Но Рон решительно пресек эти попытки.

— Не надо. Я привычный, не заболею. Грейся лучше сама. Вон, какая вся бледная, да еще и руки ледяные.

Мои возражения о том, что это у меня на нервной почве прервал очередной резкий крен на борт. А мне даже ухватиться было не за что. Оставалось только надеяться на Рона, что удержит. И меня и себя.

Удержал.

С силой уперся ногами в перекладину, а спиной в стену каюты. Мне показалось, что он с трудом удержался от ругательства. Хотя скажи он крепкое словцо, я не стала бы его осуждать. Ситуация более чем располагала к эмоциональным высказываниям.

Однако как только судно вновь ненадолго выровнялось, Рон кинул на меня непонятный взгляд, в котором явно проскользнули опаска и сожаление и решительно заявил:

— Прости, родная, но так мы с тобой долго не продержимся.

После чего одним быстрым движением распахнул одеяло и пересадил меня иначе. До ужаса неприлично, но как оказалось, гораздо более надежно.

Теперь я сидела фактически у него на бедрах, широко раздвинув ноги и упираясь коленями в стену. А Рон крепко обнимал меня за талию, прижимая к себе, а другой рукой ухватился за леер.

— Вот так будет надежнее. Теперь и ты сможешь держаться сама. Попробуй.

Что я и сделала, последовав его примеру: одной рукой обняла мужчину за шею, а второй — вцепиласв веревку над его плечом. Совершенно неуместную сейчас стыдливость и смущение пришлось задвинуть куда подальше. Не до них мне сейчас. Выжить бы! А попереживать в свое удовольствие о недопустимости подобного поведения я могу как-нибудь потом. Если захочется.

Новый крен дал прекрасную возможность убедиться, что позу мы поменяли верно. Да еще и очень вовремя. Теперь я могла часть своего веса переложить на руки, облегчая Рону задачу. И с новой силой порадоваться, что сейчас мы с ним в каюте совсем одни.

— Мы не перевернемся? — простонала я, вцепившись в его шею, как клещ.

Рон ничего не ответил, все силы прикладывая к тому, чтобы вновь уберечь нас обоих от падения. И лишь после восстановления равновесия, выдохнул:

— Нет. Не бойся.

— Откуда такая уверенность? — не то, чтобы я не доверял ему, но испуганному разуму требовалось хоть какое-то рациональное объяснение, за которое можно уцепиться.

— Перед тем, как задраить люки, матросы скинули плавучие якоря. Они немного замедлят корабль и помогут ему удержаться кормой к волне, чтобы она не опрокинула нас. А потом, когда самый сильный удар шторма пройдет, поднимут штормовые паруса, судно ляжет на галс и качка заметно уменьшится. Там уже будет полегче.

— Но ведь паруса порубили, я сама слышала команду! Что они тогда поднимать будут?

Услышав мой вопрос, Рон усмехнулся и сжал мою талию чуть крепче. А затем легонько поцеловал в висок. И так естественно у него это вышло, что я даже возмущаться не стала. К тому же, чего уж греха таить я и сама получала от его нежности и ласки невероятное удовольствие.

— Все новички спрашивают об этом, — тем временем терпеливо объяснял мне этот невероятный мужчина. — А на самом деле паруса просто спустили и убрали. К тому же на любом судне имеется три комплекта парусов: лавировочные, штормовые и штилевые. Вот на последних мы как раз и шли, когда ударила непогода. Скоро придет черед штормовых. Они стабилизируют судно на курсе, что значительно уменьшит бортовую качку, и позволит двигаться вперед, а не болтаться как пробка на волнах. Плавучие якоря, кстати, тоже выберут.

— Выберут?

— Достанут из воды.

— Понятно.

Разговор помогал отвлечься от чувства непрекращающейся тошноты и хоть немного, но поддерживал уверенность в том, что все обязательно будет хорошо. Рон так много знает, он не стал бы меня обманывать, если бы все было по-настоящему плохо. Наверняка он уже не раз бывал в подобных передрягах. Ничем иным такую спокойную уверенность я объяснить не могу. Это не может быть напускное.

