Тирно хмуро переглянулся с Лютым, попробуя губами бульон с поварёшки, и тяжело вздохнул в ответ на слова кзорга.

— А нам не опасно есть с тобой из одной посуды? — нахмурился вдруг рудокоп.

Рейван вздохнул. Зло и раздражённо.

— Опасна лишь его кровь. Слюни и сопли не опасны, — с усмешкой ответил Лютый. — Иначе все, с кем кзорги валандаются, передохли бы! А они, как-никак, элитные воины набульского царя.

Тирно согласно кивнул в ответ, снова пробуя суп.

— Когда уже будет готово? — нетерпеливо спросил Лютый.

— Ой! — удивился Тирно, вскинувшись. — Не так страшны в лесу клещи, как медведь, вышедший к ночёвке.

Рудокоп напряжённо вглядывался в окутанную мраком лесную чащу.

— Только не начинай опять о своих пещерных чудовищах, ладно? — фыркнул галинорец.

— К нам гости, Лютый! — воскликнул Тирно.

Между поваленным деревом и кустами что-то промелькнуло. Потом у большого валуна показалась мохнатая шкура и снова скрылась в темноте. Кусты, освещённые пламенем костра, поочередно вздрагивали, словно медленно пробегающая волна.

Вдруг перед путниками оказался медведь. Зверь яростно заревел, желая нагнать страх на людей.

Рейван и Лютый вмиг схватились за оружие, а Тирно застыл с поварёшкой в руке.

— Голодный после зимовки, — произнёс галинорец.

Медведь приблизился. Тирно попятился назад, к деревьям, а Лютый, сжимая в руке меч, не решился выйти вперёд. Он поглядывал на кзорга с мыслями: «Зачем же подвергать себя опасности, когда в отряде есть столь прославленный в битвах воин. Такого только в радость использовать по делу!»

— Рейван, ты кзорг, давай, спаси нас! — выкрикнул галинорец, помогая Тирно встать на ноги и не оставляя Рейвану шанса отказаться от вызова на бой со зверем.

Кзорг широко шагнул навстречу медведю, закрыв спиной своих спутников.

— Говорят, ты тролля убил! — подбодрил Лютый. — А это какой-то медведь!

Зверь бросился на Рейвана. Тот увернулся от когтистой лапы быстрее, чем смог бы любой хорошо тренированный воин. Лезвие кзорга описало дугу и полоснуло медведя по рёбрам. Зверь рассвирепел от обиды и хватанул когтями воздух там, где только что был Рейван. В этот момент кзорг подпрыгнул, оттолкнувшись от ствола дерева, и оказался с другой стороны от медведя. Зверь не успел понять, как клинок вошёл ему под ключицу.

— Неплохо, — проговорил галинорец, подойдя.

Рейван выдернул меч, наступив ногой на труп медведя, вытер ладонью клинок и облизал кровь по своему обычаю. Он убрал меч в ножны и опёрся руками о колени, ещё долго пытаясь отдышаться. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и земля под ногами пришла в движение.

Галинорец придержал кзорга и помог ему сесть.

— Ты ещё не восстановился после летаргии. Посиди.

Рейван рухнул на землю, и галинорец растерялся, присев перед ним. Подошёл Тирно и попытался узнать, чем можно помочь, но Лютый словно оцепенел. Он был уверен, что для кзорга убить зверя — лёгкая работа. Но понимал, что ошибся. Рейван был ещё слишком слаб для настоящей схватки, но принял бой и отдал всего себя и даже больше, чтобы защитить тех, кто был рядом с ним.

Рейван раскинулся на земле и глубоко дышал, успокаивая бешеный ритм сердца. Яркое полыхание перед глазами не унималось. Грудь сдавливала неведомая сила, подступила тошнота, обуял животный страх. Этот страх Рейван не мог контролировать. Это была агония, настигавшая в минуты, когда живое существо из последних сил бьётся со смертью.

Лютый выругался над безрассудностью кзорга.

— Дерьмо! Ты же мог сказать, что вдвоём медведя завалить легче, — произнёс он, сплюнув на землю. — Дыши, скоро пройдёт. Хотя я не уверен.

Рейван хорошо знал эту боль: она всегда обуревала его, когда он опаздывал к Причастию и приползал в Харон-Сидис под конец отпущенного ему срока. Он обнимал каменный пол кельи, выпуская горлом собственную кровь. Голова гудела, словно её разрывал грохот колоколов, а всё тело щемило острой болью, словно от удара о землю после падения с высоты. Но это чувство длилось дольше, чем могла бы длиться смерть от произошедшего в действительности падения. Так поступало с ним Причастие.

