Элис почувствовала, как внутри нее все вскипает. Альберт любил пускать пыль в глаза, доказывая всем вокруг, что у него, как он любил говорить, противно растягивая слова, водятся деньжата, и он любит их тратить. На самом деле Альберт был ужасным скрягой и считал каждую копейку. Сколько Элис его ни уговаривала, сколько ни пыталась убедить его, что ей трудно в одиночку наводить порядок в доме, он так и не согласился нанять домработницу. Альберт считал, что содержать дом в чистоте – ее обязанность, не говоря уже о том, что ей все равно больше нечем заняться, кроме как натирать пол и скрести кафель в ванных.

Элис почувствовала, как полукружия ногтей до боли впились в кожу. Она едва сдержалась, чтобы не запульнуть в лицо Альберту горячей вафлей, но в последний момент что-то ее остановило. Она сделала глубокий вдох, выключила вафельницу и с громким стуком поставила на стол тарелку с вафлями. Они лежали друг на друге, сложенные аккуратной стопкой, по которой медленно стекал густой карамельный сироп.

Почувствовав сладкий запах выпечки, Альберт, наконец, отложил газету и с удивлением обнаружил перед собой Элис – словно это не она суетилась перед ним на тесной кухне последние полчаса.

– Какая ты у меня хозяюшка, – довольно сказал Альберт, накладывая себе в тарелку сразу две вафли.

Элис поморщилась. Она ненавидела, когда Альберт называл ее хозяюшкой – одним этим словом он обесценивал все ее амбиции и еще не забытую мечту стать танцовщицей. Она молча села напротив мужа, подцепила вилкой вафлю и обмакнула ее в сладкий сироп. Положила в рот кусочек и, монотонно жуя, уставилась куда-то в сторону.

– Ты сегодня не в духе? – поинтересовался Альберт.

И снова этот обеспокоенный тон! Как будто он в силах ее развеселить, и это не его вина, что у Элис испортилось настроение. Альберт ел медленно, лениво ковыряя вилкой кусочки вафли, словно назло ей.

– Со мной все в порядке, – тихо отозвалась Элис.

В обычный день он свел бы ее с ума, пытаясь выяснить, что случилось и почему она не улыбается, но в то утро Альберт слегка опаздывал, и у него не было времени, чтобы ее допрашивать. Покончив с завтраком, он быстро собрался и замер у двери в ожидании сэндвича на ланч и поцелуя на прощание. Получив и то и другое, удовлетворенный Альберт торопливо вышел из дома. Когда дверь за ним захлопнулась, Элис с облегчением прислонилась к стене, приговаривая себе под нос: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

Она не заметила, как по щекам заструились горячие слезы обиды. Элис с горечью оплакивала жизнерадостную девчонку, которой она когда-то была, и женщину, которой стала. Сплетничая и хихикая вместе с подружками на чердаке заброшенного дома, куда они часто забирались после школы, пока его не снесли, Элис бы ни за что не поверила, что через двадцать лет превратится в скучающую, несчастную женщину, безропотно наблюдающую за тем, как ее жизнь медленно проходит мимо.

Элис охватила новая волна гнева. Повинуясь какому-то внезапному порыву, она стремглав помчалась в ванную и всего за пару минут привела себя в порядок. Подвела брови, накрасила ресницы и обвела губы ярко-алой помадой. Теперь на нее смотрела совсем другая женщина – притягательная и уверенная в себе: та, которая знает себе цену и ни за что не даст себя в обиду. Глядя на себя в зеркало, Элис твердо решила, что снова встретится с господином Р. Сложность была в том, что она ничего о нем не знала, и поэтому у нее было два пути: бесконечно блуждать по городу в надежде, что когда-нибудь они случайно встретятся взглядами, или опять сесть на тот же поезд, отходящий в четверть десятого.

Недолго думая, Элис натянула джинсы и свитер, влезла в сапоги и, прихватив плащ, помчалась на вокзал. Поезд отходил через пять минут, поэтому Элис бежала изо всех сил. По дороге она вспомнила, что забыла запереть дверь и убрать со стола, и хотела было вернуться, но ноги сами понесли ее на перрон.

Когда Элис запрыгнула в вагон, поезд уже тронулся и медленно набирал скорость. Тяжело дыша, она прижалась спиной к стене из прохладного металла. На ее лице замерла радостная улыбка. Успела!

