— Осторожнее, Дэрон, — сказала Маррей. — У Ингрид, скорее всего, сотрясение. Подай бадью: боюсь, это повторится.

— Ничего не повторится! — выпалила Ингрид.

— Если бы ты думала головой, то берегла бы её, — прищурился Лютый.

Маррей вздохнула и поднялась с колен. Когда Владычица отошла, Ингрид увидела за её спиной бездыханного Рёгнара, сына вана Харальда. Над воином в окровавленных доспехах в безмолвном плаче склонилась мать.

— Рёгнар… — прошептала Ингрид с ужасом.

Она видела ещё слишком мало смертей, и каждая из них поражала и холодила её сердце.

— Мы выиграли битву? — спросила Ингрид Лютого.

— Мы отбили атаку, — ответил галинорец, — но многие погибли.

— Где же Рейван?! Он жив?

— Жив, — отвернулся Лютый.

Ингрид увидела, как кзорг вошёл в тяжёлые двери зала. Вид его был свирепым, шлема на голове уже не было, а кольчуга была порвана в нескольких местах. Рейван осмотрелся и твёрдым шагом направился к Ингрид. Сердце её заколотилось быстрее.

— Как ты, девочка? — хрипло спросил он, коснувшись пальцами её подбородка.

— Моё лицо… — скривилась Ингрид.

Она не ожидала, что заплачет от вопроса, но слёзы сами потекли из глаз. Однако не из-за изуродовавшей лицо раны, а оттого что Рейван горячо тревожился о ней, и Ингрид читала это в его взгляде и первом за всё это время прикосновении.

Он положил ладонь ей на голову, и, утешая, начал гладить по волосам.

— Ты ранен? — спросила Владычица, окинув взглядом окровавленные доспехи Рейвана.

— Кровь не моя, — он посмотрел Маррей в глаза, вмиг вспомнив запахи вчерашнего неблагодатного дождя и тёплую влагу её губ.

Рейван чувствовал смятение перед Владычицей и боялся встретить в её взгляде презрение, которым она наградила его ночью. Однако Маррей была участлива и добра.

— Не прикасайся к нему, Марр, — предостерег Лютый, удерживая целительницу за локоть.

— Я и не собиралась.

***

— Ворота укрепили. На какое-то время их хватит, если набулы снова полезут, — послышался голос вана Харальда, вошедшего со своими соратниками в большой зал. — Можете поспать, к вечеру сменим караулы, — сказал он воинам. А потом увидел Рейвана и направился к нему.

— Ты кзорг?! — грозно произнёс ван. — Я видел, как ты сражался рядом со мной. Человек на такое не способен!

«Дерьмо», — подумал Рейван и развернулся к вану, расправив плечи.

Харальд, перепачканый в бурой крови, воинственно сдвинул брови и положил руку на эфес меча.

Рейван волновался, что ван захочет направить на него оружие или, в лучшем случае, решит изгнать из крепости. Но он также знал, что дорого стоит в бою, и Харальд это тоже знал: кзорг несколько раз прикрыл его от разящих ударов у ворот.

Ван шумно выдохнул и, вопреки лучшим ожиданиям Рейвана, положил ему руки на плечи.

— Ты сражался за нас. Я рад, что на нашей стороне хотя бы один кзорг, — Харальд приветственно оскалил зубы.

— Маррей! — позвал Тирно. — Тут нужна твоя помощь, парень задыхается!

Владычица устремилась к раненому молодому воину, и Рейван ощутил сладкое дуновение, рождённое её скорым движением. Он глядел на целительницу и видел, как она склонилась над бледным похолодевшим юношей. Это был тот самый парень, который приветствовал их с Лютым у колодца в день прибытия в Хёнедан.

Маррей прощупала сердцебиение и поняла, что у юноши начинается агония: он похолодел, сердце бешено билось. Взгляд целительницы был полон нежного материнского сострадания, но руки действовали расчётливо и уверенно. Она взяла трубочку с острым концом из своей лекарской сумки и осторожно вставила юноше в бок меж рёбер.

В глазах старого Тирно, который был подле неё, прочитались недоумение и ужас. А из трубочки с протяжным звуком начал выходить воздух, сомкнувший лёгкое до размера детского кулака. Воздух, давивший на сердце и не позволявший ему биться живой, природной силой. Юношу перестало сотрясать, его дыхание выровнялось. Маррей скоро встала от него и направилась к другому раненому, который тоже нуждался в её помощи.