Но в то же время именно оно и спасало его.

А потом…

Страх и боль развеевались. Голова ещё кружилась, но теперь он твёрдо ощущал под собой каменный пол. В минуты избавления с ним всегда пребывала тень женщины, его матери, думал он. Она нежно гладила Рейвана по волосам и шептала, что он обязательно справится. Он чувствовал на своём лице слабую соль её слёз, чувствовал утоляюшую прохладу ласковых рук, слышал её тихую молитву, льющуюся благословенной песней. Но он никогда не мог вспомнить её лица. Когда Рейван просыпался после возрождения, то вновь ощущал себя сильным, наполненным, спокойным, и видел, что никого рядом с ним не было и быть не могло.

Лютый тронул кзорга за плечо. Тот открыл глаза и увидел, что галинорец протягивает ему питьё.

— Ты вчера вырубился и проспал всю ночь. Мы уже собираемся ехать, — сказал он. — Вставай, если хочешь успеть пожрать.

Рейван спешно засобирался, вспомнив, что Ингрид всё ещё в руках набулов и нужно скорее вызволить её. А потом… потом нужно сделать всё, чтобы боль Причастия не настигла вновь. А для этого Рейвану нужна голова беглеца.

***

Они неслись верхом по лесной тропе, приближаясь к границе с землями набулов.

— Я надеюсь они не успели перейти мост! — рявкнул Лютый. — На набульской земле мы не сможем двигаться быстро — нам придётся прятаться по кустам и идти по ночам.

— Будем надеяться, что мы настигнем их раньше! — отозвался Тирно.

Кзорг не слушал разговоров спутников. Он скакал впереди, за ним шпорил коня Лютый. Тирно замыкал троицу.

Рейван остановился: что-то насторожило его. Галинорец поравнялся с кзоргом в тот момент, когда в воздухе просвистели стрелы. Засада.

— Проклятье! — выругался Рейван, склонившись к боку лошади, избежав ранения.

Лютый в одно мгновение схватил щит, закреплённый на седле, и прикрылся им.

Позади вскрикнул Тирно. У него в животе, чуть ниже рёбер, торчала стрела. Он начал вываливаться из седла. Всадники быстро спешились: Лютый подбежал к рудокопу; Рейван удерживал напуганных лошадей, прикрывая ими себя и своих спутников.

— Рейван, помоги! — прошипел Лютый, передавая ему рудокопа.

Кзорг перехватил стонущего Тирно, прижал его к себе, а галинорец сломал древко торчащей стрелы.

— Дэрон… — простонал от боли рудокоп, назвав друга по имени: забыл о предосторожности.

Лютый в тот же миг поймал воспламенившийся взгляд Рейвана. Кзорг всё понял: искомый беглец всё это время был у него под носом.

— Сука! — выругался Рейван.

Ярость вспыхнула в нём.

В этот миг прилетел ещё один залп стрел. Они воткнулись в землю, в щит Лютого и коня, который заржал от боли и встал на дыбы. Рейван едва удержал его.

Лишь один удар отделял кзорга от цели, но обе руки его были заняты: лошадиными уздами и щитом, а у ног стонал раненый старик Тирно.

— Сука, Дэрон! Ты прятался от меня, как последний трус! — рявкнул Рейван.

— Хочешь убить меня, собака кзоргская?! Ну давай! Чего стоишь?! — ответил Лютый.

Рейван натянул лошадиные поводья, понимая, что не может пошевелиться, не открыв себя для вражеских стрел.

— Кзорг-калека под стрелами у своих же! — усмехнулся Лютый над его положением.

— Лучше теперь молчи, иначе… — зарычал Рейван, как зверь.

— Иначе что?! Сдохнем все вместе? — рявкнул галинорец и взглянул в чащу. — Надо покончить с ними. Бери тех, что слева, они за теми деревьями.

— И справа — ещё двое, — хрипло проговорил Рейван.

— Справа возьму я. Давай на счёт три!

Они бросились в стороны в направлении засевших в засаде врагов. Рейван сноровисто поймал на щит пущенные в него стрелы и через мгновение был уже в шаге от набульских солдат. Те поняли, что им не справиться со свирепым рисским воином, и удирали в чащу.

Рейван настиг их. Первого скосил, словно травинку, не теряя ускорения. Второго повалил ударом рукояти меча в спину. Набул покатился по выстланной сырым мхом земле.