Великаны битвы, мастера войны и элита Рейха примерила на себя цвета предательства. Камень под подошвами их сапог постукивает, и взметается маленькими фонтанами, когда в него попадают пули. Небо скрылось за тяжёлым одеялом небес, а город окутан удушливым противным плотным смогом.

Двадцать человек в мантиях, ставших роскошным символом ордена, рассеянной линией медленно наступают. В их руках покоятся метровые энергокарабины, испускающие насыщенно-синие копья света, прожигающие одежду и тяжело ранящие врага. Им в ответ звучат очереди лёгких пистолетов-пулемётов, обычных пистолетов и винтовок, но они либо проходят мимо, либо отскакивают от брони, покрытой графеном и усиленной изнутри.

На противоположной стороне площади сформированные наспех собранные укрепления из мешков с песком, мусорных баков, кусков зданий и асфальта, а за самодельными баррикадами полицейские в тёмно-синей форме и лёгких бронежилетах, да гражданское ополчение, решившееся помочь защитникам Империи. Но что они могут против двух отделений элиты Греко-Балканской Конфедерации? Укрытия чернеют и рассыпаются, защитники Империи, за которыми простираются кварталы, занятые Рейхом, медленно засыпают вечным сном один за другим и кажется они не сдержат этой волны.

— Давайте ребятки, ещё немного! — кричит командир лояльных подразделений, в подчинении которого осталось сорок человек.

— Вы не сможете нас победить, идиоты! — доносится нездоровый дикий крик от повстанцев. — Мы порвём вас, как и флаги вашей родины!

Ополченцы ответили слаженным огнём по фигуре, идущей впереди всех и концентрированный рой пуль превратил «судейскую» мантию в клочья ткани, а сила совместного приёма пробила горжет у горла и на чёрное покрытие брызнула алая кровь, растекшаяся под доспеху. Противник остановился, попытался сделать шаг вперёд и завалился грудью на плитку, обагрив её.

— Уничтожим этих лишенцев! — рассвирепел командир. — Вперёд, Чёрные Судьи! За свободу! За наш новый мир!

Пространство между конфедератами и баррикадами мгновенно осветилось ярко-синим и верх укреплений исчезли в свете энергетического удара. Пять человек получили страшные ожоги, бронежилеты не спасают и приходится отходить назад.

— Нам нужно отступать! — кричит кто-то из полицейских, выпуская последнюю дробь из помпового дробовика.

— Братья, они удирают! Раздавим этих паразитов и вознесёмся к нашей власти! — что-то сумбурное выдал командир «Судей» и направил отряд.

Пару человек из сторонников Рейха сорвали с поясов металлические снаряды и сорвав кольца швырнули их под ноги врагу. Гранты зазвенели и раздались оглушительные хлопки, осколки даже угодили кому-то под броню и ещё один воин ордена упал на землю, крича и держась за кровоточащую ногу.

— Отходим! — был дан приказ сержанта полиции в фуражке и отряд только поспешил отойти, как из тени меж зданий, из улиц к ним выли фигуры, объятые таинственностью и трепетом.

— Гвардия Рейха! — раздались радостные возгласы людей и двадцать пять человек в прилегающей броне прильнули к укрытиям, открывая огонь.

— Цели? — раздался вопрос тихим голосом.

— Впереди, на двенадцать часов! — ответил сержант.

Длинные винтовки в руках гвардейцев дали бьющие по ушам залпы и доспехи «Судей» покрылись трещинами и вмятинами, появились первые серьёзные ранения. Оружие подкрепления оказалось куда эффективнее чем у обычного ополчения и выверенными выстрелами они положили уже двоих конфедератов.

— Ах, замочите этих собак! — бессильно кричит командир «Судей», чьё продвижение остановилось.

Ярко-синие вспышки снова интенсивно озарили местность, и сторонники новой власти приняли бой с равными. Это перестало быть лёгкой прогулкой для «греков».

«Гвардейцы» снова выбрали цели и дали совместный выстрел. Винтовки, положенные среди мусора груд камней дрогнули и ещё три человека из стана врага рухнули на землю.

— Отходим-отходим, мы ещё зададим этим сволочам! — крича, отдал приказ командир, как только шальная винтовочная пуля перебила ему ногу выше колена, и он осел. Его воины не обратили внимание, став бегством покидать поле боя, изредка прикрывая друг друга.

