Ему показалось, что он не проспал и пятнадцати минут, как за ним прибыл тот же всадник с известием, что братья ждут его. Выйдя на свежий воздух, мальчик увидел, что солнце стало уже высоко над головой. Был полдень. Всадник подвел коня к мальчику, и Мазсе тут же запрыгнул на него. По всему району ходила сератайская стража.

– Они ждут тебя на стене, у западных ворот. – Добавил всадник.

– Много добычи набрал? – Спросил Мазсе, в попытке развеять тишину, сопровождавшую их всю дорогу.

Всадник не нарушил своего молчания и просто мотнул головой. Мазсе не стал повторять попыток завести беседу, а просто наблюдал за событиями, происходящими вокруг.

А кругом происходило нечто ужасное. По улицам бегали голые женщины, которых ловили пьяные до беспамятства сератае, и, не стесняясь проходящей мимо стражи, или проскакивающих мимо случайных всадников, прямо посреди улицы, в грязи, в лужах крови, подвергали женщин насилию.

Среди них были как женщины, уже поседевшие от старости, так молоденькие девочки, которые не понимали, что происходит вокруг, а просто истошно ревели, пытаясь спрятаться.

Мужчин привязывали веревками к коням и ради потехи разрывали на части, волокли по вымощенным камнем улицам города, пока те не превращались в окровавленные куски мяса без признаков жизни.

Кто-то продолжал обыскивать дома, в надежде найти ещё что-нибудь ценное. Мальчик, проезжая мимо района размещения какого-то племени, стал свидетелем жуткой картины. Наголо бритый сератай отрезал уши у захваченных им пленников.

– Ишпак, жестокий вождь. Он все своё племя держит в страхе. Говорят, он однажды кому-то из знати вырезал язык за то, что тот высказался против него. Он весь в своего отца, тот не щадил пленных. Акиннаез жестоко расправился с ним, когда объединял все племена. А Ишпак поклялся ему в верности, и царь сохранил за ним право вождя. – Сказал всадник, заметив взгляд Мазсе.

Вскоре они достигли западных ворот. Привязав лошадей, они начали подниматься на стену. Все было залито кровью. Стены и пол были усеяны мухами. Повсюду валялись стрелы, сломанные копья, кое-где на ступенях попадались смятые шлема и части доспехов. Все ценное и пригодное, что можно было бы продать, забрали сератае.

Но вот они уже оказались в башне по левую сторону от ворот.

– Дальше я не пойду. Ваши братья вон там. – Всадник указал на два силуэта, стоящих на стене и смотрящих вниз, что-то при этом оживленно обсуждая.

Мазсе прошел сквозь каменную арку, ведущую на стену, и поспешил к братьям.

– Скилур, как я рад, что ты жив. – Воскликнул мальчик и принялся обнимать раненного брата.

– Хех, ну хватит. Ты, в самом деле, думал, что так легко от меня избавишься? – Отшутился Скилур.

– Посмотри туда. – Обратился к Мазсе Араме, указывая вниз за стены замка.

Мазсе перевалился через уступ и увидел длинную, тянущуюся почти до самого горизонта, колонну пленников.

– Всех этих рабов забрал себе Акиннаез, а нам оставил довольствоваться лишь парой сотен на каждого представителя знатного семейства. – Недовольно произнес Араме.

Мальчик снова взглянул вниз. Женщины, мужчины, дети шли сплошным потоком, связанные по рукам и ногам веревками и скованные цепями. Большинство одетые в грязную мешковину, но встречались и нагие, грязные, все до единого босые. Мазсе видел, как маленькая девочка, из-за стертых в кровь ног, повалилась на землю, рыдая. Её вытащили за волосы и в десяти шагах от общей колонны лишили жизни. А мать, бросившуюся защищать свое дитя, оттащили за ноги и принялись насиловать двое стражников, сопровождавших колонну.

Закончив свое дело, они оставили безжизненное тело женщины на съедение воронам, кружившим над всем Антеролом. Пленные рабы еле передвигались, и погонщики хлыстали их кнутами. Кто-то перерезал веревки и попытался сбежать. Их тут же догнали всадники, идущие по бокам огромной колонны, избили и возвратили назад. Наиболее непокорных оставляли под палящим солнцем со стрелами в спине.

