Данте и Яго крепко по-братски обнялись, и брат оставил брата, быстро удаляясь из помещения. Теперь путь разделён, но всё же Данте надеется, что они ещё встретятся, что когда-нибудь соберутся за праздничным семейным столом. Он молча смотрит за тем, как его брат ушёл, опустив едва голову.

— Парень, — О’Прайс тряхнул Данте за правое плечо, — пойдём выйдем, поговорим. МакКаллин?

— Нет, прости, старина. Это без меня. Мне нужен покой, так что я тут останусь.

Двое вышли и Данте ощутил, как его лицо обдул ветер, холодный воздушный поток ударил в лик и на мгновение ему стало едва легче.

— У тебя в Великом Коринфе дочь, и жена? — спросил О’Прайс и в его пальцах мелькнула сигара, которую он поджёг и поднёс к губам; раздался сухой треск и удушливый дым вырвался изо рта капитана.

— Да, — тягостно ответил Данте, посмотрев на капитана и его сигару.

— Осуждаешь, что эту дрянь курю? И правильно, не ото хорошей жизни я взял этот яд в зубы, поверь… луче бы не брал. Да, теперь понятно почему Комаров поплёлся сюда. Ты ведь знаешь?

— Да, он рассказывал. Так о чём ты хотел поговорить?

— Знаешь, ты меня удивляешь, хотя это трудно. Ты готов согласиться на самоубийственную миссию ради людей, которые вряд ли остались в живых. Я не буду тебя пугать, но по опыту знаю, что вряд ли жёны и дети офицеров выживают во время бунтов.

— Откуда? — тяжело выдавил Данте.

— Я много где был. Работал на лондонских олигархов, затем английское правительство, потом на Федеративную Россию. Затем были в сопротивлении. Помимо этого, много ещё где бывал. Обычно, там, где дело пахло большими деньгами, нас и звали, — ответил О’Прайс, потягивая сигару. — Этот несчастный поганый мир не меняется.

— И в России вы и познакомились с Комаровым?

— Да, точнее чуть раньше. У нас была совместная операция где-то под Архангельском вроде, а затем закружилось и завертелось. И по тому, что я прошёл у себя на родине и в России, скажу тебе — сепаратисты, они же как бешенные звери, никого не щадят.

— Это всё понятно, О’Прайс, — Данте всмотрелся перед собой на военную базу, на копошение людей вокруг бронетехники, на перебежки с чёткими офицерскими командами и поднял руку. — Ты только посмотри, сколько ребят? И у большинства из них есть семьи, но никто из родных не в смертельной опасности, никто не переживает за жён и мужей, детей, родителей. Ох, как бы я хотел быть на месте одного из этих бойцов.

— Я тут ночью лазил по данным ваших систем, — поймав недоброжелательный взгляд Данте, О’Прайс спокойно продолжил. — Исключительно, как с помощью союзного доступа. Поймал передачу, что всех детей младше четырнадцати лет из зоны лоялистов перевозили на север, в местность за штабом Рейха. Судя по всему, там будет защищённый лагерь, но готов поставить, что он уже захвачен сепаратистами.

— Ах, мне туда не добраться, — эмоционально произнёс Валерон. — Мне нужен человек, который бы смог туда…

— Да, поэтому я тебя и позвал, — голос капитана стал тише. — Я уверен, что дети в руках сепаратистов потому, что на севере расположился «лагерь Паука», какое-то формирование мятежников. Но это не всё… судя по данным и полученным моим командованиям заданиям, там находится комплекс с ядерной ракетой.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Да они собираются ударить по Италии… или по позициям ваших наступающих частей. Если взорвать ракету в верхних слоях атмосферы, это уничтожит вертолёты, самолёты и «летающие крепости». Это лишит вас преимущества в воздухе, но всё равно, мясом вы можете задавить их.

— И что ты предлагаешь? Ты же не собираешься мне помочь просто так?

— Конечно же нет, — усмехнулся капитан. — Я же не благотворительный фонд. Я вытащу твою дочь, возьму может быть пару своих ребят из полка, и мы отправимся в местность возле вражеского лагеря, перед штурмом центра пусками. И всё по своей воле.

— Ты составишь нам огромную услугу, — заликовал Данте, и сердце его преисполнилось радости, «тернистый куст» в груди немного ослаб и на бледном лице капитана появился живой румянец. — А что тебе самому нужно?

— В бытность свою заядлым воякой, нас однажды занесло с одним другом в область возле Праги… в общем, там он и остался… хороший был парень, мне как сын. Мне нужно найти его тело. Я хочу похоронить его с честью, — на этот раз голос О’Прайса отдал печалью.

