– Так что? – переспросил Гера.

– Уже никого не жду, – ответила ты и сделала глубокий вдох, чтобы справиться с собой.

– Ты расстроена чем-то? Хочешь, я тебя провожу? Ты где живешь?

– А если в заМКАДье?

– Ты выглядишь, как девушка, живущая в пределах Бульварного кольца, – засмеялся он.

– Что это значит? – смутилась ты.

– Я пошутил. Ну что, пойдем?

Концертный зал располагался совсем близко к твоему дому. Так что, прогулка обещала быть короткой. Но ты хорошо помнила ту историю с нападением во дворе и сочла, что провожатый не помешает, и вы побрели по мокрым тротуарам, празднично отсвечивающим рекламным неоном.

– Я действительно слышала его сегодня впервые. Когда-то он мелькал в каком-то шоу, но я не обратила на него внимания почему-то.

– Он был тогда на год моложе. В его возрасте год – это очень большой срок. И сейчас он уже не экспрессивный юнец, а сознающий, анализирующий и все понимающий мужчина. А на шоу ему давали петь всякую ерунду.

– Да, я попсу не слушаю. И ты прав, маленьким он мне тогда показался, совсем мальчишкой. Я даже слушать его не стала.

– Это в профайлах из него делали масика. И он там что-то трепетное, подростковое изображал по воле режиссера. Эдакий нежный правильный зайчик. А на сцену выходил мужчина. И такой был режущий глаз контраст, что у зрителей ехала крыша. Я не понимаю, как творческая группа проекта могла этого не заметить в нем. Тупо вписывали в стандартный образ.

Ты и сама была слегка не в себе от этого контраста.

– Мужчина? Он же маленький тогда был.

– Маленький – это количественная характеристика прожитых лет. А я говорю о качестве.

Качество, да. Человеческое качество.

– Послушай, я хотел бы пригласить тебя на следующий концерт. Не возражаешь? – спросил Гера.

– А когда он будет?

– Не знаю, но буду следить за объявлениями в институте или на их сайте. У них есть меценат, который помогает обкатывать ребят на сцене: арендует для них пустующие среди недели концертные площадки. Это очень популярные концерты, о них моментально становится известно определенному кругу. Ты же видела: был аншлаг. На телевидении – одни и те же «звезды», застой, фанера и скучища. Архонты заняли круговую оборону и никого не пустят, пока их не вынесут оттуда вперед ногами. Как сказал кто-то из молодых исполнителей, дверь в российский шоу-бизнес заварена автогеном. А на этих концертах – шикарный живой звук. А голоса какие! Лучшие звукорежиссеры выстроились в очередь, чтобы на этих концертах поработать: это же – одно удовольствие. Среди них тоже есть фанаты нашего парня. Они его пишут прямо в зале и в Сеть выкладывают.

От тебя не ускользнуло озвученное новым знакомым словосочетание: «наш парень». И ты очень удивилась: он готов был делиться с тобой мальчишкой. Вот только ты не была готова к ответным жестам. Ты не собиралась делить его ни с кем, хотя понимала, что он тебе и не принадлежит.

Гера оказался приятным молодым человеком и приятным… собеседником. Черт! Кажется, ты это уже проходила…

– Гера, а ты играл когда-нибудь в карты с соседями-алкашами на деньги? – спросила ты.

Он засмеялся.

– Господь с тобой! Что за вопрос? Я всегда был «хорошим мальчиком из приличной семьи». Я даже во дворе пиво не пил.

– Почему?

– У меня были занятия поинтересней.

– Можно узнать – какие?

– Ну, музыкой мне нравилось заниматься больше, чем бухать с пацанами и выслушивать их вранье про отвязный секс с одноклассницами. К примеру.

– Так ты музыкант?

– Бывший, – ответил он.

– Как это? А почему бросил?

– Я не бросил. Я учился на отделении академического вокала, но у меня однажды пропал голос. Навсегда.

– И как ты это пережил?

– С большим трудом. Повеситься хотелось. Я всегда жил с ощущением, что со мной ничего страшного приключиться не может. Я же не представлял, что может оказаться самым страшным. Если бы родители не пасли меня тогда двадцать четыре часа в сутки, я бы точно что-нибудь с собой сотворил. Папа со мной в одной комнате спал и под дверью ванной караулил.

