— А ты правда кзорга видела, Ри? — спросила Хельга.

— Правда.

— Такой он? — Хельга указала на полотно.

Все послушницы уставились на Ингрид. И даже жрица Арнфрид повернулась к дочери Верховного вана с блеском в глазах. Старая женщина всю жизнь прожила в святилище и мало что видела, кроме вышивания и молитв. Ингрид воодушевилась и деловито сложила руки на груди. Послушницы затаили дыхание, ожидая рассказа.

— Нет, на самом деле они не такие, — сказала Ингрид, нахмурившись.

Девушки переглянулись.

— Морда злее, клыки длиннее! — воскликнула Ингрид. — Доспехи у них ужасные, страшные, чёрные! И мечи в мохнатых лапах!

Ингрид ухмыльнулась. Послушницы побледнели. Арнфрид ужаснулась. А на гобелене действительно вскоре стали яснее проявляться ярость, устрашающие звери, и победитель Ингвар.

Ингрид вернулась к огню и подложила в горящую чашу полено. Пламя разрослось и заплясало. От воспоминаний о кзорге душа Ингрид запылала.

«Нет, он не такой! — подумала она. — Он был, будто человек, я это точно знаю: он спас меня, заботился обо мне. Он человек!»

Ингрид отерла глаза от слёз, чтобы никто не увидел её слабость.

— Говорят, что соратники вана Эйрика так и не нашли в роще разбойников, — произнесла Торви. — Может, это и не разбойники вовсе, а духи лесные? Гневаются на что-то? Хельга, ты же видела их? Как они выглядели?

— Страшенные! Не люди, нет. Они разодеты в чёрные шкуры и ростом огромны!

— Скоро Эйрик прогонит всех, кто бы не бродил там! — строго сказала Арнфрид. — Закончим на сегодня. Ложитесь спать.

***

Когда все затихли, и лишь угли тлели рыжими отсветами в горящей чаше, Ингрид поднялась с ложа. Она взяла мешок, в который вечером сложила лепёшки, и тихо прокралась к выходу, боясь разбудить подруг.

Скрипучие ворота остались позади. Ингрид вышла за стены святилища и пустилась по тропе.

Беспризорный ветер проказничал в кронах и, бодря прохладой, порывами ударял в лицо. Белая северная ночь почти не страшила. Над лесом высились тени исполинских вершин, сияющих вечными льдами. Ингрид чувствовала родство с ними.

«Может вы и не хотите стоять здесь веками, такие великие и прекрасные! Но стоите — никуда не деться, — подумала она. — Вот и мне скоро придётся идти в служение к чужому мужчине в вечное покорное рабство».

Лес молчал и пугал безмолвостью. Ингрид оставила мысли о горах и принялась настороженно всматриваться в пустоту меж деревьев. Вдруг затрещали кусты, и из белёсой тишины на тропу перед Ингрид вынырнули чёрные тени.

Они обступили её и протянули чёрные лапы.

***

Ван Ингвар вошёл в покои к Рейвану, когда тот, сидя на краю ложа, пытался завязать растрепавшиеся от тренировки волосы. У него это получалось плохо, потому что раненое плечо не позволяло высоко поднять руку. И от этого Рейван никогда не выглядел опрятным, в отличие от остальных воинов: с бритыми висками и туго заплетёнными косами.

Кзорг кивнул Ингвару в знак приветствия, продолжая занятие. Он привык к нецеремонным визитам Ингвара и не замечал его.

Ван медленно прохаживался по комнате и молчал. Он остановился у горящей чаши и перемешал угли. А затем подошёл к столу и провёл ладонью по ножнам с дарованным кзоргу мечом. Рядом лежал кожаный мешок для вещей. Ван нахмурил брови и повернулся к Рейвану.

— Уезжать собираешься?

— Пора, — ответил кзорг.

— Твоя рука ещё плоха.

— Сойдёт, — резко ответил Рейван, взглянув Ингвару в глаза.

Кзорг желал казаться сильным, но чувство неполноценности от увечья глубоко терзало его. Он никак не мог справиться со шнурком на волосах.

Ингвар не удержался от смеха.

— Давай я помогу тебе, я заплел тысячи кос своим воинам! Посмотрим, тут у Ингрид были где-то ещё кожаные шнуры, — ван Ингвар порылся в сундуке.

Рейван покорно вздохнул.

— Ты окажешь мне честь, ван, — ответил он.

Ингвар выдвинул ногой табурет.

— Давай, садись.

