Отец также не оставляет меня без внимания. Он сопровождает разгневанную дочь взглядом и радуется. Радуется, что сумел добиться такого результата. Но молчит.

— Что с тобой не так? — окидываю его фигуру неблагоприятным воззрением, что уже намекает на недоброжелательность намерений. Я прикидываю, что он собирается делать и говорить. И также знаю, что не смогу его отговорить, а на ум ничего не приходит. Разве что — сквернословие.

Осуждать его бессмысленно. Да и в чем? У него есть мотивы, есть цели, в которых, к моему сожалению, нет места дочери.

Гул. Стоящие на вышках надсмотрщики снимают ружья с предохранителей. Они что-то говорят, но я этого не слышу. Наперед знаю, что стряслось. Что еще может потревожить их, если не прибывшие александрийцы? Александрийцы, которые понадеялись на достоверность информации и готовились запрятаться в кустах, но их опередили. Из возможных укрытий выбегают еще люди отца и заманивают их в другую, более опасную ловушку.

Ворота открываются. Почти все, кого я знала, оказываются изумленными таким поворотом событий и взглядом ищут меня. Рик, Дэрил, Карл, Мэгги, Мишон, Иезекииль, Иисус… Господи, список можно продолжать. Их очень много. Человек пятьдесят, большую часть которых я видела разве что мельком, но просто не подвернулось возможности представиться.

Чувствую себя неловко, видя, как мои друзья с каждой секундой сильнее разочаровываются во мне и считают той, кто просто встала на сторону Спасителей. Как бы ни так. Отец вставляет и тут словцо.

— Вы все такие наивные! — раскидывает руки и хохочет. Звучит его смех весьма недурно, однако я уверена, что он фальшивый. Есть в нем какая-то грустная нотка. Его улыбка… нет тех морщинок, образованных ею. Он наигрывает и выражение лица, чтобы не расставаться со статусом главного антагониста. Но в душе он зол и печален. Я это знаю.

Битой указывает на Рика и делает реверанс, отмахивая широким жестом правую руку вниз.

— Рад снова повидаться, Рикки-тикки, — поворачивается ко мне и подзывает к себе. И я слепо ведусь, ибо не хочется раздувать из мухи слона на ровном месте. — А вот и виновница торжества! — завороженно глядит на меня и оценивает. Оценивает, насколько неловко я чувствую себя. Вмиг напрягается и хмурит брови. — Из-за тебя, Рик, моя дочь живет в своем выдуманном мире, где Спасители обрисованы как какие-то поганцы, а ты и твои дружки — как рыцари.

Взгляд Рика останавливается на мне и становится более осмысленным. Старший Граймс начинает понимать, что никакого предательства с моей стороны не было. Тем не менее он зол. Может, на меня и мою полную неприятностей задницу. А может, на Спасителей. Хотя вероятнее всего оба варианта в совокупности.

Не удерживаюсь и сосредотачиваю взгляд на тех, кто успел приглянуться мне еще при первой встрече. Карл, Дэрил… Все они пытаются следить за моим отцом, его движениями и не отвлекаться лишний раз. Но выходит плоховато. Особенно у Дэрила.

Он всем видом выражает протест и нежелание снова оказаться в клетке. И я его понимаю. Черт, да я готова на все, лишь бы изменить ход событий и предостеречь их. Лишь бы Дэрил не попал снова в этот ад, лишь бы Карл оставался подальше от опасности, а Рику не приходилось думать за всех и спасать задницы десятка приведенных на верную смерть людей.

— Знаете, я изначально не хотел, чтобы моя дочь связывалась с такими плохо воздействующими на нее ушлепками. Но кто я, блять, такой, чтобы запрещать взрослой девочке общаться с сомысленниками?

Оборачивается, чтобы оценить обстановку. Рядом с Дуайтом по центру стоит Юджин. Он как бы невзначай смотрит на меня и выражает сожаление. И с одной стороны, я понимаю его сомнения. Но с другой, почему-то не удается выбросить из головы то, как он дважды предал спасших его людей.

— Моя дочь не должна была связываться с вами! — останавливается рядом с Риком и ухмыляется. — И что же Рикки-тикки собирается делать теперь? Когда все спасательные лодки заняты. Когда он окружен моими людьми. — Вновь оборачивается ко мне, якобы дожидаясь реакции. Но той нет. — А что же ты скажешь, дочурка? Когда вашим планам кранты и твои друзья на волоске от смерти.