Это было её поле боя. И она была стойким воином в битве, где есть лишь боль, страх и отчаяние.

Рейван видел, как Владычица являлась лучом надежды и спасения тем, кто истекал кровью, отчаивался и плакал от увечий. Маррей приковывала к себе его взгляд и восхищала каждым своим движением, оставаясь при этом недосягаемой.

«Как же я хочу тоже быть раненым», — подумал он, желая ощутить на себе её полный заботы взгляд, которым она одаривала других.

***

В жаре и смятении, отчаянии и плаче ночь быстро снизошла на разрушенный город. Караулы сменились, и в главном зале снова стало шумно от гула вернувшихся с дозора усталых людей, требовавших насыщения и места для сна. Они принесли с собой шёпот о том, что набулы готовятся к новой атаке на рассвете. Женщины накормили и разместили воинов. И в зале вновь воцарилась тягучая тишина, нарушаемая лишь треском горящих чаш и слабыми стонами тех, кто не мог справиться со своей болью.

На протяжении долгой ночи Владычица Маррей самозабвенно утешала воинов и лечила их раны, обессиленно садясь на пол, когда была на то минута, и вновь поднимаясь, когда кто-то шептал её имя. Её руки, лицо и платье были перепачканы в их крови.

«Маррей, Маррей, ты такая красивая…» — шептал внутренним голосом Рейван, наблюдая за Владычицей из-под опущенных ресниц.

С одним риссом целительница занималась много часов, пытаясь вернуть на место и сшить кишки, вышедшие наружу из рассечённого живота, несмотря на то, что рана была безнадежной.

Мальчишка-воин с пробитым лёгким и затухающим в тумане вечности взглядом хрипел подле Владычицы. В судорожном движении пальцев, которыми он, словно дитя, сминал её подол, она чувствовала страх приближавшегося к смерти существа. Маррей взяла на колени голову мальчика и запела тихую песнь, поглаживая его по щекам.

На перелив грудного бархатного голоса Рейван открыл глаза и долго глядел на последнюю отраду, последнюю теплоту и ласку в жизни юноши. Кзорг не различал слов песни Владычицы, но вместе с молодым воином убаюкивался и ласкался душой. В тот миг Рейван признался себе, что полюбил Маррей, и понял, что высшим счастьем для него было бы умереть в её руках.

Ингрид снова вырвало.

Рейван настойчиво влил ей в рот воды. Рвота не оставляла её всё это время. Ингрид была бледна и обезвожена, потеряла много крови и стала от мучений необычайно лёгкой, как сухая веточка. Она безвольно опустила голову на колени Рейвану, продолжая до боли в костяшках пальцев цепляться за его руку, и благодарила богов за то что, несмотря на расставленную Маррей паутину, он остался принадлежать только ей. Ингрид казалось, что лишь эта долгожданная близость — единственное, что осталось у неё. И у него.

Увечье сломило Ингрид. Побывав в битве, она надеялась обрести славу, но не обрела ничего, кроме отчаяния и боли. Ингрид знала, что наступающая ночь будет лишь краткой передышкой для того, чтобы враг освежил силы и ударил по раненым стенам и угнетённым воинам.

— Поспи, — сказал Рейван, поглаживая плечи Ингрид.

— Не могу, мне страшно, — прошептала Ри. — Они не отступят, пока всех нас не убьют, да?

Рейван промолчал. Потому что ответить честно он ей не мог, а лгать не хотел. Когда он воевал на той стороне и наступал с чёрной массой кзоргов, то никогда не отступал, потому что кзоргам не дают выбора.

— Тебе страшно, Рейван?

— Страшно, Ри.

— Тебе всегда страшно в битвах?

— Всегда. Но сейчас я боюсь сильнее… Я очень испугался за тебя, Ри.

Ингрид благодарно потёрлась щекой о его одежду, но вспомнила о рассечённой голове и беспомощно сморщилась.

— От ран всегда так больно? — простонала Ингрид, чувствуя себя слабой, как никогда.

— Всегда, — тихо вздохнул Рейван.

Ингрид вцепилась в его руку.

— Будь рядом, — глухо взмолила она. — Не отпускай, не уходи от меня, пожалуйста… Ты мне нужен.

— Я рядом. Спи, Ри. Я никуда не уйду.