Крик. Пелена на глазах. Мир по резкому кругу. Вспышка под веками.

Тепло по лицу. Тепло между ног. Тепло в груди. Руки на спине. Вздох у уха…

Он проснулся в кровати. Резко, внезапно, как будто пробудился от кошмара. Глухая ночь. Темнота окружила плотным кольцом, но форточка открыта, и ветер колышет распахнутые шторы. Полная Луна глядит на него из окна. Ее свет, яркий и белый, льется в комнату каскадом.

— Аллег, — знакомый голос, высокий, сильный, родной, — что-то не так?

Аллег вскинул глаза на знакомую фигуру. Томми сидел на подоконнике, поджав под себя одну ногу, и смотрел на звездное небо, раскинувшееся над его головой. Кожа едва не светится под потоком лунного света. Неукротимая грива взлетает вверх от каждого порыва ветра, и тени от нее играют на ровном лбу. Серые глаза горят зеленью. Аллег тяжело сглотнул.

— Почему ты не спишь? — вопросом на вопрос ответил он.

— Не хочется, — ответил его мальчишка. — Такая ночь…

Он глубоко вздохнул, смежив веки. Аллег замер, не смея оторвать взгляда от этого зрелища — от этого профиля, от этого стройного силуэта, от этого живого воплощения ночи под ледяным пронзительным взором Луны.

Томми это заметил — а, может быть, просто знал. Он повернул к нему голову. Тень накрыла светлое лицо. Полумрак пробрался в глаза. Томми спрыгнул на пол. Аллег задохнулся. Он не сразу заметил, что его мальчишка обнажен — лишь по пояс, но то, что было ниже…

— Не знал, что ты любишь кожу, — хмыкнул Аллег.

— Я люблю рок, — с легкой улыбкой сказал Томми, делая к нему медленный шаг. — И хеви-металл. Тебе нравится?

— Да, — прошептал Аллег, тщась уловить каждое легкое покачивание молодого стройного бедра, обтянутого черной искусственной кожей. — Ты такой…

— Ты такой, — перебил Томми. — Ты, мой Аллег. Ты.

Его глаза теперь горели во мраке, как два зеленых костра. Луна светила ему в спину, обмывала его, ласкала в своих белоснежных лучах, как мать любимого первенца. Он шел медленно, не спеша — все время мира принадлежало ему. Им. Им обоим. Черт — владыка всего смертного. Он отберет немного крупиц вечности для них. Стройные ноги, длинные руки, тонкие пальцы… У Аллега заболели следы на спине — и заныло в низу живота. У Томми живот плоский и твердый, как пласт мрамора. Вот бы Аллегу такой… У Томми темные волосы, слегка жестковатые, но гладкие и густые. У Аллега так, три волосинки. Томми — молодой, сильный, дьявольски-прекрасный, а Аллег…

— Ты такой… красивый, — выдохнул Томми.

И Аллега словно шарахнуло молнией. Он никогда не слышал, чтобы кто-то говорил вот так. Каждое слово его мальчика было пропитано непереносимым трепетом, каждое просто дрожало от переполнявшей его силы, от заложенной в него чувственности. Оно буквально ощущалось кожей, отзывалось в глубине нутра. Томми насыщал Аллега своим желанием, дарил свое наслаждение — показывал, насколько он заворожен им. Каждое слово — как поцелуй в самое сердце. Томительная судорога свела все члены — и не пошевелиться, и не вздохнуть без дрожи…

— Такой… сильный, — продолжил Томми, залезая к нему на кровать. Нависая над ним. — Такой… желанный.

Каждый звук, каждый обертон голоса — нота болезненного экстаза. Аллегу не хватало воздуха. Его мальчик… Рывком накрыл его собой — тело к телу, кожа к коже, глаза в глаза. Дыхание обожгло губы. Рот исказился. А взгляд…

«Из Ада с Любовью!»

— Я хочу тобой обладать, — яростно выпалил Томми.

И впился в него поцелуем. Язык прошелся по языку. Жар прошил до корней волос. Аллег подался ему навстречу и зарылся пальцами в густую жестковатую поросль. Томми смял его губы, жадно и трепетно. Оторвался — и тут же накинулся на шею, иступлено и яростно, как дикий зверь. Аллег рвано выдохнул и повернул голову набок, разрешая и поощряя. Да, мой мальчик, да. Делай, что хочешь…

Сначала он подумал, что черный силуэт ему только померещился. Томми потянул его за руки, помогая сесть, и обхватил за спину, покрывая поцелуями грудь… А Аллег, хмурясь, все пытался понять — бред это в бреду или реальная галлюцинация? Томми заметил это, когда снова перешел на его шею.