На лицах пленников виднелся ужас, растерянность, но у большинства был взгляд пустой, казалось, что не человек это вовсе, а живой труп. Вдоль колонны постоянно ходили отряды сератаев, высматривая молоденьких девушек. Их вырывали из общей колонны, насиловали и возвращали назад.

Стоило жертве начать кричать, как ей вырезали язык, а то и вовсе могли убить, окажи она яростное сопротивление

– Я успел захватить только шестьсот пленных, треть из которых старики. – Жаловался Араме.

Мазсе не слушал его, он видел убийства, видел кровь. Отец давно объяснил ему, что это неизбежная составляющая любой войны. Но он не упоминал об этом. О том, как человек становится рабом.

– А рабы, что в Аббие, тоже прошли через это? – Указывая на колонну, спросил мальчик у братьев.

– Через что? – Не поняв вопроса, переспросил Скилур.

– Женщин насиловали? А мужчин избивали до полусмерти?

– Мазсе? Это рабы. У них был выбор. Смерть или бесправное существование. – Ответил Скилур.

– Не надо жалеть рабов. – Добавил Араме.

– А я всегда думал, почему женщины в Аббие не поднимают глаз, избегают любого общества, и как тени ходят за своими хозяйками. – Поделился своими измышлениями Мазсе.

Скилур лишь улыбнулся, а Араме залился громким хохотом. Мазсе же не видел в это ничего смешного. Его тревожило зрелище, открывающееся там внизу, у ворот.

Теперь для него многое стало понятно. В поселке с рабами обращались гораздо лучше, чем тут, их господа следили за тем, чтобы их собственность была одета и накормлена, чтобы могла и хотела делать свою работу. Может быть, так было только в Аббие. Мальчик не был нигде за пределами своего поселка. На его памяти племя переезжало лишь трижды.

Сейчас Мазсе, стоя на краю крепостной стены, вспоминал тот день, когда впервые убил человека. Ему было двенадцать. Из Аббия убежала сотня рабов. Отец отправился с всадниками покарать их и взял с собой сына.

– Держись в стороне. Обстреливай их с безопасной дистанции. – Сказал отец, вручая ему лук.

Нагнав беглых рабов, Теорек учинил жестокую расправу, убив каждого из них. Мазсе сразил троих из своего лука. Отец строго настрого запретил ему вступать в ближний бой. Хотя сам окунулся в самую гущу сражения.

В тот день Мазсе не боялся никого из этой небольшой армии кричащих рабов. Единицы были вооружены топорами и косами, чаще встречались вилы, но большинство дрались дубинами, и кидались камнями.

Теорек обезглавил всех беглых рабов, выставив их головы, насаженные на пики, вокруг поселка.

– Мятежи и предательства нельзя прощать. Запомни это сын. Это необходимая жесткость, чтобы держать в страхе остальных, а там где страх, там повиновение. – Сказал ему отец, когда мальчик спросил, зачем он резал головы павшим рабам.

Теперь Мальчик как нельзя лучше понимал, почему бежали рабы, и почему они отплатили таким предательством за столь хорошее обращение с ними.

– Мы их кормим, одеваем, даем им ночлег. А они бунтуют. Почему так, отец? – Недоумевал Мазсе.

– Человек по природе своей стремиться к свободе и воле, а они ведь тоже люди. – Тогда ответил ему Теорек.

Но лишь теперь, увидев все те ужасы, которые творили его соплеменники, Мазсе понял истинный смысл слов отца.

Скилур шепнул что-то на ухо своему старшему брату. Оба переглянулись, ещё пару раз перешепнулись.

– Мазсе! – Уперев руки в бока, обратился к брату Араме.

– Пойдем-ка с нами, у нас для тебя есть подарок по случаю твоей первой битвы.

Братья спустились со стены во внутренний двор, Скилур шел медленно, прихрамывая, из-за раненной ноги. Рука его была примотана к телу.

– Так, вы тут побудьте, а я скоро вернусь. – Сказал Араме, когда они, наконец-то, спустились.

– Как так получилось? – Спросил Мазсе, указывая на руку Скилура.

– Так тебя рядом не было. Вот и подцепил стрелу. – Отшутился Скилур, потрепав каштановые волосы брата.

– Я же тебе говорил, чтобы ты держался рядом. – Ответил Мазсе.