— Если бы ты растил одну-единственную дочь, ты бы тоже баловал её!

— Когда у меня в Галиноре была дочь, то я её не баловал, — Лютый понизил голос и поперхнулся от стиснувших глотку воспоминаний. Затем принялся взахлёб глотать настойку из фляги.

Ингвар окатил соратника водой с такой щедростью, что тот чуть не захлебнулся, потеряв на какое-то время возможность дышать. Лютый выругался, отирая глаза, волосы и лицо.

— Зато сейчас Кьяру и Гуннара как балуешь! — произнёс Ингвар, забрав пойло из рук Лютого. — Не вини себя за прошлое! Оно у всех было скверным.

Лютый опустил взгляд и тяжело вздохнул.

— У того парня, что убил тролля в горах, наверное, была такая же метка, — ван ткнул Лютого в грудь. — Все рабы Харон-Сидиса носят её.

Галинорец удивленно приподнял брови.

— Дерьмо! Он был кзоргом? А ты мне только сейчас сказал?

Ингвар кивнул.

— Не хотел, чтобы ты тревожился. Он мёртв.

— Они ищут меня, чтобы отомстить Ей, — с досадой проговорил Лютый, проведя мокрой рукой по волосам. От его тела в холодном воздухе разбегался белый горячий пар. — Они знают моё имя и когда-нибудь найдут.

— Но мало кто ещё из риссов знает твоё имя, — ободрил соратника Ингвар. — А галинорцев в рисских землях приютилось достаточно.

Лютый кивнул.

— Проклятье, Ингвар! Я устал, что они приходят как вороватые крысы в твои земли! Как я хотел бы биться с ними в открытую!

— Я дал тебе убежище не для того, чтобы ты погиб, сражаясь с ними в открытую. Их слишком много! Я полагаю, что царь Вигг что-то готовит. Будет битва, которой ты так жаждешь, Лютый. И мы помашем мечами на поле боя!

— Лучшие слова за сегодня! — проговорил Лютый и вытянулся в купели.

Ингвар тоже расслабился, ощущая, как бережное тепло источников нежит его тело снаружи, а хмель приятно томит душу изнутри.

Оба замолчали, слушая грохот водопада. Гул воды напоминал рисский боевой гимн.

— Вы расстреляли его из луков, говоришь? — вдруг встрепенулся Лютый. — И он на ваших глазах истёк кровью?

Ингвар кивнул.

— А куда вы дели его труп?

— Схоронили в пещере неподалеку, — прищурился ван, не понимая Лютого. — Ингрид настояла, чтобы не оставляли его на растерзание волкам: наверное, волков пожалела, что, упившись кзоргской кровью, подохнут! Сжигать труп как должно не было ни времени, ни сил.

— Сколько времени с тех пор уже прошло? Пару месяцев?

— Два месяца и неделя, — ответил Ингвар.

— Может, ещё можно… — произнёс галинорец, неохотно выбираясь из купели. Витиеватые кольца пара над водой вздымались во все стороны. — Покажи мне это место, Ингвар.

— Зачем? — удивился ван. — Что мы там найдём?

— Возможно, труп, — пожал плечами Лютый. — А, возможно, и ничего…

— Надо взять Арнульфа: только он, кроме Ингрид, знает точное место. Они вдвоём его хоронили.

— И полозья нужны, — добавил галинорец, натягивая одежду.

***

Снег в высоких горах лежал ещё толстым покровом. Но световой день сделался длиннее, и за один переход можно было пройти большее расстояние, нежели зимой. Могучий Арнульф показал пещеру в скалах, где они оставили убийцу тролля, завалив вход камнями.

Лютый и Арнульф принялись воротить валуны, чтобы проникнуть внутрь. Ван Ингвар сидел на полозьях, оперевшись локтём о рукоять меча на поясе, пристально глядя на молчаливые серые скалы.

Расширив проход, галинорец проник в щель. Он потрогал останки кзорга и крикнул:

— Будем вытаскивать!

— Это труп, Лютый! Ты рехнулся? — спросил ван Ингвар.

— Это не совсем труп. Он в летаргии, — выглянул галинорец из пещеры. — Отвезём его в Каэрван. Отогреем. Может, оживёт.

— Мы сможем допросить его! — взгляд вана заблестел.

— Позволь мне самому пытать его! — произнёс Лютый. — Я буду медленно выпускать из него кишки и накручивать их на свой кинжал. Он пожалеет, что родился на свет!

Ингвар одобрительно кивнул, а затем жестом указал Арнульфу помочь Лютому.