Шмыгнул носом. Выдал удивленное «что там?» и посмотрел в ту же сторону. Замер. Чуть свел брови. Силуэт не двигался. Серые глаза блестели во мраке.

— Чего тебе? — спросил Томми, стиснув Аллега за поясницу. Куснув за бороду. — Говори только быстрее — мы заняты.

Силуэт чуть дрогнул — и зашипел. Белые зубы ярко сверкнули во мраке — и тут же исчезли. Потянуло холодом, гнильем, мертвечиной… чем-то нечистым. Томми скривился.

— Это не ответ, — с легкой заносчивостью заметил он. — И вообще, шипеть неприлично, ты в курсе?

Снова шипение. Холод стал сильнее — Тварь приближалась. Аллег невольно напрягся и стиснул Томми покрепче. Тот мурлыкнул в ответ и чмокнул его в нос с нежным «родной мой». Шипение. Тварь близко… Так близко… Так…

— Ну давай! — рявкнул Аллег, потеряв терпение. — Иди сюда! Иди ко мне! Иди!

Шипение. Прыжок. Смазанный силуэт. Напряженное тело в руках. Вспышка. Тьма. Хлопок ткани.

Аллег раскрыл глаза. Поднял брови.

— Хм, надо же, — пробормотал Томми, отряхивая темную полупрозрачную ткань. — Тень. Просто тень…

Они переглянулись. Фыркнули. Хохотнули — всего-то?.. Аллег с улыбкой покачал головой. Томми выбросил отрез подальше. Обхватил его щеки.

— Он убийца, — заметил Аллег после поцелуя. — Столько жизней…

— За это он умрет, — кивнул Томми и надавил ему на плечи, укладывая на спину. — За каждого несчастного мужчину, что он убил, он заплатит. Он хитер, это так… но при этом абсолютно ничтожен. Не нужно возвеличивать того, кто нападает исподтишка. Не нужно. Он жалкий паразит. Он злобный морок, губящий подлостью. Он — пустота. Он не заслуживает, чтобы его помнили.

Гладкие руки прошлись по груди, зарылись в волосы, огладили место прямо над сердцем… Трепет прошил до кончиков нервных окончаний. Аллег чуть выгнулся. Томми взял его руку. Приложил к своей груди. К плоской, теплой, тяжело вздымающейся груди.

— А кто тогда ты? — улыбнулся Аллег, заглядывая в горящие зеленью глаза. Уже зная ответ. — Кто ты, родной мой?

Пальцы сильнее впились в кожу, в плоть… сильнее, сильнее, ещё сильнее и…

Прорыв. Боль. Судорожный вдох. Наслаждение…

— А сам…

Жар. Горячо. Мокро. Глубоко… Кровь по руке. Агония…

— …как…

Сердце пульсирует — в голове, в глазах. В руке. Стон. Отчаянный и жадный.

— …думаешь? — спросил Черт, проталкивая ладонь глубже.

— Томми! — взвыл Аллег.

Томми. Кровь по руке. Сердце в груди. Сердце в висках. Сердце в глазах. Весь мир размыт. Тьма смешивается с красным. Кровать окружает мягкостью, нежностью, теплом… Безопасностью.

Томми! Расплавленный булькающий свинец, раскаленная до едкой желтизны зелень — глаза Чудовища. Белая кожа, черная кожа — гладкая, горячая, горящая… Сильное тело. Крепкие мышцы. Изящная гибкость… Монстр Преисподней. Посланник из Ада. Его Черт. Настоящий, чистопородный.

— Томми… — жаркий выдох — облачко дыма.

— Не желаете ли заключить, — улыбка-оскал, белоснежные зубы, пар изо рта, — сделку с Чертом, мой сэр-р-р-р?

Ни сомнений, ни страха — только знание и твердое…

ДА! Да, да, да! Желаю, желаю, желаю! ЖЕЛАЮ!

Спина выгибается. Рука сжимается сильнее. Вопль рвется из глотки. Сердце горит в руке — рука горит в груди. Он разворошен, распят, разорван. Кожа ложится на кожу… плоть проникает в плоть. Кость с влажным хрустом срастается с костью. Слияние как оно есть. Глаза Черта так близко, его дыхание — жаркий бриз Бездны. Губы к губам, воздух — губительная смесь. Раскаленный до красна мир — бредовая иллюзия. Через тернии, через гной, через сумасшествие… К спасению. Рука в груди. Сердце в руке.

Черт скалит зубы. Вопль — в бесконечность огня. Зелень и свинец, нежность и твердость, тепло и сталь, надежда и… Вечность.

— Ты — мой, — хрипло выдыхает Томми нечеловеческим голосом. — А я — твой. Так будет сегодня — и до конца истории. Поставьте подпись.