Ингрид прижалась к Рейвану. Влага от ресниц впиталась в ткань его штанов. Когда кзорг вновь перевёл взгляд к пляшущим огням чаш, рассеивавшим сумрак в середине зала, то мальчик на руках Маррей был уже мёртв. Рейван встретился взглядом с Владычицей, она глядела на него так будто слышала все его откровения.
В следующий миг Ингрид безвольно обмякла. Рейван больше не чувствовал её дыхания.
— Ри, — прошептал Рейван, но Ингрид не откликнулась.
Рейван с взглядом ошалевшего волка вновь поднял глаза к Маррей, взыскуя о помощи. Но она уже сама направлялась в его сторону.
Присев рядом на колени, целительница осмотрела Ингрид.
— Не бойся. Она просто заснула. Скоро ей станет лучше.
Тепло близости Маррей неуловимым вздохом донеслось до Рейвана и тут же исчезло. Он внутренне всё ещё сотрясался от ужаса потерять Ингрид и больше не решался смотреть на Владычицу.
Поднявшись, она провела рукой по его волосам.
— Ты тоже поспи, — едва слышимо произнесла Маррей.
Одним прикосновением ей удалось успокоить Рейвана, унять тревогу и подарить утешение, в котором он нуждался. Она ушла, и он хотел заплакать от тоски по этой женщине и от отчаяния перед тем, чего не мог иметь.
Опустившись до самого дна своего опустошения, Рейван вдруг почувствовал в своих руках тепло преданного сердца: Ингрид вздрогнула во сне. Лишь обняв её крепче, Рейван, наконец, заснул сам.
***
Утром женщины, приготовившие пищу, разбудили Рейвана и Ингрид, принеся им миски с густой мясной кашей. Было упоительно тихо, сонно и тепло. Ингрид казалось, что ужас битвы был лишь страшным сном, никогда не имевшим соприкосновения с явью. Рейван сберегал её своим тяжёлым объятием, как давным-давно в снежной трещине. Но теперь её взгляд любовался не затерянной белой бесконечностью, а разлитым на полу по соломе свежим светом.
Ингрид привстала и приняла на колени миску. Рейван протянул ей ложку и чуть заметно улыбнулся. За пищей в зале поднялось движение, шум которого усилили возвратившиеся из караула воины. Только Владычица Маррей сидела поодаль у стены, поникнув и закрыв лицо ладонями от усталости. Она выглядела серой и разорённой, и Ингрид стало её жаль.
С улицы донеслись звуки рожков, возвестивших тревогу. Набулы пошли в повторную атаку. Побросав ложки и покровы тёплых шкур, рисские воины схватились за оружие.
Пока Ингрид беспокойно оглядывалась, Рейван уже стоял над ней, застёгивая ремень ножен. Грудь Ингрид стиснуло страхом непреодолимого: она поняла, что не выдержит ещё одного боя.
Ван Харальд собрал вокруг своих главных воинов и раздавал им указания. Тирно сорвал со стены щит и поднял свободный топор, чтобы встать вместе со всеми в ряды сражающихся.
— Хватит мне отсиживаться, лучше умереть от меча, чем от старости! — проворчал он.
Ингрид не могла так легко принять собственное бессилие и попыталась отыскать глазами острое железо, с которым могла бы пойти в бой. Но Рейван строго покачал головой, запрещая ей любые попытки вставать. Его взгляд явился для неё одновременно и утешением, и приказом, которого она не могла ослушаться.
Рейван и все остальные воины стали для неё словно героями, сошедшими с полотен гобеленов, дотянуться до которых и в целой жизни ей не достанет слабо-женских сил. Ингрид заплакала под шум шагов и шорох стали, протянувшихся из зала на двор.
Уходя, Рейван бросил взгляд на Маррей и увидел, как Лютый тяжёлым шагом приблизился к Владычице и, не произнеся ни слова, склонился к ней и крепко обнял. Она приняла жест, сомкнув тревожные ладони на спине галинорца. Сокрушённая нежность, явленная другому, заставила Рейвана почувствовать, как ярость поднимается по жерлу его души и возбуждает кзоргскую природу.
Он достал меч и приготовился убивать.
— Набулы готовятся прорываться через ворота! — кричали дозорные с башен. — К стенам снова несут лестницы!
Лютый подошёл к Тирно и Рейвану.
— Сейчас растяну кишки набулов по стенам и потанцую на них! — выругался он, извлекая меч.