Благодаря его поддержке даже мне становилось легче. Ушло желание забиться в угол и устроить качественную истерику, наоборот хотелось и дальше быть рядом с ним, как можно ближе. Заряжаться его силой духа, доверяясь сильным рукам. Нежиться в заботе, согреваясь теплыми взглядами, в которых иногда промелькивало что-то еще, непонятное мне.

Странное, непривычное и немного пугающее чувство. А ведь я только недавно твердо решила, что больше не подпущу его близко: ни физически, ни душевно.

— Когда все это закончится? — простонала, сама не понимая, что имею в виду: шторм или нереальные, неправильные ощущения, которые я накрывали меня с головой в объятиях этого мужчины.

Словно мне тут самое место, так и должно быть, иначе просто невозможно! Как отказаться от никогда ранее не испытанного чувства абсолютной защищенности, которое он дарил? Как оттолкнуть? Наверное, под влиянием этого жуткого шторма мне в голову впервые закралась мысль: а, вообще, стоит ли?

Почему я так отчаянно бегу от него? Отталкиваю, не доверяю. Ведь Рон — не Максимилиан. Обжегшись с одним мужчиной я была готова о всего мира отгородиться стеной безразличия, лишь бы не испытывать вновь такой сильной боли. Но смогу ли я тогда почувствовать радость? Любовь? Страсть? Согласна ли на полумеры? Или все же стоит рискнуть еще раз? Довериться своему сердцу, а не разуму. И будь, что будет! В конце концов мы можем вообще не пережить эту ночь. Или попасть под шальную пулю во время выполнения задания. Так зачем беспокоиться о дальнейшем? Не лучше ли просто жить всей полнотой настоящего момента? Если нам удастся спастись от этого шторма, я обязательно подумаю об этом более основательно.

— Ничто не вечно: ни холод, ни страх, — словно отвечая на мои мысли, раздался голос Рона. — Слышишь жужжание? Словно рой злых ос поднялся и кружит где-то неподалеку. Это ветер свистит в вантах. Как только этот звук стихнет, значит все самое страшное уже позади, шторм мы благополучно пережили.

— А мы его переживем? — пробормотала, уткнувшись носом во влажную от пота и морской воды шею мужчины, вдыхая его терпкий, солоноватый запах.

— Конечно! — уверенно ответил он и, как мне показалось, усмехнулся. — У меня на дальнейшую жизнь большие планы, знаешь ли.

Я едва успела прикусить язык, прежде чем вырвался глупый вопрос, а есть ли в тех планах место мне? И если да, то какое? Но, слава богам, удержалась. Хотя не отказалась бы послушать его рассуждения более подробно. Однако Рон уже сменил тему на более нейтральную:

— Закрой глаза, так легче будет переносить качку. И постарайся дышать ей в такт: вдох — когда поднимаемся на волну, выдох — когда опускаемся вниз. Я помогу подстроиться. С непривычки это получается не всегда.

Спиной я ощутила тепло его широкой ладони медленно скользящей вверх-вниз. Этот простой жест успокаивал, помогал настроиться на нужный ритм дыхания, вселял уверенность, что все будет хорошо. И это переживем.

Не было и намека на плотское желание. Даже пресловутой «искры» не проскочило, что безумно радовало, переживаний мне хватало и без того. Разговаривать тоже не хотелось. Слова просто не требовались: крепкое объятие, ласковые прикосновения, молчаливое сопереживание — вот что было намного важнее.

Я впитывала это ощущение всем своим существом, не пытаясь больше рассуждать, сомневаться, планировать. Просто жила здесь и сейчас. А еще, следуя подсказкам Рона, старательно следила за дыханием… и прислушивалась. Пыталась уловить тот самый момент, когда грохот и рев шторма сменится другими, более мирными звуками. Поэтому тут же встрепенулась, стоило только услышать посторонний резкий скрип.

— Что это?

— Ползуны скрипят. Матросы поднимают штормовые паруса, — спокойно ответил Рон. — Сейчас станет полегче. По крайней мере, болтать так сильно уж точно не будет.

Он оказался прав. Спустя некоторое время качка перестала быть столь изматывающей, сменившись убаюкивающим покачиванием. Резко бросать на борт и вовсе прекратило, но я пока не торопилась покидать столь надежное и уютное убежище в кольце рук Рона. Наоборот, вся как-то расслабилась и обмякла окончательно, перестав цепляться пальцами за леер.