– Бедная моя, – Альберт наклонился к ней, чтобы поцеловать в лоб, – как будто его поцелуи могли вылечить Элис от смертельной тоски, в которой она погрязла, как в трясине. Кто же знал, что жизнь без любви похожа на заточение в клетке…

Элис незаметно отстранилась от мужа и попыталась сменить тему.

– Знаешь, Лаура рассказала мне, что в Альбертине новая выставка. Может, сходим на выходных?

Еще до того, как Альберт открыл рот, Элис знала, что он скажет в ответ.

– Милая, ты же знаешь, что я ничегошеньки не понимаю в искусстве. Сходи сама или возьми Лауру – если выставка такая хорошая, она сходит с тобой еще раз.

– Конечно, Альберт, ты прав.

Элис решила, что сходит на выставку на этой неделе – наконец-то выгуляет то красное платье, которое она купила на распродаже и ни разу не надела с тех пор, как спрятала его от Альберта в глубине шкафа. Если бы он нашел это платье, то наверняка обозвал бы ее шлюхой – как в тот раз, когда Элис зачем-то призналась ему, что у нее было больше десяти мужчин.

Когда Альберт выпивал лишний бокал вина, в нем всегда просыпалось навязчивое желание близости. Он настойчиво приставал к Элис, не обращая внимания на ее нетвердые попытки сопротивляться его неуклюжим ласкам. Руки Альберта, словно щупальца, опутывали ее тело, осторожно скользили по нему, проникая в самые интимные места, которые нехотя, против воли распахивались ему навстречу. В такие моменты Элис закрывала глаза, представляя себя в объятиях Жуана, Матиса или того невзрачного коллеги Альберта, Ханса. Иногда – но скорее затем, чтобы поглумиться над мужем, а не потому, что она действительно этого хотела, – Элис представляла на его месте Феликса. Воображала, как Альберт зайдет в комнату и сойдет с ума от ослепившей его ревности, застав ее с распластанными ногами на столе шефа. От этой дикой, запретной мысли Элис могла кончить в ту же минуту. Слыша, как участилось ее дыхание, чувствуя, как напряглись мышцы ее живота, и как она резко дернулась в сторону, издав протяжный стон, Альберт самодовольно улыбался, считая, что это его заслуга. Но если бы не фантазии, в которых Элис могла представить себя с другим мужчиной, она бы не смогла достичь оргазма.

В ту ночь, лежа на кровати и прикрыв глаза, чувствуя, как Альберт рывками двигается в ней, пыхтя и ускоряясь с каждой секундой, Элис представляла себя вместе с господином Р. – в ее фантазиях они были в поезде совсем одни. Незнакомец подходил к ней вплотную, с силой брал ее за волосы и властно притягивал к себе, чтобы жадно поцеловать. Элис со стоном откидывала голову назад, а господин Р. нетерпеливо расстегивал пуговицы на ее плаще, за которым скрывалась восхитительная белизна ее кожи. Мужчина жадно припадал к ее груди, целовал соски, слегка покусывая их, а Элис громко стонала, дрожа от захлестнувшего ее возбуждения. Когда его рука проникала в ее влажное лоно, Элис вскрикивала, не в силах больше себя сдерживать. Продолжая целовать ее в шею, господин Р. поспешно сбрасывал с себя одежду и, оставшись в одной рубашке, резко проникал в нее. Он двигался все быстрее, властно держа Элис за волосы, крепко хватая за горло и оставляя на ее спине следы пылких поцелуев. Когда любовная пытка становилась невыносимой, господин. Р. останавливался с громким стоном, эхом отзывавшимся во всем поезде. Элис, дыша ему в унисон, достигала пика вместе с ним и, обессиленная, в исступлении падала на кожаное сиденье поезда, липкое от ее пота. Обернувшись, она с блаженной улыбкой смотрела за спину на обуздавшего ее мужчину, шепча ему давно забытое te quiero mucho.

На следующий день Элис проснулась раньше мужа. Небо только окрашивалось в рассветные тона. Робкие солнечные лучи прорезали нависшие облака и озарили лужайку на заднем дворе. В памяти невольно всплыло лицо господина Р., его льдистые глаза, вокруг которых, когда он улыбался, залегали морщинки. Губы Элис растянулись в мечтательной улыбке, и это была ее первая искренняя улыбка за долгое время. Когда столько времени живешь во тьме, радуешься даже слабому лучику света.

