Огорошенная свалившейся на нее правдой, Мэгги только хмурилась. Попасть на остров, куда отправляют мутантов. В числе пассажиров. Получить визу и билет на паровой катер. Она даже не мечтала о таком подарке судьбы. Ей понадобилось усилие, чтобы сосредоточиться на работе:

— У нас?

— Да. Я еду с вами.

— Не доверяете?

— Почему же? Вполне доверяю и вам и… приглашенному специалисту. Просто у меня в этом деле свой интерес. Личный.

Девушка не выдержала и фыркнула. Ишь, чего удумал. Личный интерес у него. Небось, охота покрасоваться перед приятелями — мол, не побоялся, сумел проникнуть… Еще и поспорили наверняка в своем клубе «на сувенир». Мальчишка.

— Чему вы улыбаетесь? — Джеймс Фицрой был предельно серьезен. — Я закончил Итон, неплохо фехтую на саблях и рапирах, стреляю из пистолета, даже держал в руках лук… в любительских состязаниях на звание лучшего стрелка колледжа… второе место… Немного боксирую… как любитель…

— И предлагаете мне услуги телохранителя?

— Кто знает. Вы женщина и, кроме того, ценный работник. От вас зависит моя судьба.

Мэгги открыла рот. К такому повороту она не была готова.

— Ка-ак…

Он колебался недолго.

— Моя невеста. Дочь сэра Генри Фрамберга, графа Торнхильда. Она мутант.

Верна Чес сама не знала, зачем пришла сюда, к воротам фабрики. Многие женщины вот так, оказывается, часами поджидали на воротах — молчаливые, настороженные. Они несколько оживились, только когда услышали гудок, возвещавший конец смены. Еще немного времени спустя распахнулись ворота, вернее, одна небольшая калитка, через которую стали по одному выходить рабочие.

Толпа заволновалась. Женщины подались вперед, всматриваясь в лица тех, кто выходил. Вот одна вскрикнула, кинувшись к мужу. Вот вторая, третья… еще несколько мужчин, не встретивших своих жен или сестер, просто прошли мимо. Верна смотрела, наблюдая. Толпа двигалась медленно — через калитку одновременно могли пройти только двое, и каждый проходил мимо чистильщика, который тихо дотрагивался до рабочего. Большинство тут же проходили мимо, но вот однажды рука чистильщика замерла на плече человека. Тут же прозвучал высокий, не грани слуха, свист, и еще трое чистильщиков, возникнув как из-под земли, схватили удивленного рабочего за локти, оттаскивая в сторону. Тот коротко вскрикнул, сопротивляясь, но его просто-напросто уволокли прочь. Толпа заколыхалась, послышались голоса, где-то вскрикнула женщина, но минуту спустя все успокоилось и пошло в прежнем порядке.

Миссис Чес ждала. Люди проходили мимо. Одни — отработавшая свое смена — спешили по домам, другие — смена, заступавшая на работу — наоборот, торопились к другой калитке, где пропускной режим был не таким строгим. Там людей не встречали чистильщики, но и там толпились зрители, провожавшие входящих жадными взглядами. Безработные, надеявшиеся на удачу и шанс получить работу. Их не останавливал тот факт, что далеко не все рабочие возвращаются к своим семьям. Нищета, голод и высокая зарплата заглушали страх. Кроме того, всегда оставался шанс не заболеть…

Примерно через час все успокоилось. Одна смена ушла с фабрики, другая — пришла. Удалось просочиться внутрь нескольким безработным — им нашлись вакансии. Разошлись и встречавшие женщины. Одни увели своих мужчин домой, другие…

Другие остались стоять. По потухшим глазам, следам слез и печати безысходности на лицах Верна легко определила товарок по несчастью и нашла в себе силы порадоваться — значит, не одна она такая.

За воротами прозвучал еще один гудок — начало новой рабочей смены. За ворота вышла охрана, состоявшая из чистильщиков. Женщины попятились. Миссис Чес осталась стоять.

Вечерело. Стало холодать. Надо было идти домой, но почему-то не было сил. Что она станет делать в пустом холодном доме? Там все напоминало о сыне — если не уцелевшие его вещи, то разгром, учиненный чистильщиками. Останься кто-то в ее семье, женщина, может быть, и нашла в себе силы работать, жить. Но сейчас, в полном одиночестве… Даже соседи уже от нее отвернулись — пока шла сюда, никто из знакомых не поинтересовался, куда она идет. Даже миссис Тук лишь кивнула при встрече, но промолчала. А ведь раньше болтала без умолку… И если она не придет ночевать, никто не побеспокоится. Она никому не нужна.