— Что за история?

— Таких историй у меня много, как и друзей, лежащих по всей Европе, Азии и Африке. Но тот… короче, если сможешь, достань его. А потом, я тебе может поведаю, как нас из мотало по всей Европе.

— Это же на территории Директории Коммун, — Данте на секунду задумался, но всякие сомнения моментально отступили прочь. — Ладно, говорят они всё равно начинают строить новые города, и та самая… Прага сейчас должна быть в руинах. Ты мне только наводки дай.

— Хорошо, а ты мне по своей дочери.

Данте залез в наружный карман куртки и протянул фотографию, на которой изображены он, жена и Марта.

— Это твоя семья?

— Да, а что скажет командование тебе? У тебя же есть задачи? У тебя есть отряд.

— Все мои парни, кроме МакКаллина уже упокоились с миром. Я выполнил основное задание по ликвидации и теперь должен остаться на базе, пока нас не переведут обратно в штаб под Варшавой. Но кто мне мешает отлучиться на пару лишних часов, если я сам оформиться к вам?

— Как думаешь, русский согласится помочь?

— Ты о ком? О Комарове? Конечно пойдёт. У него с любыми сепаратистами свой разговор, и он не упустит возможности с ними повоевать. Можешь считать, что у него такое… м-м-м, увлечение.

— Тогда пусть отправляется с тобой, для подстраховки. А я доложу Лорд-Магистрариусу о том, что на севере могут шарахнуть ядерной, он вам может подкинет кого-нибудь для помощи.

Внезапно раздалось на всю округу:

— Господин Данте! Господин Данте! — к Валерону подбежал молодой парнишка, в такой же военной куртке и штанах, что и капитан, похожий больше на молодого юношу, чем на военного.

— Да, Вергилий? — сухо спросил Данте.

— Мне капитан Яго рассказал, куда вы направляетесь, я с вами.

— Нет, — чётко дал ответ капитан. — У тебя не хватит опыта для этой операции, ты едва в Пустоши не погиб, хочешь свою Мари оставить одну?

— Я хочу вам помочь, чтобы ваша жена вдовой не осталась, — в очах Вергилия Данте видит решимость и чистое желание помочь; Валерон понимает, что если с ним что-то случиться, то камнем ответственности и вины ляжет горе Мари.

— Хорошо, — скрипя зубами дал согласие капитан, под звуки распаляющихся граммофонов, сквозь которые в умы станет закладываться имперская истина и патриотические призывы:

— Ладно, парни, пойдёмте готовится, — сказал О’Прайс, когда из колонок. — Я конечно хоть и солдат, но пропагандой по горло насытился за время службы.

Капитан, словно опытный охотник, услыхал поступь приближающегося патриотического воззвания, несомого через песню, что разлилась на всю военную базу и смысл которой сводился к верности императору и Рейху.

Глава 17. Высадка

Великий Коринф. Двенадцать часов дня.

Большой десантный транспортник несётся по небу, сближаясь с городом, откуда раскатилось восстание, прямиком с севера. Его объяло поле голубоватого света, прозрачное и практическое незаметное, но сделавшее неуязвимее и непроницаемее для любой пули, ракеты или снаряда. Длинный корабль — четыре двигателя вокруг массивного широкого корпуса, вытянутого и скрытого под чёрной радиопоглощающей краской, с приплюснутой кабиной, на всём ходу несётся по грозному поднебесью и несёт в себе экипаж смерти.

— Скоро будем на месте! — разнеслось у всех в наушниках звучание речи пилота. — Мы откроем высадку десанта, так что гордитесь, парни!

Их план был прост — сесть как можно ближе ко дворцу Чёрной Лилии, где окопался Фемистокл и мощным сокрушительным ударом сокрушить командование сепаратистов. Всё командование Конфедерации собралось именно в этом городе, во дворце и сейчас они готовятся праздновать нечестивую победу, практически изничтожав оборону лоялистов. Но их ждёт жуткое разочарование — Рейх всей своей мощью, с запада, юга и севера начал полномасштабное вторжение — армии и эскадрильи, поддерживаемые союзниками, готовы превратить южные Балканы в один большой окровавленный театр боевых действий. Их главная цель — найти врага и подавить его всеми возможными методами. Все понимают, что в приказах Канцлера и высшего командования мало холодной логики, которая была применима в войнах со старым миром, с коммунистами и либералами севера. Нет, это воплощённая ярость, гнев и досада, которую несёт с собой один из воинов передового отряда.