вот нынче утром. Как сейчас помню, – задумчиво прижал он жену к себе, да так, что Анна пискнула.