Ингрид жестом предложила Лютому помериться силами и занесла меч. Галинорец никогда не преподавал ей уроков. Но теперь решил дать. В ответном выпаде он увёл наотмашь её клинок в сторону так, что Ингрид потеряла равновесие и не устояла, а её меч вывалился из руки и с лязгом упал на пол. Лютый не стал продолжать. Отвернувшись, дал понять, что урок окончен. Выражение на его лице говорило, что ничего другого он от Ингрид и не ожидал.
— Там будут кзорги, уже выбрал, на чьей ты стороне? — Лютый язвительно обратился к Рейвану. — С кзоргами, которые похитили Волчицу, ты биться не стал!
Ингрид была поражена услышанным.
— Это правда? — воскликнула она.
Ингрид всё ещё оставалась на полу, придавленная железом доспехов. Она слишком устала, чтобы сделать новую попытку подняться.
— Да, — усмехнулся Лютый. — Он прятался в кустах!
— Рейван, ты прятался?! Что, ты и в этот раз прятаться будешь?
Рейван разозлился. Но прежде всего — на себя самого. Он увидел, как только что пал в глазах Ингрид. Она больше не смотрела на него с тем детским восторгом, не смотрела больше на него как на героя и великого воина.
— Если они нападут, я приму бой, — ответил Рейван, стиснув челюсти. — Потому что обещал тебе.
Ингрид кивнула, принимая ответ.
— А потом я выполню то, что ждёт от меня Харон-Сидис, — Рейван перевёл угрожающий взгляд на Лютого.
— Если в тебе есть хоть немного сомнений, на чьей ты стороне, кзорг, то лучше уходи из Хёнедана, — угрожающе прошипел галинорец. — Нам не нужен враг за спиной!
В глазах обоих воинов горела вражда, они рычали точь-в-точь как два зверя, готовые порвать друг другу глотки.
— Я дал слово, и я его сдержу! — произнёс Рейван.
— Поглядим!
Рейван ушёл. Лютый развернулся к Ингрид и посмотрел на неё так, словно собирался выдать очередную насмешку над нелепостью её вида. Она так отчаянно старалась выглядеть внушительно, но кольчуга и доспех были слишком широки и висели на боках. Взгляд галинорца вдруг сделался снисходительным. Лютый протянул Ингрид руку, чтобы помочь подняться.
— Он дал тебе слово и сдержит его, — повторил Лютый слова Рейвана. — Но ты ведь не гегемон Харон-Сидиса, Ингрид. Не доверяйся ему, прошу тебя! Слово кзорга ничего не стоит.
Ингрид тронула забота, прозвучавшая в словах Лютого. Он старательно пытался воззвать к её рассудку, глядел прямо в глаза и всё ещё сжимал её тонкую похолодевшую ладонь в своей горячей смуглой руке. Потом он нагнулся за выпавшим мечом.
— Я бы прогнал его прочь из Хёнедана, но его меч, — Лютый махнул клинком в воздухе, — нам очень бы пригодился. Ведь он Зверь из Эскелле. Он бывал в битвах подобно той, что нас ждёт.
— Откуда ты это знаешь, Дэрон? — вздрогнула Ингрид, сама не заметив, как назвала галинорца по имени. А он чуть заметно растянул губы в ответ.
— Видел его шрамы. От зубчатых топоров эскеллийцев. Ты ведь слышала о той истории? Все слышали.
Затрубили тревожные рожки на башнях. Лютый и Ингрид вышли из оружейной во двор.
— Набулы замыкают кольцо. Мы в осаде! — говорили воины вокруг.
***
Праздничным и отрадным был день, когда в крепости растапливали баню. Но Ингрид не получала большого наслаждения, потому что вынуждена была слушать шумную болтовню окружавших её женщин и выдерживать их дотошные расспросы. Ни разу не было так, чтобы кто-нибудь не спросил: «Где же твоя грудь?» или не потрогал её фигуристые узловатые руки, ставшие такими от воинских упражнений. Даже всегда сдержанная Маррей однажды не сдержала любопытства.
— У тебя слишком мужская фигура: широкие плечи и узкие бёдра, — проговорила Владычица. — Тебя ничего не беспокоит в твоём женском самочувствии?
Ингрид не хотела рассказывать, но взгляд Владычицы был глубок и проницателен. Маррей обладала многими лекарскими познаниями и вызывала доверие. Ингрид решила быть откровенной.
— У меня нет того, что есть у всех женщин, — тихо произнесла она. — У меня нет кровотечений. Ни разу не было, хотя мама говорит, уже давно пора.
— Ты ведь не беременна?