Элис накинула халат поверх ночной рубашки и спустилась на первый этаж. Напевая себе под нос, она вошла в кухню и открыла старенький холодильник, имевший привычку гудеть на весь первый этаж. Внутри она нашла пачку яиц и бутылку молока: можно было сделать омлет – Альберт как раз собирался худеть, – но в то утро Элис не хотела идти на поводу у мужа. Встав на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки шкафа, она достала пачку муки, решив приготовить вафли.

Ловко орудуя венчиком, Элис вновь унеслась мыслями к господину Р., представляя, что это ему она готовит завтрак и это его руки сомкнулись на ее талии. Она почувствовала, как его губы оставили жаркий поцелуй на ее шее, а ладони плавно скользнули к холмикам грудей и беспрепятственно задрали ей ночнушку…

– Доброе утро, милая. Что у нас на завтрак?

Элис заставила себя вернуться в реальность и повернулась к Альберту. Она быстро чмокнула мужа в губы, но одного раза ему было недостаточно. Альберт настаивал на троекратном поцелуе и сразу после пробуждения, и когда Элис провожала его на работу и встречала дома, и когда они ложились спать.

– Доброе утро, сокровище. Я готовлю вафли.

– Опять углеводы… – недовольно пробурчал Альберт. – Элис, я же хотел похудеть.

«Тогда перестань объедаться на ночь, пить пиво и займись наконец спортом», – парировала про себя Элис, но вслух жаловаться не стала. Вместо этого она картинно закатила глаза, пользуясь тем, что стоит спиной к мужу.

– От одной вафли хуже не будет, – примирительно сказала Элис.

Альберт не стал спорить и налил себе кофе. Сев за стол, он нацепил на нос очки и с важным видом развернул газету. Элис достала из шкафа вафельницу и залила ее тестом, стараясь не обращать внимания на то, с каким оглушительным треском Альберт переворачивал страницы, слюнявя указательный палец. Ей казалось, что он нарочно делал это так громко, чтобы она ненароком не забыла, что он сидит рядом и ждет завтрак.

– Какие у тебя сегодня планы? – как бы невзначай спросил у нее Альберт.

Он всегда интересовался, как она собирается провести день, будто с самого утра Элис уже в точности знала, что съест на ланч и где окажется в середине дня. Как и все южане, она была спонтанной и легкой на подъем. Элис часто меняла свою точку зрения, но одно она знала наверняка: Альберт пытался сделать из нее предсказуемого бесчувственного робота – такого же, как и он сам.

– Пока не знаю, дорогой, – отозвалась Элис, выкладывая на тарелку подрумянившуюся вафлю. Она вновь залила вафельницу тестом и закрыла крышку. – А у тебя какие планы? Придешь сегодня на ланч?

– Нет, сегодня не получится. У меня встреча с Феликсом, и нужно будет кое-что доделать.

Элис на секунду обернулась, попытавшись изобразить на лице досаду. Утонувший в газете Альберт не обратил на нее внимания. Он снова с треском перевернул страницу, отчего Элис невольно поморщилась. «Он точно делает это нарочно», – с раздражением подумала она.

В глубине души Элис знала, что Альберт любит ее – своей, понятной только ему любовью, не имеющей ничего общего с тем жгучим необузданным чувством, о котором она грезила с детства и которое ей довелось испытать с Жуаном. Для нее любовь была не тихой гаванью, а сумасшедшим штормом, сносящим все на своем пути. Она мечтала о мужчине, который не сможет прожить без нее ни дня, будет сходить с ума от одной мысли, что может потерять ее, будет до изнеможения заниматься с ней любовью, изо дня в день доказывая ей, что она самая желанная женщина в его жизни. С Альбертом же Элис ощущала себя невидимкой. Он часто говорил ей, что любит ее, но в его устах даже самые искренние и проникновенные слова теряли свой первозданный смысл и казались вымученными, словно Альберт заучил их.

– Если у тебя нет на сегодня дел, почему бы тебе не привести в порядок ванные комнаты? Ты давно в них не убиралась, – сказал Альберт, не отрываясь от газеты.