— Давайте к ответу на мой вопрос, — сердито сказал капитан, сложив руки на груди.

— Да, давай. Знаешь, только ваш Канцлер смог остановить ту бойню, которая развернулась у меня на родине. Мы были готовы друг друга истерзать в политических дрязгах и спорах. Кем мы были? Просто кучкой государств, грезящих о величии древности. А титул, ты спрашиваешь… это просто знак уважения афинян и моё положение. Ведь я назначен ответственным советником за оборону города, в случае нападения.

— А что же свобода? Все государства, с которыми мы бились, держались за свою власть, веру и устройство, прикрывая её свободой. Лига Севера, Сицилийское Княжество, Иллирийская Тирания, Пиренейская Теократия — все они бились практически до последнего солдата.

— Ну, есть же те, кто добровольно стал частью Рейха, — с поддением сказал Фемистокл.

— Разве что пара, — Данте поднял голову на небо, пытаясь вспомнить их. — Венецианская Аристократия и то, когда её прижали… да и вы. Больше я не могу вспомнить.

— Что же не много тогда стран привели благоразумие, — усмехнулся Фемистокл.

— Но ведь потеряли свою свободу, веру в богов и стали частью единого имперского механизма. Для многих такой вариант развития событий был неприемлем.

— Ничего ещё не всё потеряно ещё далеко не вечер, — странно и самодовольно себе под нос пробубнил Мастер-Защитник.

— Что вы хотели сказать Мастер-Защитник? — возмутился Данте, кинув суровый взгляд на полководца.

— Ничего-ничего. Просто говорю, что в лоне Империи моя родина станет намного сильнее и могущественнее.

— Это так. А почему меня звали? Зачем вообще вытащили из штаба?

— Да у меня есть к тебе одно предложеньеце. Ты же вроде как собрался уходить из ордена Палачей как я слышал?

— Ну да. Только вам от этого что?

— У меня в Афинах есть участок Пельтастарии, который нуждается в Милицейском стратеге.

— Пельтастарии? — смутился капитан.

— Это афинская милиция. У меня на участке одном стратега не хватает. Я думаю, ты мог бы занять его место, — тут же речь Фемистокла сделалась куда проникновеннее и наполнилась оттенком лукавства. — Или может, ты желаешь чего-то иного? Я знаю, что у тебя есть жена и дочка и ты мог бы обеспечить им по истине райское пребывание в Афинах.

— Я… так! А откуда ты знаешь столько обо мне? Кто из моих тебе ляпнул?

— Нет, мне Консул ваш поведал, что вы хотели бы сменить место работы. Поверьте, я знаю, что это значит, когда охота обеспечить семью. Ну же, первый капитан «Теней», я предлагаю вам работу, от который вы вряд ли сможете отказаться.

— И что же вы хотите?

Фемистокл лукаво улыбнулся:

— Ваш закон «О вольном статусе Южных Балкан», дал нам возможность иметь свою гвардию, которая подчиняется нашему парламенту и Канцлеру. Я хочу, чтобы вы стали её Верховным Стратегом, если вам милиции мало, — увидев смущение на лице Данте, Фемистокл подхватил речь. — Не прибедняйтесь, капитан! Я читал ваш послужной список и то, что в свои годы вы всё ещё капитан… удручает.

— И что же я буду делать?

— Вам не придётся лично лезть под пули и подставлять грудь под лучи лазерных пушек. Афины стоят на краю обороны. Аравийцы, турки, или ещё какая-нибудь вражина к нам сунется. Вы станете полководцем, обеспечите семью богатством и славой на долгие лета, — губы Фемисткла расплылись в улыбке. — Я думаю, от этого трудно отказаться.

Размышления Данте были не долгими. Он всегда служил всему Рейху, начал войну против отребий кризисного мира и выступил в бой на тысячи ужасов искалеченных душ, как сторонник Империи и Канцлера. Да, он вспомнил, что в Великом Коринфе его ждут Сериль и Марта, который всей силой души желают, чтобы их защитник и глава семейства нашёл почётное место, стал уважаемым членом имперского общества. Но в то же время они для него намного важнее, чем все сокровища мира, вместе взятые.