— Нет! Я девственна. Рисские женщины не спят с мужчинами до брака.
— А дочери ванов не стараются обратить на себя внимание низкородных воинов, — снисходительно произнесла Маррей и грустно улыбнулась, — ты влюблена в него.
— Как ты поняла? — уголки глаз Ингрид распрямились, так что взгляд стал распахнуто-взволнованным, а на щеках воспылал стыд.
Маррей поджала губы.
— Он укладывает тебя на землю во время ваших тренировок, а ты долго глядишь ему вслед. Ты влюблена не в того, дочь Верховного вана. Ведь он к тому же и несвободен, как ты говоришь.
Ингрид съёжилась от того, что Владычица так легко поняла то, что она сама про себя ещё не понимала. И больше всего теперь Ингрид захотелось чем-нибудь досадить Маррей за её чрезмерную самоуверенность. Потому что, несмотря на всезнающий взгляд, она ошибалась и обманывалась на его счёт.
— Прекрасно знаю, что не в того! — выпалила Ингрид. — Но ты сильно ошибаешься, если думаешь… Рейван думает обо мне не меньше, чем я о нём! И нет у него невесты. Никого у него нет, кроме меня!
— Значит, ты солгала мне, — произнесла Маррей. — Я не признаю лжи, Ингрид.
Ингрид нахохлилась сильнее, не зная, куда деться от жгучего взгляда Владычицы. Собственное обнажённое некрасивое тело теперь смущало её ещё больше перед Маррей, которая казалась Ингрид прекрасной во всём: не зря она звалась Верховной жрицей Великой Матери и была женой набульского царя.
— Если ты солгала мне, потому что ревновала, то я прощаю тебя. Это я вполне могу понять, ты ещё юна.
— Может и так, — ответила Ингрид, гордо подняв взгляд.
Владычица вздохнула и участливо погладила Ингрид по голове. Ингрид рассердилась на проявленную к себе, как ей показалось, жалость. Маррей не стала больше ни о чём спрашивать, дразнить или ухмыляться, пространство между ними заполнилось силой её снисходительной доброжелательности.
Когда женщины одевались, Ингрид обратила внимание на то, как Владычица вздрогнула, увидев её ножны. Ингрид гордо выпрямилась, набрав полную грудь воздуха, чтобы показать если не свою красоту, то силу.
— Ты много тренируешься с оружием, это нехорошо, — произнесла Маррей. — Женщины обладают силой более богущесивенной, чем сила меча. И ты добровольно лишаешь себя этой силы. Ты можешь никогда не стать матерью.
Ингрид пожала плечами и не ответила.
***
Рейван проснулся от рвотного порыва. Он быстро сел, желая успокоить внутренности. Вокруг на скамьях посреди развешанных щитов, мечей и доспехов спали рисские воины. Рейван схватил рукой плащ и, подминая его под себя от боли, тихо стёк на пол и на четвереньках пополз к двери воинской казармы. Чтобы утолить зов Причастия, ему нужно было глотнуть свежего ночного воздуха. Кзорг на миг остановился у мирно спавшего галинорца и заглянул ему в лицо.
«Ещё день», — подумал Рейван. — «Потерплю ещё один день».
Уже несколько недель они находились в осаде. Набулы подтянули к стенам Хёнедана большое воинство и боевые орудия. Обитатели крепости ожидали на помощь войска соседствующих ванов, но никто не приходил. Каэрван, самый близкий из всех, стоял всего в нескольких днях пути, но был словно в другом, неосаждённом мире.
Времени до Причастия у кзорга оставалось всё меньше. Каждый день оно взывало к нему пока только приступами тошноты. Но Рейван знал, что дальше будет хуже, поэтому невольно ожесточился до предела. Теперь даже Тирно не находил, о чём с ним поговорить. Кзорг рассчитывал, что грядущая битва с набулами заберёт Лютого, а он заберёт его голову. Но если битва в скором времени так и не разразится, тогда Рейван убьёт своего врага ночью без всякой чести и сбежит.
Холод ночи вернул Рейвана к жизни. Он вдыхал загустевший воздух полной грудью, ощущая воцарявшееся внутри спокойствие. Кровь перестала гудеть в ушах, и он расслышал тишину.
Рейван обвёл взглядом погружённый во тьму двор. Ни звёзд, ни луны не было, и даже ветер будто спал в своей колыбели. Замерший воздух редко пробуждался глухими, далёкими раскатами грома. На цитадель медленно, но неотступно надвигалась гроза. Отряды воинов, дежуривших на стенах, желали успеть сдать караул до того, как боги устроят в небесах охоту, обрушивая яростные сверкающие копья на землю.