— Упаси меня от этого. Важное услышал, и ты обязан поговорить с Саймоном о приключившемся.
Его рука рывком обвивается вокруг моей талии, стремясь прижать к телу быстрее да поближе, но я ловко уворачиваюсь, пригнувшись.
— Не нужно всех этих телячьих нежностей.
Хлопок дверью. Я заматываюсь в комнату в бешеном темпе. Нахмурившись, все так же стою около открытого окна, через которое ежедневно наблюдала и наблюдаю за Спасителями. В груди расцветает чувство страха, которое будто обволакивает тело. Сжимая сердце до боли, одновременно давя на ребра, все так же причиняет невыносимую боль. Поджимаю губы, вытаскиваю пачку сигарет и, взяв одну, зажимаю ее зубами.
Глубокая затяжка. Горечь оседает в горле, а легкие наполняются никотиновым дымом. Прикрыв глаза, выдыхаю дым через нос.
Стрельба и взрывающиеся снаряды военной техники. Через помехи телевизора наблюдаю за происходящим в городе.
На полу кухни лежат два тела бывших людей, вдоль которых расползается алая жидкость, испачкавшая одежду. Лежащая на диване мама с трудом дышит; хрипит и устало потирает лицо.
Сидящая на полу я откидываю голову и содрогаюсь от слез, стекающих по щекам.
— Челл… Все будет в порядке… Папа скоро приедет.
— И что он сделает? — выпускаю скопление эмоций на волю и едва ли на крик не перехожу. — Мы еле убили этих тварей! Ты их еле удерживала!
Мама косится на свой швейный станок, и по активно бегающим зрачкам кажется, у нее есть план. Поднимаюсь и подхожу к дивану, словно надзираю за ней.
— Возьми шнуры… чтобы были потолще и плотнее.
Оборачиваюсь на объект ее заинтересованности и медленно качаю головой.
— Пожалуйста, только не говори…
— Челси, прошу, сделай, что требуется. Возьми несколько шнуров.
Выполняю указание и мгновенно застываю.
— Теперь привяжи мои руки к каркасу дивана.
— Мам…
— Челсия Лоуренс, я настоятельно рекомендую сделать это, — выдавливает мучительную улыбку, и, боже, никогда не видела ее настолько бледной и нездоровой. Кажется, еще несколько мгновений назад тон кожи был поярче и поживее, а сейчас — бледно-фиолетовый. Как у мертвеца.
— Мам, это неправильно.
— Челси, все нормализуется. Просто сделай это, умоляю.
***
Слезы сливаются с постукиванием капель дождя на улице. Пробую строить из себя бесчувственную, но становится тошно, а тоска усугубляется. Вибрации телефона уже начинают ладони щекотать. Входящий вызов. Сил что-либо сказать не нахожу, но надо преодолеть себя.
— Пап, — жалобно протягиваю, отвечая на звонок.
— Челси, слава богу! — выдыхает, услышав мой голос. — Я с трудом дозвонился, — звук чего-то тяжелого, сброшенного в багажник машины.
— Где ты?
— Дома, — рукавом кофты вытираю слезы.
— Оставайся там и ни за что не выходи на улицу. Запри все двери и окна, я скоро приеду.
Шмыгаю носом.
— Маму начало лихорадить.
Сбившееся дыхание отца, который вот-вот и разрыдается. Проходит холод, а вокруг будто бы все замирает. Не так давно я звонко смеялась с друзьями, круча в руках бенгальские огни и наслаждаясь шипением открывающегося шампанского, которое Молли сперла у сестры. А сейчас заливаю комнату слезами и истерическими криками.
— Все будет хорошо.
— Она, блять, бледная и не может даже пальцем пошевелить! Какие, черт возьми, хорошо?! Ничего не будет хорошо!
Что-то и подавно не напоминающее крик вырывается из его рта:
— Следи за языком, Челл! Иди в свою комнату и закройся там.
— А как же мама?
— Челси, не теряй времени! Я скоро вернусь и мы разберемся с этим. Мама будет в порядке.
Почти успеваю насладиться дымом в собственных легких, как вдруг раздается оглушительный звук и визг. Ощущение, что кто-то выбивает сигарету из моих губ, когда на деле она вываливается из разинутого рта. Опускаю взгляд вниз, на идущих в сторону фабрики Спасителей.
— Звук оттуда, — догадываюсь и хочу добавить что-то еще, но запинаюсь.