Молчу. Не хочу подпитывать ничье злокачественное эго, потому пытаюсь вывести отца из себя молчанием.

Прибывшие выжившие вооружены. Они могли бы произвести первый запал, но не успеют: Спасителей больше и, если убьют хоть одного, безвозмездным это не оставят.

Взгляд смягчается при виде Карла. При виде того, кто с первой встречи был на моей стороне. Пусть иногда мелькали невзгоды, как когда-то во время вылазки. Но Карл стал для меня спасительным звеном. Если бы не наша дружба, многие выжившие из общины считали бы меня бездушной эгоисткой. И благодаря хорошим отношениям с сыном Рика, отбитым наглухо от богатой жизни Дэрилом… не все потеряно.

И сейчас мы встречаемся взглядами. Такой обеспокоенный, испуганный и беглый взгляд Граймса-младшего, от которого становится не по себе. Мне доводилось видеть его в таком состоянии не так часто.

Наклоняю голову и тяжело вздыхаю — еще чуть-чуть и расклеюсь. Нужно держать себя в руках.

С губ слетает тихий болевой стон, когда один из Спасителей хватает меня за плечо. Так неожиданно, что я едва ли не заезжаю локтем тому ниже пояса.

— Какого… — смотрю на Дэрила, способного в данный момент положить соток Спасителей; на Карла, чьи руки дрожат от изнеможения. Изнеможения, которое вызвано безвольностью — они все вооружены, но, как бы не звучало парадоксально, не могут ничего сделать.

Один из Спасителей берет в захват Карла и обезоруживает его. Рик напрягает ноги и рысью готов побежать на Нигана, убить каждого. Но нет.

— Рикки-тикки, я не хочу больше скандалов. Так что предлагаю по-хорошему: ты приказываешь своим товарищам съебаться отсюда, а я не трогаю твоего сынка. Мне нужны только Дэрил и Карл. И нет, я не убью никого… У нас есть накопившееся и я хотел бы обсудить это. Все честно!

— Зачем тебе Карл?! — срывается на крик тот.

— Скажем так, мальчишка-то толковый. Упускать такой экземпляр — грех какой-то! Не парься, я никого из вас не трону, если выполнишь поручение — прикажи им свалить, — ухмыляется и вновь смотрит на меня. Насупившая брови я показываю ему непристойный жест и расплываюсь уж в чересчур натянутой улыбке. — Ой да брось! Ты должна от радости скакать: с нами побудет твой хороший друг!

Постыдно опускаю голову и понимаю, что ладони вспотели. С чего бы это?

— Что ты будешь с ними делать? Почему именно они?

— Узнаешь, — приблизившись, несильно стукает меня по носу и игриво ерошит волосы. Это подогревает не только интерес, но и кровь. — У вас все равно выбор невелик: поддаться или умереть. Я бы выбрал первое.

— Потому что ты трус, — едко комментирую и убираю ослабевшую руку Спасителя с себя. Тот лишь позволяет мне выбраться из цепких рук, однако скрупулезно наблюдает за любым взмахом моих конечностей.

— Возможно, но я хотя бы не крыса.

Потворствуя, отвлекаюсь на Граймса. Рик захватывает носом немного воздуха. Он медленно, но верно ломается при виде заломленной за спину руки Карла. Неудивительно. Помнится, как отец прибыл в общину, чтобы забрать меня, а вдобавок прихватил Карла. И каким же невзрачным и гнусным он выглядел.

— Пап, идите, — отзывается Карл.

— Нет, — лепечет Мэгги. На глазах выступают слезы. — Мы не можем сдаться. После всего!.. После того, что он сделал с нами, с Гленном, мы не можем опустить руки!

— Идите, — повторяет младший Граймс. — Пап…

— Нет… пожалуйста… давай я пойду вместо него, — молит Рик моего отца, стараясь не стучать испуганно зубами, но тот непреклонен. — Я сделаю все…

К превеликому поражению, отец в эту секунду видится иным: смягченным и умиленным. На улице слишком жарко, как для утра. Со лба на нос стекает испарина, которую он смахивает, а затем декламирует тихонько:

— Рикки-тикки, не ссы. Я не собираюсь никому сворачивать яйца, отрезать руки и выкалывать глаза, а тем более — убивать.