Ты не знала, как выразить ему свое сочувствие. Слов подходящих не нашла. Поэтому просто взяла его под руку.

– И чем ты теперь занимаешься?

– Самообманом, – ответил он серьезно. – Самообманом под названием «новая профессия». Я служу юристом в одной крупной строительной компании. А пацан – жуткий харизматик!

Тебя вдруг удивило, что Гера постоянно возвращается мыслями к мальчишке.

– Ты о нем говоришь так, будто влюблен в него, – пошутила ты.

Парень помолчал некоторое время. Ну, шагов десять помолчал. А потом сказал:

– А я и влюблен, наверное. Если не врать себе.

– Ты… эээ…

Ты даже попыталась тихонько вытащить свою руку. Но он не позволил, прижал локтем к боку.

– Нет, я не гей, если ты об этом. Я абсолютно гетеросексуален. Просто язык наш беден в выражении и определении чувств. Оттенков чувств больше, чем придумано для них слов. Я затрудняюсь определить то, что я к нему испытываю. Но, пожалуй, «впюблен» – это самое близкое. А может, это не влюбленность, а восхищение, потому что он – пример того, как нужно пробиваться по жизни. Я его за эту безграничную веру в себя, за характер безмерно уважаю. И не только за это.

– Характер? – удивилась ты. А потом вдруг вспомнила его уход из школы, из дома, его непростые отношения с городом детства. Но в словах парня звучала такая маниакальная одержимость, что ты уже не верила ни одному его слову.

– Он же просто заставил всех его услышать! Я никогда не думал, что меня может чему-то научить семнадцатилетний пацан, а вот… Он – сильный человек, а общение с сильными людьми, пусть даже не личное, дает стимул. Вообще удивительно: в таком хрупком теле – такой мощный характер. Он – самовыживалка. Автономная творческая боевая единица. Я завидую ему, завидую тому, что он… есть у себя. Я бы хотел быть… им. Но… кому-то – летать, кому-то – ходить по земле. Знаешь, когда я думаю о нем, меня пробивает на совершенно не свойственный мне пафос. Я сам слышу этот свой высокоэпичный панегирик, но иначе о нем говорить не могу.

Тебе казалось, что этот странный парень разговаривает сам с собой.

– Ты веришь в себя? – обратился он к тебе.

– Я, если честно, вообще не понимаю, как это.

– В свой талант, в свои силы.

– Я, наверное, бездарщина и задохлик. Нет во мне никаких сил и талантов. А он – такой!

И, испугавшись, что проговорилась, добавила:

– Мне тоже так показалось.

– Да, он – невозможный. Во всех смыслах.

Ты вдруг поняла, что этот мальчишка именно – невозможный. И для тебя, в том числе.

– Зачем ты мне это говоришь? – быстро спросила ты.

– А мне не с кем больше о нем поговорить. Меня никто не поймет. Ты – случайный человек, но я видел твою реакцию на него и понял, что ты тоже влюбилась. Моментально. И почти насмерть. Я даже не ревную его к тебе. Наоборот: у меня появилась «группа поддержки». Мне стало легче: есть, с кем разделить этот груз. Ты не возражаешь?

Ты не могла говорить о нем с чужим человеком. Ты подумала, что у тебя вообще множество внутренних запретов. Но мальчишка некоторые из них, кажется, преодолел. Легко. Прошлой ночью. Не спрашивая позволения. Тебе показалось, что он сам еще не до конца понимал, какой силой наделен. А может, понимал. И пользовался ею чисто интуитивно. И сводил с ума. Наверное, он уже привык получать то, что ему хочется. Но он и сам отдавал. Стократно. И тебе, и своей публике. Он много работал. И над собой, и для зрителей. Он же трудоголик, вспомнила ты его запись.

Свернув во дворы, вы набрели на подвесную скамейку. Она была мокрой, но у Геры нашелся платок. Накрапывал дождь, и твой спутник, как иллюзионист, извлек из недр своего пальто зонт. Он оказался очень предусмотрительным. А ты выскочила из дома, думая только о белой рубашке.

– Скажи, что ты имел в виду, когда сказал, что я похожа на барышню, живущую в пределах Бульварного кольца? – спросила ты.