Спустя пару минут вокруг главы отделения собрались пять «гвардейцев», пристально на него смотрящих.

— Может, его шлёпнуть?

— Нельзя, мы можем его использовать в переговорах, — воспротивился командующий и согнулся над ним. Через забрало не видно того презрения и ненависти, что заключена во взгляде имперца.

— Мне всегда было интересно, как самые преданные слуги Императора могли его предать? Какое безумие могло вас поразить, чтобы вы встали на сторону властолюбца и безумца?

Враг, лежащий на площади, снял маску и шлем, и на его загорелом лике застыла гримама злобы и ярости, которое он питает к Рейху. Сквозь губы полилась речь, из которой сочится ненависть:

— Долбанные твари. Думаете ваша служба — почётна? Думаете ваш Император вас любит? Вы — ничтожные рабы, вы — убожества, не достойные свободной жизни. Вам подавай кандалы и цепи, только так вы готовы влачить своё жалкое существование.

— И что же вам пообещали? — сдерживаясь, чтобы не пристрелить спесивого врага, спросил «гвардеец».

— О, раб заинтересовался тем, о чём думают истинно-свободные люди? Нам обещали нашу свободу, нам обещали власть на нашей земле, нам обещали того, что не сможет дать ваш гнилой насквозь Рейх.

Всё оказалось прозаично — власти, деньги и разгулье — вот что мог пообещать Фемистокл орденам за их верность, но для командира всё ещё остаётся загадкой, как те, кого называли «ангелами» за их безупречную службу и верность смогли низвергнуться до обычной банды наёмников. Сейчас нет времени на подобные размышления и «гвардеец! Отдаёт приказ:

— Сержант, необходимо закрепиться в домах и развернуть тяжёлое вооружение. Подберите то, что осталось от «судей» и используйте.

— Вы думаете, что они ещё тут пойдут? — встав возле воина ордена, спросил смуглый низкий паренёк.

— Непременно они ещё вернуться, сержант, — дал холодный ответ глава Гвардии Рейха и окинул взглядом разбитую площадь, окутанные смогом кварталы десятиэтажных построек и смог даже со скорбью в сердце разглядеть, как далеко поднимается мост, который соединяет южную и северную часть Великого Коринфа.

— Что же там, на юге? — прошептал воин.

Его слова были прерваны словами, торжественными возгласами, которые полились из всех уличных громкоговорителей, ловивших радиоволны и передатчиков. Это были слова радости и искреннего торжества, который мерзки для лоялистов:

— Говорит Круг Жрецов Греческой Конфедерации, так слушайте наше послание стаду вольному! Отныне вы не овцы империи, а волки Греции, новой, свободной Греции! — на заднем фоне слов так и раздавалась сладкая музыка, тихие тянущиеся песнопения и тихий смех. — Иго Рейха, сдавливающее нас, не дававшее нам создать наш парламент, наши суды и правительство, сгинули, а вместо них пришла власть новая, свободолюбивая и дающая вам её. Прейдите, вкусите яства свободы — все продукты, все развлечения и утехи, любые мысли — всё теперь в вашем распоряжении и пользовании. Давайте, волчье стадо, отныне вы служите и подчиняетесь госпоже богине Либертас, которая сегодня ликует! Ищите и рвите на части тех, кто не хочет сбросить овечью шкуру, ешьте и пейте до одури, смейтесь и пьянейте, ибо больше нет тех, кто вам это запретит. Выбирайте любых людей себе во власть, но повинуйтесь свободе! Молитесь любым силам, но повинуйтесь свободе! Она пришла с Фемистоклом, который нам даровал новую страну. Восславим свободу и Мастер-защитника!

Весёлый голос смолк и город медленно стал возвращаться в прежнее положение боёв. Тем временем у самого канала, собралось не меняя десятка человек, которые возятся вокруг стационарной установки. Восемь длинных ракет, больше смахивающих на иглу, установленных барабаном, положены на крепления и колесованную установку. Они грозно взирают на серые небеса и ждут пока их кровный недруг сунется из поднебесья, чтобы получить кулаком зенитной артиллерии по носу.