– Ты смогла бы от Джорджа с Лидией отказаться? – негромко произносит Джеймс, и Меган вздрагивает.

– Не переводи стрелки с работы на дом, это совсем другое, – на мгновение теряет беспечный стабильный контроль женщина.

– Нет, это не другое. Она отказалась от девочки не сама. Ее наверняка кто-то заставил, либо дал эту установку, вложил это ей в голову, и однажды она…

Джеймс поворачивается к Меган и осекается. Одри все еще в кабинете и греет уши, сжимая в руках пустой поднос. Девушка даже пошевелиться не может. Ее будто парализовали слова, которые она услышала.

– Можешь идти, – ровным голосом произносит Меган Одри, и та, в свою очередь, будто оттаивает ото сна и кивает, покидая кабинет начальников.

Брук вылетает из офиса, оставляет поднос на стойке и семенит ногами по дорогому паркету в сторону своего рабочего стола, хватая с него телефон. Пальцы вводят пароль, и Одри лихорадочно рыщет в телефонной книге имя. Когда слышится первый вызов, девушка выходит из приемной в курилку, чтобы ее было не особо слышно, и, лихорадочно щелкая зажигалкой, закуривает тонкий Винстон, ожидая ответа.

«… Синтия ото всех прав на дочь отказалась, сбросив все на Адама…»

«… Арчи (20:39): Не приеду, надо помочь Адаму…»

Внутренности скручивает узлом до размеров спичечного коробка. Одри даже представить не могла, во что может вылиться тот разговор. Нужно было поехать с ней, не стоило оставлять ее тогда одну. Надо было заставить ее тогда все рассказать и внимательнее следить за собственными вещами.

Она на это не подписывалась.

– Да? – наконец слышится тихий голос на той стороне провода.

– Твою мать, Синтия, – дрожащим голосом произносит Одри, жалея всем своим существом, что алкоголь тогда был целью ее вечера, а не подруга, и теперь она по уши в дерьме, в которое непроизвольно нырнула за руку вместе с остальными. – Детка, ты что наделала?..

И на том конце провода абонент не отвечает.

Узоры на полотне судеб начали меняться еще до того, как они все хоть что-то поняли. Мы все как цирковые зверушки, нацепившие костюмы и страждущие внимания и признания других. Если бы мы это понимали, мы бы многого не делали, но кто-то специально скрывает от нас истину. И если бы у героев этой истории появился шанс начать все сначала, они бы непременно его упустили, и это немудрено.

Простая истина вторит веками: люди всегда наступают на одни и те же грабли.

***

Адам внезапно понял одну вещь, правда, не сразу. Когда он находился рядом с Арчи, он не курил. Напрочь забывал про сигареты, и ему ни капли этой никотиновой отравы не хотелось. Создавалось впечатление, что парень курил за двоих, хотя, возможно, так оно и было. Даже если нервы сдавали по всем параметрам, Адам сигарету в руки не брал.

Сейчас Арчи рядом не, и второсортный табак снова обжигает Адаму нёбо. Уайт на нервах с самого утра. Неприятный колючий нервозный комок застрял между ребрами мужчины и мешает ему дышать.

Сегодня самый важный день за последний год его жизни. Сегодня Адаму нужно забрать Реджину домой, и мужчина не просто напуган – он в самой настоящей панике. Арчи он про сегодняшнее событие не сказал, но так и не понял, почему этого не сделал. Парень почти всю последнюю неделю с ним провел, чуть ли не дома ночевал, а у Адама язык не повернулся взять и сказать ему о самом важном событии, к которому они оба так долго шли.

Ссылаясь на очередное интервью, Адам попрощался с Арчи в половину первого и рванул ненадолго в студию, чтобы забить мысли хоть чем-то и не сойти с ума от осознания, что в пять вечера он окончательно привяжет к себе дочку.

План этот оказался провальным, и Адам понял это сразу, как переступил порог студии и взял в руки бас-гитару. Парень начал звонить: явно что-то почувствовал. На фоне этого осознания играть Адам не мог, нервы начали шалить только сильнее, и он, не выдержав очередного смс от Арчи, сорвался на улицу с пачкой сигарет.

– Ты же вроде бросил, – заставляет Адама подпрыгнуть знакомый голос, и он поворачивается, совершенно не ожидая увидеть подходящего к зданию Мича.