Кзорг уселся спиной к вану. Ингвар достал с пояса нож и обрезал волосы по бокам головы Рейвана.

— Ван, я не позволял тебе этого, — прорычал кзорг, но не пошевелился.

— Рисские воины ходят так, — ответил Ингвар.

«Ладно, так даже лучше, — подумал Рейван. — Мне ещё предстоит порыскать среди риссов».

Ингвар принялся плести косу. Почти докончил, когда решился заговорить.

— На тебе рисские руны, и ты не пытался понять по ним, из какого ты клана?

— Не пытался, — ответил Рейван. — Ты хочешь видеть во мне рисса, но моя кровь ядовита для людей, я — кзорг, Ингвар.

Ван рыкнул в ответ.

— Наверное, какой-нибудь рисский воин во время войны изнасиловал какую-нибудь набульскую женщину, — с усмешкой произнёс Рейван. — Какая разница, из какого клана был тот рисс? Я не хочу знать.

Движения пальцев Ингвара в волосах Рейвана стали резкими и даже злыми.

— Руны на твоём теле говорят о том, что ты законный сын и никто твою мать не насиловал! — не выдержал Ингвар того, что сын не чтит отца и считает его насильником.

— Что тебе известно об этом? — Рейван вопросительно повернулся к Ингвару, и тот выпустил его волосы.

— Твой отец перед тобой!

Кзорг резко встал, почувствовав, что его мир и всё, во что он верил, рушится.

— Проклятье! Не может такого быть! — выругался Рейван, напрягшись всем телом.

Ингвар расправил плечи, тяжело выдохнув.

— Твоё имя Эйнар, — произнёс он. — Ты мой сын. Тебя выкрали набулы.

Рейван перебросил со спины волосы и, зашагав по комнате, перевязал конец косы остатками ремня.

«Меня выкрали набулы и сделали кзоргом? — недоумевал Рейван. — Я всегда считал, что они спасли меня от нищеты и смерти».

Рейван остановился и поглядел на отца.

— Что же, мы враги теперь, — произнёс он. — Этого не изменить. Зря ты мне сказал.

Ингвар приблизился к Рейвану.

— Ты служишь Харон-Сидису, сидишь на зельях и сам ничего не решаешь?

— Ничего не решаю, — ответил Рейван.

— А если придёт решать? — пристально глядел отец.

Рейван потупился. Кровь застучала в голове. Жгучая несправедливость поднялась в душе.

— Нас лишают памяти, чтобы нам не приходилось решать, — ответил он.

Как ни старался Рейван держаться перед Ингваром сильным и безразличным, слова отца взволновали его.

Ингвар зарычал, словно попавший в капкан зверь.

— Проклятье! Я жалею, что не поставил Харон-Сидис на колени, когда мог это сделать! — выругался он. — Но тогда твоя мать не стала бы моей и у меня не было бы тебя. Я любил её и тебя, ты понимаешь?

Ингвар положил руки на плечи Рейвану, а затем прислонился лбом к его лбу.

— Они сделали нас врагами, сделали тебя заложником, чтобы я не пошёл войной против них! Подлые твари!

Рейван стоял в напряжении, оперев руки на плечи отца в попытке не допустить большей близости. Он пытался сопротивляться, но с каждым мгновением лишь слабел. Рейван видел прямо перед собой кромку седеющих бровей, неистовые жёлтые глаза, глубокие мужественные морщины. Жёсткая борода вздымалась от того, что Ингвар играл желваками. В седине её отражались прожитые Ингваром годы, наполненные войной, миром, любовью и потерями.

Рейван ощутил его запах. Это был запах вождя большой волчьей стаи, сильного и грозного вожака. В его лапах Рейван чувствовал себя лишь маленьким мальчишкой и не смел пошевелиться.

— Пошли пировать, нас, верно, уже ждут, — сказал, наконец, ван, отпустив Рейвана.

Больше всего кзоргу хотелось тотчас покинуть Каэрван, чтобы получить Причастие и забыть о произошедшем. Но в жилах гудела кровь и пела ему, что он должен идти с Ингваром и быть сегодня для него тем, кого он хочет видеть. А завтра — уйдёт.

Уйдёт, чтобы всё забыть.

***

Они вышли в большой зал. Жена вана, Сигги, ждала мужа за столом. Соратники ещё не расселись, занимая друг друга разговорами и играми. У горящей чаши сидел Лютый с Гуннаром на руках, и жена гладила ему шею. Галинорец взглянул на появившегося Ингвара и по напряжению между ним и кзоргом всё понял.