Лютый тащил кзорга за ноги. Арнульф нёс за плечи, со страхом заглядывая в лицо мертвецу: заиндевевшему, синего цвета, осунувшемуся, с ввалившимися глазницами — чёрными, жуткими. Гнилостный запах ударил в ноздри, и Арнульф склонился в сторону от подступившей тошноты. Тогда ван Ингвар перехватил кзорга и сам взялся помогать Лютому. Вместе они уложили тело на полозья.

В Каэрван прибыли ночью, благодаря чему мало кто видел, кого ван с соратниками привезли с собой. Они внесли кзорга в большой зал. Лютый запретил кому-либо трогать труп.

Тело кзорга уложили на стол. Лютый надел кожаные перчатки и для верности смазал их жиром, чтобы избежать прикосновения к жидкостям кзорга. Он вооружился острым ножом и начал вскрывать одеяния на мёртвом теле. Звук разрезаемого мехового анорака был похож на звук рассекаемой плоти. Зал наполнил тошнотворный, въедливый запах мертвечины от загноившихся ран. Запах, который заставляет всех живых существ бежать, как можно дальше. Ван Ингвар стоял рядом, морщился, но его отвращение боролось с любопытством.

— Если кровь кзорга попадёт в человеческую, то конец, — предостерёг Лютый, взглянув на Ингвара. — Всё его барахло нужно сжечь.

— Собака, ты отчаянный! — выругался ван, глядя на то, как Лютый вскрывает чешую кзоргского доспеха.

Галинорец полностью раздел труп.

— Я вырежу омертвевшие ткани. Мне нужны вода, повязки, иголка, нитки — зашивать буду, — сказал он, ощупывая раны кзорга.

Ингвар кивнул Арнульфу, чтобы тот выполнил просьбу Лютого, и тот с большим облегчением удалился за повязками — лишь бы быть подальше от мертвеца.

— Меховой анорак и доспех задержали стрелы. Раны неглубокие, — с воодушевлением произнёс Лютый. — Только бедро, из которого, похоже, и утекла вся кровь, и плечевой сустав пробиты насквозь. Не знаю, будет ли у него рука работать. Кзорг-калека — посмеёмся! — Лютый поглядел на Ингвара, в задумчивости обхватившего свой подбородок ладонью. — Он впал в летаргию от сильного обескровливания. Их этому учат в Харон-Сидисе, — пояснил галинорец.

На шум голосов и посуды в большой зал выглянула взволнованная Сигги.

— Ингвар, что случилось?

Ван шагнул к жене.

— Ничего, иди спать! — приказал он ей, плотно задвинув занавесь.

Ингвар подошёл к очагу и наполнил котелок мёдом, чтобы подогреть пойло на огне. Арнульф вернулся и положил швейные принадлежности перед ваном. Ингвар доверил ему следить за мёдом и вернулся к Лютому, чтобы отдать нитки и ткань для перевязки.

Взглянув на мертвеца внимательнее, Ингвар увидел, что на столе лежал человек худой, словно скелет, обтянутый белой кожей, под которой просвечивали чёрные нити вен. Выжженное клеймо Харон-Сидиса горело на правой половине груди. На теле чернели отметины от стрел и бессчётное число старых шрамов.

— Этот кзорг — рисс? — удивился ван, обратив внимание на светлые волосы мертвеца, оттаявшие в тепле дома.

— Похоже, полукровка, — ответил Лютый. — Много кровей в войну перемешалось… Я встречал нескольких риссов среди рабов Харон-Сидиса. Слыхал я и об одном кзорге-риссе, его ещё Зверем зовут. Без шлема, правда, я его не видел. Но теперь, кажется, увидел и без штанов! — Лютый посмеялся. — Без штанов вот и привяжу к столбу, и тогда мы с ним поговорим!

— А он тебя в лицо знает? — спросил Арнульф.

— Не смеши! После Причастия они имя-то своё не знают. А с ними это Причастие часто проделывают: без него они долго не живут… Да какая разница! — выругался галинорец, безуспешно выправляя связки в плече кзорга защищёнными перчатками пальцами. — Оставлю так — рука ему всё равно уже не потребуется. Зашью, как есть, и всё!

— Ты хорошо справляешься с врачеванием, — заметил Ингвар.

— Ты знаешь, у кого я учился, — горько хмыкнул галинорец.

— Проклятье, боги! Проклятье! — вдруг выругался Ингвар и зарычал неистово как зверь. А потом согнулся, уперев руки в колени.

Лютый поглядел на вана.

— Ингвар, ты что? Ну да, страшный. Но чтобы блевать? Ты и похуже видел в битвах!