– «Вроде» не бросают, бросают «окончательно и бесповоротно», – произносит Адам и снова морщится, затягиваясь в очередной раз.

Бейкер щурится от августовского солнца, натягивая на глаза солнечные очки и подбираясь ближе к другу. Нервозность от того исходит волнами, и Мича даже чуть ведет в сторону от этого.

И вопрос снова встает ребром: спросить или нет?

– Адам…

– Да нормально все, Мич, – таким тоном, будто уговаривает слабоумного положить на место канцелярский нож, произносит он, заранее пресекая все попытки на разговор в духе «а что с тобой происходит».

Адам не хочет никому ничего говорить. Про разрушенный брак знают двое: Мич и Арчи. Про девчонку знает только один человек – Арчи. И этого достаточно. Уайт говорить про Реджину пока не хочет вообще никому, потому что, как только мужчина думает о том, что ждет их всех осенью, ему становится дурно. Грядет тур, и что-то Адаму подсказывает, что многое пойдет не по планну.

Ментальный гнев Гарольда Симпсона – креативного продюсера из музыкальной группы «Ad-Lib» уже тяжело дышит ему в затылок. Адам качает головой.

«Нет, не думай. Не надо думать об этом сейчас. Рехнешься».

И сознание слушается, оно не дает ему об этом думать. Вместо грядущего в ближайшем будущем вихря жестких событий у Адама перед глазами внезапно вспыхивает воспоминание о том, как несколько дней назад они с Арчи собирали кроватку.

– Я в шоке с этих ребусов, – округляет глаза Арчи, глядя на инструкцию по сборке только что привезенной курьером кроватки и детского комода. – Твою мать, да лего легче собрать из тысячи частей. Это кроватка что, из Икеи?!

Пацан забавно размахивает руками, обводя взглядом детальное безумие, аккуратно разложенное на паркете детской комнаты, и плюхается вниз, скрещивая перед собой ноги. Адам улыбается, присаживаясь с ним рядом, и выхватывает из рук парня инструкцию.

– Так, посмотрим, – деловым тоном произносит он, чуть нахмурив брови, и старается вчитаться в написанную на испанском языке инструкцию.

– Проклятье, Уайт, – смеется Грин. – Не пытайся выглядеть серьезным, а то у тебя пар из ушей сейчас повалит.

– Смейся-смейся, – кивает головой Адам, дергая уголками губ. – Я тут пытаюсь разобраться с инструкцией, а она на испанском!

– Тоже мне, блин, трагедия, – саркастически всплескивает руками Арчи. – Вот уж для тебя это явно не проблема. А на худой конец и переводчик в помощь, хотя я предпочитаю практический подход к любой ситуации.

С этими словами Арчи схватил детали и принялся за работу. И Адам подумал: «Боже, только бы не сломал». И Адам подумал: «Твою мать, как же все это странно». И Адам подумал: «Что бы я без него делал?»

Потому что парень в очередной раз доказал и себе, и Адаму, и всему, мать его, миру, что у него руки растут откуда надо. Кажется, что у него на подсознательном уровне что-то срабатывает, потому что Адам искренне поражается тому, как он на лету все схватывает.

В такие моменты Уайт чувствует себя ужас каким беспомощным и неумелым овощем, хотя он бродит на этой бренной земле на восемь лет дольше парня, и опыта в таких областях у него по всем законам жанра должно быть больше. Но это не старое черно-белое кино, законы жизни современного мира писаны всеми одинаково.

Арчи наоборот чувствует себя лучше, когда может хоть как-то помочь. Ему нравится проводить время с Адамом. За просмотром футбола, за обклеиванием детской комнаты, за покупкой коляски или сборкой кроватки. Арчи нравится быть нужным. И не кому-то там, с улицы. Ему нравится быть нужным Адаму.

Потому что Уайт, наверное, сам даже не понимает, насколько проще парню дышать становится за пределами собственной квартиры, стены которой с каждым днем давят на него все сильнее и сильнее.

Адам смеется, когда Арчи по-детски радуется очередной приделанной стенке к кроватке, и не может оторвать взгляда от его улыбающегося и счастливого лица. Разлука с Грином даже на пять-шесть часов переносится все сложнее и сложнее с каждым последующим днем. Когда они заснули вместе после футбола, Адам впервые так хорошо, крепко и спокойно спал.