Это место я успела выучить от «а» до «я» — ну, почти; по крайней мере, этот шум я точно узнаю… это предчувствие и глас Спасителей говорят мне об одном — кто-то сейчас теряет рассудок. Очевидно, что отец, который наверняка пошел разбираться в выходке Саймона.
Последовав примеру Спасителей, рвусь внутрь здания. Пробиваюсь через толпу вперед. Окольцованные по центру отец и Саймон переглядываются так, будто в любую секунду порвут друг друга. Тем не менее папа отводит взгляд от оппонента.
«Не лезь», — медленно шевелит губами, но я все равно разбираю его предостережение.
— Когда все закончится, мы вернемся к своим делам, — Саймон складывает руки на груди. — Просто знайте, я этого не хотел. Но Святилище должно вынести все, а его дочь — никудышный лидер. Она слишком мягкотелая и неопытная, — приближается к отцу. — Я не виню этого человека в конфликте. Я лишь хочу поблагодарить нашу чудесную публику, — замах.
Подлетев к отцу, Саймон наносит остервенелый удар. Глухой звук. Отец валится на пол, чем Саймон и пользуется: наносит удар за ударом. Лицо папы красное от прилива крови. Под нижней губой образуется алая дорожка. Он болезненно сплевывает сгустки крови, которые оставляют за собой следы вокруг рта, и изнеможенно закатывает глаза.
Саймон не стесняется засыпать того еще чередой ударов. Его кулак рассекает воздух каждые несколько секунд, и отцу уже здорово досталось. Почему никто не заступится? Ниган же любимец толпы, прекрасный лидер и импонирует очень многим Спасителям. Пустить все на самотек и позволить какому-то херу с горы, вроде Саймона, надрать ему задницу до смерти не очень благое дело.
«Сделай же что-нибудь, Челси», — попытки успокоить себя увенчиваются сплошными противоречиями. Что может сделать чертов подросток, если даже зрелые люди не способны вмешаться в погром? Ежесекундно тело подрагивает, руки напряжены и находятся на уровне живота, готовые разнимать этих двоих. Смотрю на то, как мой отец держится в сознании только благодаря текущей в жилах безмятежной ярости.
В какой-то момент Саймон устает. Извернувшись, отец захватывает его со спины и опрокидывает на пол. Руки располагаются на шее, сжимаясь как душащий добычу питон. Он зол… Очень. Стискивает зубы так сильно, что кажется, они, как стекло, вмиг потрескаются и разобьются.
— Ты специально начал стрельбу… поставил задание под угрозу, пытался настроить всех против моей дочери… Ты облажался, причем не в первый раз. Эти люди знают, что у них есть лазейка, способ сбежать! Они всегда будут искать способ ударить в ответ, поэтому мне придется убить их всех так же, как и тебя!
Саймона почти не узнать: старательно пытаясь вдохнуть хоть один глоток воздуха, он раскрывает рот так широко; глаза вылуплены и грозятся в любой момент лопнуть.
Последний вздох.
Останавливается и смотрит на лежащего под ним мертвого Саймона. Его взгляд такой же раскаивающийся, как и у меня, хотя, в отличие от него, смотрю я на все это через пелену слез.
— Что за подлец, — спокойно изрекает и не спеша бредет ко мне. — Нам надо поговорить.
В меру чистая и опрятная комната отца, как ни странно, все равно требует солидной уборки. Неоценимый труд тех дизайнеров, что обливались потом во время резьбы мебели, цепляет, и даже не обращаешь внимание на то, как давно это происходило.
Отец вздыхает и подходит к подоконнику, о бортики которого опирается.
— Я поговорил с этим остолопом. Ты и сама видела, — скрежещет зубами, будто желает сдержать цыканье. — Я не очень удивлен: все это время, что Саймон подлизывался, я замечал его пробивающиеся эго и жажду власти. То, как он выполнял любой мой приказ — быстро и беспрекословно, — стало поводом моего уважения к нему. Но в последнее время Саймон стал слишком неуравновешенным, и за свою беспринципность поплатился.
Взгляд отца прожигает до костей, но в то же время бархат его голоса завораживает и заставляет вслушиваться.
— Я даже не знаю, что сейчас должно волновать меня больше. Зачем ему нужно было подставлять Спасителей? Вот именно, не за чем. То, что произошло сегодня, была банальная неосторожность. Прежде, чем отправлять свою правую руку на базу Мусорщиков, мог хотя бы уточнить, с кем имею дело.