Кроме сына.

Утро застало ее на ступенях проходной. Верна сама не заметила, как задремала, сидя на камнях и привалившись спиной к стене. Когда ее сердито потряс за плечо полисмен, женщина не сразу поняла, где находится.

— Здесь нельзя находиться, — сказал «бобби».

— Но мне надо… я по делу. — женщина с трудом поднялась. Болело все тело, особенно поясница. Она здорово продрогла и успела проголодаться.

— По какому такому делу?

— Я… — миссис Чес растерялась. Этот полицейский был посторонним человеком. Стоит ли его посвящать в свои проблемы? — Мне надо увидеть самого главного…начальника.

— Кого?

— Я не знаю. Мой сын тут работал…

— Вы пришли к сыну?

— Нет. Он…заболел, и я хотела… мне нужно к сыну, понимаете? Он заболел и его забрали чистильщики. И теперь я не знаю, где он и что с ним.

Ее беседа с полицейским привлекла внимание. Какой-то добротно одетый господин как раз в эту минуту выбирался из наемного экипажа и, проходя мимо, приостановился, уловив обрывок фразы.

— Ваш сын — мутант? — поинтересовался он.

— Да. Он…заболел. И его у меня забрали несколько дней тому назад.

— Все правильно. Согласно постановлению за номером три тысячи сто сорок шесть «О мутантах и лицах, по болезни к ним приравненных» все заболевшие, равно как и подозреваемые в наличии заразы подлежат изоляции от общества и помещению в карантин. Контроль за исполнением сего возложен на службу чистильщиков, — мужчина торжественно погрозил пальцем. — Согласно постановлению за номером… кхм… запамятовал… три тысячи сто сорок восемь… или девять… ну да не важно… Согласно этому постановлению родственникам мутировавших и зараженных должно выплатить компенсацию в размере одной месячной заработной платы без учета налогов и штрафов если в семье есть еще один кормилец и трех месячных зарплат, если других кормильцев в семье нет, а также премию… в случае добровольной сдачи мутанта властям. Вы живете одна?

— Да, — оторопела Верна перед этим напором. — Теперь одна. У нас с сыном больше никого нет и не было… давно…

— Так… детей у вашего сына тоже нет, как я полагаю?

— Нет. Куда ему? Виктору только недавно восемнадцать лет исполнилось… какие дети? Он сам еще ребенок.

— Не скажите. В его годы я уже был младшим письмоводителем… Так, значит, и других кормильцев у вас тоже нет?

— Нет…

— Хорошо. Пишите заявление по всей форме и приносите сюда. Обратитесь к мистеру Споку. Это я… кхм… мистер Бенджамен Спок, бухгалтер. Думаю, сэр Макбет не откажется выписать вам трехразовую компенсацию по утере единственного кормильца… Как, кстати, фамилия вашего сына?

— Чес. Виктор Чес. Он тут три месяца работал, пока это с ним не случилось.

— Хорошо. Мы поищем в ведомостях сведения о Викторе Чесе. Идите и ни о чем не беспокойтесь.

По-своему поняв последние слова, полисмен стал осторожно оттеснять Верну от проходной, куда вслед за мистером Споком уже подходили остальные. Для рабочих распахнули ворота, для клерков открыли двери проходной. Но женщина вырвалась и бросилась вслед за бухгалтером на крыльцо:

— Мне не нужны деньги. Я хочу вернуть сына.

— Боюсь, что это невозможно, миссис Чес. Он подлежит изоляции…

— Но я должна… я не могу его бросить…

— Увы, таков закон. Идите домой.

Полисмен крепко взял ее за локоть, потянул за собой.

— Где он? — воскликнула Верна. — Куда его поместили?

— Я не знаю.

— А кто знает? Где его содержат? Не может такого быть, чтобы никто не знал. Я только хочу найти сына. Господом богом вас заклинаю…

Полисмен тащил ее прочь, волоча безо всякой жалости. Верна вырывалась, как могла. Мистер Спок сердито скрипнул зубами и скрылся в дверях проходной, но прежде, чем полисмен успел утащить женщину прочь и сообщить ей, что она арестована за нарушение общественного порядка, как он вернулся. Быстро сошел с крыльца, подошел и еще быстрее, отстранив «бобби», сунул Верне в руку бумажку.