Да и внутри Данте не утихает чувство, что Фемистокл что-то скрывает и в его хитрых глазах он видит это. Служба одному городу и одному региону, который по величайшей милости Канцлера, сейчас немного свободнее, чем остальные территории, не будет для Данте спасением от опасностей, так как она сменит свою форму, сбросит одеяние снарядов и пуль, переодевшись в саван политических разборок и интриг. Для Данте это не выход, не возможность быть с семьей, а всего лишь шанс на получение «кандалов», и ограничений, тотальной привязки к работе, только если в армии «наручники» грубые, холодные, то на посту Верховного Стратега они станут позолоченными и комфортными, однако всё ещё отделяющими его от семьи.

— Простите, я, пожалуй, лучше останусь первым капитаном «Теней», на службе Рейха, чем буду служить одному городу, — утвердительно вымолвил Данте, уставив суровый взгляд прямо на Фемистокла.

Губы мужчины едва-едва дёрнулось, лицо же осталось таким же, выражающим призрачную изворотливость, тень плутоватости.

— Что ж, какая всё-таки жалость, господин капитан. И всё же, я вынужден настаивать. Вы смогли бы обеспечить свою семью и слава… слава героя Афин покрыла бы вас неувядаемым покровом.

— Мой ответ такой же, господин Фемистокл. Лучше оставаться капитаном «Теней» и продолжить нести службу всему Рейху дальше, нежели оберегать один город. Губернаторы, министры, священники и солдаты — все мы несём клятву послушания всей Империи, а не отдельному региону.

— Я вас понимаю. Вы прошли столько битв и протоптали столько дорог… где вы родились? Сиракузы-Сан-Флорен? И где вы сейчас? Ох, Данте, я предлагаю вам больше, чем деньги, славу и роскошь. Я хочу вам дать малую родину, дать вам дом и свою землю, за которую вы смогли бы сражаться.

— Мой дом — Рейх, за него и бьюсь, — свинцовыми словами оформил свой отказ капитан. — Нет, вы сможете найти другого человека для этой работы. А теперь извольте, мне нужно идти и собирать вещи.

Капитан стал удаляться от Фемистокла, который остался стоять на том же месте и смотрел вдаль на Данте, который с каждой секундой уходил всё дальше. Правая рука полководца опустилась к карману жилетки, и через мгновение оттуда показалось дискообразное металлическое устройство, зажатое в пальцах.

— Господин, — обратился Фемистокл. — Я хочу сказать, что привлечь кого-либо из ордена Палачей к нашей великой миссии… созданию безопасности для Афин не удалось.

— А что с герцогом Доуху!? — раздался грубый мужской голос, исковерканный помехами. — Он дал вам утвердительный ответ?

— Пока ничего внятного, господин. Мы могли бы его привлечь, если бы он ушёл в запой. Я хотел поговорить… как его… с Андронником, но тот куда-то успел улизнуть после боя.

— Что ж, — прозвучал слабый рык. — У нас сейчас и так достаточно союзников для нашей великой цели, но всё же радостно было бы видеть ещё пару сторонников.

— Да, господин. Я хотел бы ещё раз поговорить с герцогом. Мне кажется, в этот раз я смогу его убедить стать нашим помощником.

— Ладно, Мастер-Защитник, нам следует перейти к следующему этапу нашего плана. Приступайте к его исполнению, убедите Доуху и готовьтесь навестить Афины.

Глава 5. Тёмные замыслы

Следующий день. Афины.

За окном стоит жаркий летний день, яркое палящее солнце взошло в зенит остановившись на небосводе подобно яркой лампочке, озаряя великий город. Над головами множества людей стелется светло-голубая небесная гладь, радующая глаз своей чистотой и светлостью, словно это символ того, что времена бесконечных воин и запустения в городе прошли, уступая место величественному времени покоя и благодати.

Афины, за то недолгое время пребывания в лоне Империи, превратились из захудалого городка, задыхающегося под собственным весом, социальными нечистотами и исполинского коллапса, в сиятельный град славы и величия Рейха, в бриллиант всей Греции. Вместо полога руин, теперь высятся небоскрёбы и высокие дома, магистрали сменили разрушенные улочки, а новая, крепкая власть стала в городе незыблемым абсолютом, которую все должны бояться, капища ложных богов обратились в сияющие золотом и серебром храмы Империал Экклессиас, где от утренних литургий и месс до вечерних и всенощных, чтут и славят Господа.