Кзорг развернулся к Лютому и опалил яростным взглядом, готовый исполнить приказ Харон-Сидиса сию минуту. Рейвану показалось, что великан-галинорец вздрогнул.
Через стены перелетели каменные обглодки, обрушившись калечащим дождём, и Рейван с Лютым прикрылись щитами внахлёст, пряча под ними и рудокопа.
— Помогите на стене! — приказал им ван Харальд.
Лучники не сумели сдержать врага на подступах к стенам и на лестницах. И теперь рисские воины встречали набулов колючей сталью штыков и топоров. Лютый и Рейван по очереди пронзали мечами взобравшихся по лестницам набулов. Иногда они пропускали вперёд Тирно, чтобы тот ударил с широкого размаха топором.
— Лютый, — спросил Рейван, улучив момент между ударами, — почему у Маррей такая неприязнь к кзоргам, она ведь набульская Владычица?
— Твои собраться выжгли её родной дом, когда она была ребёнком! Суки! Но как ты узнал об этой неприязни?! — выкрикнул Лютый, сбрасывая со стены очередного набула.
— Я поцеловал её, — произнёс Рейван.
Лютый в этот момент замахивался, чтобы ударить взбиравшегося вражеского солдата, но был так разозлён, что вместо того, чтобы ударить по набулу, треснул Рейвана по уху. Кзорг не защитился от удара, потому что рубил врага вместо галинорца.
— Сука, ты что творишь?! — выругался Рейван.
— Это ты что творишь, собака кзоргская?!
Пока они скалили зубы, готовые вцепиться друг в друга, Тирно расколол крепким ударом топора череп вновь подобравшемуся набулу. Кзорг и галинорец отерли глаза от кровавых брызг и опомнились перед общим делом.
— Ты ведь мог ей навредить, где твоя голова, болван?!
Рейван молчал, с силой сжимая рукоять меча. Перенося хлеставшие нравоучения, он понимал, что Лютый прав.
— Как ты вообще посмел её тронуть! Не подходи к ней! Не смотри на неё! Не трогай её! Не дыши рядом с ней!
Лютый чеканил слова одновременно с взмахами меча. Рейван только успевал отбрасывать от себя летевшие тела и их части.
Нападавшие не смогли побороть отпор и иссякли. Но на следующей паре примкнувших к стене вражеских лестниц оборона риссов была прорвана. Лютый и Рейван поспешили на помощь.
Теперь инициативу перенял кзорг, разрубив яростными финтами набульских солдат, которые погибли раньше, чем успели понять, с каким зверем столкнулись.
— Кзорги у ворот! — загудели голоса рисских воинов. — Они прорвались!
— Проклятье! Мы с Рейваном идём вниз! Тирно, ты будь тут! — приказал галинорец.
Ван Харальд с горстью оставшихся в живых воинов тщетно отбивался от чёрной фаланги кзоргов, укрывшихся под выстроенными внахлест в три ряда щитами, из— под которых беспощадно жалили острые копья.
— Они сейчас их забьют как свиней! — ужаснулся Лютый.
На помощь вану Харальду бросились ещё с десяток храбрецов-риссов со стен.
— Щиты! — скомандовал Рейван, вставая в первых рядах.
Кзорг убрал меч в ножны и выхватил кинжал, которым было легче орудовать из-под щита в тесных рядах воинов.
Риссы выстроились щит к щиту. Две стены, удерживая строй, с грохотом ударились друг в друга. Кзорги бросили копья на землю и пустили в ход короткие мечи.
— Сопливые ублюдки! — орал Рейван, с неистребимой силой продавливал вперёд щит.
Он яростно орудовал кинжалом и напирал, пока не сломил вражеский строй.
Теперь стало где размахнуться — Рейван снова выхватил меч.
— Идите ко мне, суки! — воскликнул Рейван.
Зазвучала кровавая песня, гимн смерти. Рейван испытывал не безумство, но ярость, холодную и расчётливую. А ещё веселье: он упивался битвой. Для такой битвы он и был создан. Рейван провёл полжизни в тренировках с кзоргами. Он был одним из них и знал все их боевые хитрости, поэтому драться теперь было для него сплошным удовольствием.
— Кто следующий?! Идите же, ублюдки! Не ссыте, это будет быстрая смерть! — кричал он врагам, когда подле него падал очередной труп и образовывалась брешь.
На него двинулся кзорг в шлеме с устрашающей звериной мордой. Это был предводитель кзоргского отряда. Он атаковал Рейвана сложным финтом, от которого было невозможно уйти тому, кто не знал тонкостей приёма.