Провожу руками вдоль мокнущей толстовки, разглаживаю образовавшиеся складочки одежды, а заодно прощупываю, сколько времени ей понадобится для сушки.

Приближаюсь к стоянке, возле которой припаркована одна тачка. Неподалеку расположен магазинчик для дальнобойщиков. Подхожу к его стеклянной двери и всматриваюсь внимательно внутрь. Неплохо: много полок и картонных ящиков на полу. Может, смогу найти в них что полезное.

Сплюнув на землю, достаю из кобуры пистолет и навостряю уши. Если мне удастся хоть что-то обнаружить, то я чертов победитель по жизни. От одной мысли о том, как в руки попадает консервная жестянка или фляга с водой, моих губ касается теплая улыбка.

— Я что-нибудь найду, — укладываю пятерню пальцев на урчащий, молящий хоть бы о кусочке хлеба, живот и поглаживаю его с обнадеживающими словами.

Зайдя внутрь, мгновенно веет затхлостью давно непроветриваемого помещения, в нос ударяет запах гнилой плоти, если не похлеще. Такого запашка я давненько не унюхивала.

Внимательно озираюсь по сторонам. Наставляю прицел на любые точки, словно желая выпустить на случайно попавшемся под руку предмете всю злость.

К счастью, все чисто.

Ни намека на припасы. Покрытые пылью полки пустуют, те самые картонные ящички, которые удачно привлекли мое внимание больше остальных предметов, содержат в себе максимум, — так это пыль, паутину, мелких жучков и паучков, ползающих внутри. В общем, — ни то, чем наешься или напьешься, ни хотя бы зарядишь огнестрел.

Когда мне надоедает «наслаждаться» видом пустых полок и пола, на котором оставлены грязные следы чьих-то сапог, я уверенно шагаю к кассе. На ней кроме ненужных бумажных купюр, нет ничего. Захожу с другой стороны кассового аппарата, чтобы обыскать стол. Может быть, хоть там дела не будут столь скудными и разочаровующими.

Открываю один, следом второй, третий, четвертый… Ничего!

Захлопываю один из ящичков и сжимаю кулаки до побеления костяшек.

— Ну как так-то?! Ничего? Серьезно? Я не для этого перлась сюда километров двадцать, чтобы уйти ни с чем!

Гнев перерастает потихоньку в нечто большее. Тело дрожит, конечности немеют, дыхание сбивается. Прикрываю глаза и громко вздыхаю, стараясь нормализовать свое самочувствие. Глубоко дышу, чтобы переключиться на посторонние объекты и забыться.

Становится достаточно подышать так еще две секунды, пока вставшие дыбом волоски на руках и ногах опускаются, мурашки на коже постепенно исчезают и разум проясняется.

Я целеустремленно направляюсь вновь к главному залу с надеждой, что упустила нечто.

Встав на носочки, начинаю водить рукой по поверхности самой верхней полки в поисках хоть чего-нибудь, но единственное, на что натыкается ладошка — мертвое тело бабочки. Такое маленькое, хрупкое, засохшее тельце когда-то прекрасного и вызывающего восторг насекомого, и эта былая прелесть вынуждена сейчас гнить в затхлом помещении.

Подхожу к кладовке и дергаю ручку вниз со всей силы, но кто бы еще меня просветил, что когда вся эта чумовая история только началась, люди баррикодировались как могли. Со всей дури бью по двери ногой, не жалея ни себя, ни преграду на пути. Разочарование и удручение берут мое тело под контроль, заставляя прижаться спиной к стене и сползти по ней на пол.

— Разве я многого прошу?! — поднимаю голову на потолок, сдерживая слезы. — Чертову воду! Патроны! На худой конец консервы! Хоть что-нибудь!

Поджимаю нижнюю губу и разъяренно ударяю по деревянному полу, чуть ли не в кровь разбивая кулак… Бросаю короткий взгляд на стенд с журналами возле себя и замечаю нечто интересное — почти полная пачка самокруток, вызывающая на моем хмуром лице кошачью улыбку.

Очередная пачка медленно убивающего изнутри наркотика вынуждает меня радостно сорваться с места в поисках зажигалки. Я рыщу, словно крыса в куче хлама, проверяю каждый ящичек, словно бешеный параноик, который убежден, что за пару секунд высшие силы наколдуют ему припасы. Ничего.