С колотящимся сердцем Элис огляделась по сторонам, уверенная, что он будет ждать ее на том же самом месте у окна. Увидев ее, он широко улыбнется, встанет со своего места и, как в кино, пойдет к ней навстречу, уверенным шагом рассекая узкий коридор между рядами кресел. Но в вагоне было всего три пассажира, и ни один из них даже отдаленно не походил на господина Р.

Не теряя надежды, Элис зашла в следующий вагон, но и здесь ее ждало разочарование. Кроме стареющей дамы в бордовой шляпе и пары хихикающих школьниц, в вагоне никого не было. Элис скачком прошла расстояние до следующей двери и с силой нажала на стальную ручку. Дверь распахнулась перед ней с громким лязгом. Элис вошла в вагон, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажиров, среди которых вновь не оказалось мужчины с белоснежными волосами и пронзительным взглядом голубых глаз.

Она не нашла его ни в следующем вагоне, ни в узком коридоре, ни даже в дурно пахнущей уборной. Господина Р. нигде не было. Элис остановилась и перевела дыхание только тогда, когда обошла все вагоны и с горечью убедилась, что в этом поезде его нет.

Когда Элис коснулась ручки последней двери, силы внезапно ее оставили. Глубоко в сердце она давно ждала событие, которое перевернет ее жизнь, и не могла смириться с мыслью, что вчерашняя встреча была случайностью; что господин Р. оказался в том поезде по воле обстоятельств – потому что опаздывал на работу и не хотел торчать в утренней пробке, или потому что с утра у него сломалась машина, и он был вынужден пересесть на поезд. Вариантов было много, но причина, по которой господин Р. не объявился на следующий день, была не так важна – гораздо важнее было то, что с каждой секундой хрупкая, почти невесомая возможность их новой встречи таяла на глазах.

Элис в бессилии рухнула на сиденье и прижалась лицом к стеклу. Ее душили слезы, но она не могла позволить себе разрыдаться на людях.

– С вами все в порядке? – к ней подошла дама в бордовой широкополой шляпе, придававшей ей сходство с ведьмой.

Элис вздрогнула, не сразу поняв, чего от нее хотят. Женщина села напротив нее и протянула салфетку.

– Вот возьмите.

В голосе женщины звучала забота. Не та приторная забота, с которой Альберт пытался залезть ей в голову, а искреннее беспокойство человека, которому не все равно.

Элис взяла протянутую салфетку и попыталась выдавить из себя улыбку.

– Спасибо, – сказала она, промокнув выступившие у нее слезы. – У меня выдался тяжелый день.

Женщина понимающе кивнула, придвинулась чуть ближе и уставилась на Элис долгим, выжидательным взглядом. Запястья дамы обвивали тонкие золотистые браслеты, которые позвякивали с каждым ее движением.

– Думаю, вы сильно страдаете. Что у вас случилось? – спросила она.

Элис горько усмехнулась.

– Так просто и не расскажешь.

– Это из-за мужчины? – не унималась дама.

Элис удивленно подняла брови, и женщина, поняв, что ведет себя бестактно, поспешно отпрянула в сторону.

– Простите, это не мое дело… Что бы это ни было, не стоит так убиваться. Вы ведь так красивы и так молоды.

– Уже не так молода, – пробормотала Элис, глядя в окно.

– Какие ваши годы! Это мне в пору жаловаться на возраст. А у вас еще все впереди, – с обнадеживающей улыбкой сказала женщина.

Элис взглянула на нее и попыталась улыбнуться. Даме на вид было около пятидесяти. Ее загорелое лицо покрывала тонкая сетка мелких морщинок, которые разлетались во все стороны, когда она улыбалась. Глядя в ее живые серые глаза, Элис подумала, что этой женщине и самой недавно было слегка за тридцать: она наверняка совершала ошибки, принимала неправильные решения и выбирала не тех мужчин.

Дама словно прочла ее мысли.

– Знали бы вы, через что мне пришлось пройти… Кошмарный развод, несколько выкидышей… У меня так и не получилось родить ребенка, – с грустью в голосе сказала она. – Но я не жалуюсь – такая уж у меня судьба, ничего не поделаешь.