— Это не означает, что нужно жрать людей!

Дженна медленно опускает и вновь поднимает на меня глаза. Лицо ее покрывается холодным потом. По обнаженным плечам разметаются светлые волосы, заплетенные в кривые хвосты. Растрепанные локоны развиваются по сторонам, а резинки держатся на оставшихся двух прядях, но грозятся вскоре упасть.

Мышцы на моих руках и бедрах напрягаются, когда я ставлю ногу поверх пистолета в траве.

— Ты не знаешь, через что моя семья прошла. Дай угадаю, ты была той самой счастливой девчонкой, мечтающей о выпускном баллу и принце…

— Не угадала. Ты тоже не знаешь, через что я прошла. Через что мы прошли. Но мы сохранили человечность, в отличие от вас.

Мы долго стоим неподвижно, потом я снова гляжу на Клэр, привлекая ее внимание к земле.

— Будь уверена, у нас есть группа. Их больше, чем вас. И все они умеют обращаться с оружием.

Клэр мигом меняется в лице, вопросительно посматривая на оружие у ног. Я киваю и радуюсь, что она поняла намек.

— И хоть прямо сейчас на счет три мы бы могли выхватить ваше оружие. Громила будет первым, его дружок — вторым, а ты — третья!

Ураганом развернувшись к мужчине, выворачивая ему руку с оружием. Рывком бросаюсь ему за спину и бью под колено. Пока я вырываю из его ослабевшей хватки оружие, Клэр поспевает поднять с земли пистолет и застрелить своего надзирателя. Очередной выстрел. Громила, которого я одной рукой душу, а второй — отбираю оружие, падает лицом на землю. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Клэр уже переводит прицел на Дженну. У чертовки мгновенная реакция, что не может не радовать.

— Убьешь и меня теперь? — через смех вопрошает она. Но я вижу; вижу, как сквозь противный хохот из глаз льются слезы. Она падает на колени и прискорбно завывает: — Ты убила их! Их всех! Давай теперь и меня!

Я молчу. И смотрю на Клэр, готовую выстрелить, как только Дженна сорвется с места, хоть она вряд ли вообще встанет.

— Нет, — властно отрезаю. — Я не твоя семейка. У меня есть свои нравы и принципы. Ты пойдешь с нами.

— Что?! — от ярости Клэр спускает курок, производит выстрел. В землю. — Ты, блять…

— Следи за языком, — холодно велю и, не слушая дальнейших претензий Клэр, беру Дженну за шкирку.

Девчонка даже не сопротивляется. А Клэр продолжает мусолить все ту же тему. Сперва шумит по поводу замечания:

— Очень вовремя ты решила прикопаться к моей лексике. Ее дружки пытались нас убить, изувечили тебя и после этого ты хочешь отвести ее в общину?

— Да, Клэр. Она такой же ребенок, как ты.

— Я не ем людей. И не калечу ради развлечения. Она больная. Они все больные. Мы должны закончить дело!

На секунду воззираюсь на Дженну, горестно втыкающую в землю. Она разбита: вся ее семья мертва, а она ребенок, оставшийся наедине с незнакомыми ей людьми. Что-то щемит в сердце при виде нее.

— Послушай, я понимаю, почему ты хочешь ее пристрелить.

— Пристрелить? Слабо сказано.

— Клэр, я тоже хочу расплаты. Но она ребенок. Она не соображает, что делает.

— Я тоже ребенок, но ведь несу ответственность за свои поступки!

— Клэр, помолчи и выслушай! Не все дети такие же умные, как ты. Все совершают ошибки, разные ошибки. И пусть эта отщепенка сотворила дохера дерьма, мы должны все обдумать. Дать ей шанс.

И будто смирившись с моим намерением, Клэр отдает мне мое оружие. Она не улыбается, но я вижу, что она поражена. Приятно поражена.

— Дэрил будет в восторге, когда узнает, что ты затеяла.

— Надеюсь на это. В противном случае у меня будет второй за день нервный срыв, — саркастично отвечаю.

***

Хлюпанье. Что-то ледяное ложится поверх раны, и я гарчу от боли. Рик и Карл ушли на зачистку близлежащей заправки, Дэрил выполняет мини-поручение Аарона и бродит где-то возле старой церкви в поисках некого сервиза. Так что Дженной занимаются Мишон и Кэрол, пока я зализываю раны.

Я бы с удовольствием навестила их прямо сейчас, но еще пару минут назад Мэгги вытаскивала из моей спины осколки стекла. Сколько же длился сам процесс? Не знаю, но прошло все достаточно быстро как для такого кропотливого занятия.