Делаю пару грозных шагов к стенду с газетами и без труда опрокидываю его, издавая при этом звериный рык. Где-то в глубине души я все же ликую от того, что хотя бы предприняла попытки не остаться сегодня голодной, однако этого мало. Самодовольство свое я-то подкормила, а вот желудок — нет.

Толкнув дверь ногой, отчего та открывается нараспашку, выхожу из магазина. Теперь моя цель — машины на заправке. Держу кулачки, чтобы хоть одна завелась.

Недолгосрочный дождь вот-вот и угомонится. Из-за серых, напыщенных туч виднеется солнечный диск.

Багажник одной из машин, к слову, открыт, так и заманивая заглянуть. Но ожидания всегда отличаются от реальности: содержимое намного хуже того, что я имею при себе — то есть ничего. Железная проволока, веревка, садовые ножницы. В пути это пригодится разве что, чтобы угрожать всем, что их тела я буду использовать в качестве удобрения для своего сада, который вскоре обустрою с этими приспособлениями.

Не долго раздумывая, прохожу к дверце автомобиля и сажусь за руль. В попытках завести транспорт жму один раз на педаль газа — машина выпускает пару выхлопных дымок и продолжает стоять на месте. Повторяю операцию еще раз — результат тот же. Понятное дело, что завестись нормально она не сможет, но в чем же дело?

Конечно, первое, о чем я думаю, когда замок зажигания заедает, нельзя печатать в приличном обществе. Несмотря на вставленный ключ, руль остается заблокированным. Иногда достаточно подергать руль и ключ одновременно вправо-влево, без фанатизма естественно, поэтому мои вспотевшие ладошки принимаются за кропотливую работу.

И некий звук, напоминающий трещащее стекло, застает меня врасплох. Это так пугает, что я подпрыгиваю на месте и подвигаюсь поближе к дверце позади себя, хватаясь за сердце.

Уродливый, вонючий, с кучей открытых ран ходячий бьется всем телом, в особенности руками, о машину. Из вскрытого живота тварюки торчат свисающие кишки, где-то в тонне гнили я умудряюсь разглядеть давно неработающие органы, как, например, печень. Под давлением туловища мертвеца дверца начинает прогибаться, на стекле появляется пара трещин.

Достаю нож и, не церемонясь, распахиваю дверцу авто, сбивая ходячего с ног. Наступаю ему ногой на грудную клетку или, скорее, ее остатки. Ходячий «облапывает» мои ботинки, медленно, но верно поднимая руки выше — к голени. Он пытается дотянуться до плоти гнилыми зубами, вкусить ее… Но не может.

В этих прогнивших насквозь глазах я даже вижу что-то старое; представляю и воспроизвожу то, что наполняло их еще при жизни; полные радости и энтузиазма, что вызывает у меня лишь жалость.

Все так же не позволяя встать, вонзаю кинжал в мозг упыря. С губ слетает целая гора ругани, которая прорезает наступившую тишину, словно нож.

— Черт… Мне что, придется петлять на своих двух в поисках припасов? — обращаюсь к себе. — Завести, наверное, все равно не выйдет, так что лучше не терять времени зря.

Напоследок изучаю полностью салон авто и открываю бардачок. Дела обстоят так же скудно, но, к своей великой потехе, краем глаза замечаю зажигалку.

Проверяю есть ли огонек и… о боги, она даже в рабочем состоянии!

Поспешно достаю сигарету, зажимаю между зубов ее основание и подношу к кончику зажигалку.

Блаженство… За весь месяц я первый раз ощущаю такой кайф и умиротворение. От одной мысли, что наконец-то я закурила, чувствую прилив энтузиазма и воодушевления.

Наслаждаясь сигаретным дымом, продолжать путь значительно легче; даже на философию пробивает.

Обычно во всех страшных историях лес вырисовывают темным и таким, что ни одна душа туда не сунется. А мне нравится, что через густые кроны клена и дуба едва ли можно разглядеть слабые проблески солнечных лучей. Кусты брусники и шиповника манят бабочек и мошек, еле заметных, если не приглядываться. Вскоре вся прелесть лесных чащ и лугов сменяется степью и колючей травой, выцветшими под солнечным диском.

— Похоже на то, что в душе я тот еще романтик, — грустно улыбаюсь с этой мысли.