— Ты как? — интересуется Мэгги при виде моего залитого кровью и грязью обрубка. Макает вату в емкость с чистой водой и промывает место ампутации.

Мое самочувствие сейчас — неоднозначная вещь. Сидя в одних шортах и бюстгальтере, я ощущаю мороз. Но каждый раз, когда к ранам прилегают влажные ваты и тряпки, он сменяется потоком жара. Из-за этой неприятной смеси чувств я ежусь.

— Уже легче, — без колебаний вру я.

Я всегда считала себя хорошей обманщицей. Конечно же, врала я не очень часто — никогда не любила это дело, — но если до этого доходило, то выжимала из себя все соки артистизма. Обычно точно сказать, вру я или нет, тяжело. И сейчас мое лицо не выражает ни одной эмоции. Лицевые нервы лишь изредка подрагивают, когда Мэгги действительно усердно водит куском ваты вдоль ранки. Я без понятия, как ей удается распознать ложь.

— Не ври. Очень больно?

Отвечаю не сразу, отворачиваюсь, закусывая губу, и скрючиваюсь посильнее. Мэгги не настаивает, но не против услышать правду.

— Сперва мне отрезали палец, теперь его обрабатывают, и я вынуждена терпеть это гребаное щипание. Как ты думаешь, Мэгги, мне очень больно? — когда дело доходит до встречного вопроса, я стараюсь задать его максимально спокойно; чтобы хоть как-то сгладить беседу. Но звучит все равно грубее, чем хотелось. И Мэгги меняется в лице.

— Я дам тебе еще обезболивающих, — отчеканивает она; брови ее опускаются на глаза.

Как хорошо находиться у себя в комнате, когда все над тобой трясутся и переживают; давно у меня не было таких эпизодов.

За спиной Мэгги мельтешит Энид, подающая ей медикаменты. Сейчас она озабочена куском ткани, который зануряет в ковш с водой. Подходит ко мне медленно, как-то даже с опаской. И все, чтобы обработать царапины на щеке. Щипает, но с ампутацией пальца не сравнится…

— Раны глубокие. Скорее всего, останутся шрамы, — подмечает она тихо, а меня прямо-таки сжирают изнутри пек и гнев. Не могу объяснить их причину, но компания Энид не вызывает у меня положительных эмоций. — Повернись спиной. Я наложу повязку.

— Зачем? Это всего лишь порезы.

— У тебя очень глубокие раны. Мэгги вытаскивала осколки с не преувеличенным трудом, и нужно замотать их, чтобы не было инфекции.

— Дезинфекции хватает с головой, — ерепенюсь я, на что Мэгги не может не реагировать.

— Челси, прислушайся к Энид.

И я поворачиваюсь. Вдруг поднимается температура, начинается озноб. Без понятия, что конкретно там творится, но судя по ощущениям, моя спина — сплошной порез.

— Они тебя не щадили, — констатирует она, проводя влажной ладонью вдоль непораженных участков кожи. — Повезло, что вы выбрались живыми.

— Да…

Я поднимаю руки вверх, наблюдая, как бинт раскатывается по ходу часовой стрелки. Мэгги резко замирает. Обращает взор к окну и подбегает к нему.

— Дэрил вернулся.

Неважное состояние отходит, и я едва ли не подскакиваю с места. Энид даже настойчиво хватается за мои плечи, пытаясь усадить обратно.

— Энид, не могла бы ты позвать Дэрила, сказать, что мы уже закончили? Челси наверняка не против поговорить с ним.

— Но мы не закончили. Я еще не закончила обрабатывать щеку.

— Я справлюсь. А пока позови Дэрила.

И она уходит. Не думала, что вид ее удаляющегося силуэта несказанно порадует меня.

— К чему это? — поднимаю глаза на Мэгги, готовую вопрошать «ты о чем?» — Ты ее прогнала. Скрытно. Но прогнала. Уж точно не чтобы пригласить Дэрила.

— Тогда для чего еще? — на лице поблескивает подобие улыбки, аллюдируя мою правоту — не умеет она врать.

— Чтобы избавиться от лишних ушей? Тебе лучше знать.

— Ты сама не своя.

— Ты меня не знаешь, чтобы делать такие выводы.

— Возможно. Я опираюсь на слова Дэрила. Вот кто действительно успел узнать тебя поближе и заметить, как ты изменилась за последнее время.